чтобы не вывернулась, и повёл к машине. Упирается, но идёт, сопит, фырчит, но идёт же! Отлично... А там видно будет... Там что-нибудь придумать можно... - Что,

больше и оправдываться не будешь? - после молчания заявила Катерина, на высоких тонах, с претензией. - Нет, - глядя перед собой - опускались сумерки,

машин становилось больше, видимость хуже, и не смотреть же в эти чернющие глаза. - Нет? - Нет, слушай, - он развернулся к Катерине. - Я же не спрашиваю тебя, что у тебя за дела такие были, что тебя так задержало, что потом Владюша, этот переросток, прыгал вокруг! Ты мне ничего не обещала, ничего не должна, у тебя есть жизнь помимо меня, и я молчу. Молчу! - хотел ещё добавить, что знает он до хрена и больше, благодаря поганому рту её любовника, но это уж точно Катерине знать не надо. Вот почему у него не получается по-человечески? Как у всех? Начать встречаться с девушкой, чтобы только с ней, а она только с ним. Все эти совместные прогулки, поздние завтраки, встречать после работы, дарить цветы,

хранить верность, в конце концов? Почему у них вечно случается какая-нибудь дрянь, сваливается на голову... Несколько дней с Катериной, несколько, не вся же жизнь, но и тут успели вляпаться. И он, и она. Хотя... что она-то? Владлен этот,

какой-никакой, а постоянный любовник Катерины. А Лолита эта полуфригидная,

кто ему? Зачем? Что он там забыл? Что-то новое увидел?.. Марк уже был готов биться головой о руль или лобовое стекло, что наверняка болезненней, но так даже лучше. - Ты хотела в магазин заехать? - притормозил у поворота к огромному супермаркету, самому большому в их городе, ясно, кому принадлежащему. - Да, -

поджала губы. - Катерин, только пообещай, что не рванёшь на автобус. - Нет уж,

довезёшь, как миленький, и я тебе даже за бензин денег не дам! - и хлопнула дверью, попыталась, доводчики сработали мягко. - Ты нахалка, - догнал её Марк. -

Как это - не оплатишь бензин? А амортизацию? - В нашем мире только так - или ты имеешь, или тебя. - И ты, значит, решила меня поиметь? - уставился на Катерину.

Хороша же, хороша! А и пусть имеет, как ей нравится, так пусть и имеет! -

Конечно, не всё же тебе иметь, - и двинулась к дверям, которые любезно разъехались и сошлись за спиной Катерины, как вход в пещеру Алладина. Марк семенил следом с тележкой и поминутно предлагал купить то или это,  Катерина всё отвергала, брала то, что считала нужным, иногда поглядывая недоумённо на ценники, и вздыхала, потом Марк кидал это в тележку с присказкой: «Так, это я покупаю, что хочу, то и беру». Как дети малые, но было забавно, уютно так. И

пусть Катерина фыркала и обзывалась, поджимала губы и смотрела уничтожающе,

иногда она смотрела с какой-то грустью, такой, что Марку становилось не по себе.

Хотелось прижать к себе Катюшку, прошептать что-нибудь приободряющее на ухо,

пообещать, что всё будет хорошо. И главное - самому поверить в это. - О, Марк

Брониславович, - Марик почти подпрыгнул на месте. Лена. Та самая Лена. Сколько ей сейчас? К сорока... А выглядит шикарно, как и тогда. Старше, конечно. Никакой умелый макияж не помогает скрыть истинный возраст, но шикарно. - Здравствуйте,

- Марк улыбнулся, широко, радостно. - Так и работаете на моего батюшку? -

Хорошая работа, зачем же отказываться? - на бейджике красовалось «управляющий». - Верно. - Жена? - она улыбнулась Катерине, приветливо, подружески. - Бронислав Евгеньевич рассказывал про свадьбу, и что уехали. Вы вернулись или в отпуск? - В отпуск, - как-то не захотелось уточнять, что Катерина не жена ему вовсе. - Тогда удачи, и вот, возьмите, на кассе оставите, - она протянула золотую карточку работника на скидку, Марк взял, смеясь. Отлично, отоваривается в магазине своего же отца, и бывшая любовница даёт ему скидку. Мир тесен! И

сошёл с ума.  - Женат? - Катерина смотрела во все свои чёрные глазищи. - Ты ещё и женат? С ума сойти! Ты - женат, женат, божечки... женат, - она то ли плакала от смеха, то ли смеялась до слёз. - Не женат я, - когда, наконец, Катеринка успокоилась, - уже не женат, развелись мы, несколько месяцев как. - И ты, конечно, страдаешь. - Не страдаю я, с чего мне страдать? - резко повернул руль, курсовая устойчивость сработала на твёрдую пятёрку. - Действительно, чего это я, чтобы

Исаев Марик - да страдал... - ехидно так, со злостью, как иголкой под ноготь. Так и издевалась всю дорогу, просто отшлифовала своим острым язычком личную жизнь

Марка, разделала на филе, мякоть оставила, а самого Марка, как ненужные кости,

завернула в бумажку и выкинула по пути. Марк молча слушал навигатор.

«Поверните налево», - повернул уже, достаточно. «Прямо три километра», - прямо ли? А умеет он прямо, или всегда ищет обходные пути? «Маршрут закончен», - а хочется, чтобы только начался, с чистого листа, с новой точки на маршрутной карте. Обычная улица, не широкая, кирпичные дома с двух сторон, так называемые коттеджи на два, а то и три хозяина. Когда-то здесь был колхоз с каким-нибудь громким и обязательно патриотическим названием, асфальтированные дороги, и жителям выдавали «квартиры» в таких коттеджах. Теперь всё пришло в упадок, на дорогах давно нет асфальта, и даже того, что называют асфальтом - тоже нет.

Какие-то коттеджи стоят бесхозные, а где-то живут люди, судя по покосившимся заборам и пристройкам - не особо благополучно живут. Катерина вышла и махнула рукой, приглашая. Марк взял пару пакетов с продуктами и тем, что ещё она купила,

и они двинулась к одному из домов, открывая низенькую калитку, повернул старенькую защёлку в виде деревянной вертушки. Марк уже и забыл, что такие бывают. Ключ нашёлся тут же, прямо у двери, навесной замок легко открылся,

рыжий здоровенный кот, сидевший на деревянном крыльце, заскочил в дом меж

Катюшкиных ног, и скрылся где-то в глубине. Внутри было уютно, как-то поособенному уютно. Мебель старенькая, видавшая виды, купленная ещё во времена

Советского Союза, скорей всего, даже не Лопоушкой, а её родителями, или кто раньше жил в этом доме? Обои бумажные, где-то пожелтевшие от времени,

подклеенные в уголках, пол деревянный, в большой комнате палас, а вот в двух маленьких - какие-то дорожки, а то и «бабушкины половики», как в кино. Шторки,

диванные подушки, белёная печка, большой телевизор, устаревшей, но вполне современной модели, в углу швейная машинка Зингер. Как в музее. Катерина стояла в углу и следила глазами за Марком, немного сжавшись, прищурившись и вздыхая. - Ты здесь выросла? Жила? - он оглядел пространство ещё раз. - Да, кроме тех лет, что с вами жила. - Мне нравится. - Марк даже не врал. Ему нравилось. И

этот пол, и эти подушки, и рыжий кот. Всё нравилось. Так легко было представить тут Катерину малышкой, с кудряшками тёмных волос на бесконечно крутящейся голове, тонюсенькую, похожую на одуванчик, только глазастый, и пушинки тёмные. - Понятно, - она начала разбирать пакет. - Ты можешь ехать, спасибо, что привёз меня, - а в глазах грусть. - Можно, я останусь? - Не надо. - Может, и не надо,

но позволь мне остаться, не хочу уезжать, не хочу тебе отпускать, не хочу, чтобы ты меня отпускала... Катерина, - он подошёл ближе, - Катюшка, позволь мне остаться,

Катенька... - он был готов всерьёз умолять. - Перестань, - отмахнулась, - прав ты, у тебя своя жизнь, у меня своя, езжай, я здесь поживу пару дней, подумаю, да и прибраться надо, кота вон накормить, а то столуется у соседей, как бомж... -

Катюша, - пробирал озноб от её какого-то обречённого голоса, - я останусь? - не то спрашивал, не то ставил перед фактом. - Я останусь, здесь, с тобой, в этом доме? -

На колени ещё встань, - разражённо. - Пожалуйста, - он опустился на колени и сам обалдел. Он ли это? Что он творит-то? Зачем? Ради чего или кого? Почему? Зачем это представление? - Хочешь, ноги тебе целовать буду, - ляпнул, не подумав, а потом решил, что и поцелует. Катюшкины ноги необходимо целовать, как их не целовать-то? Вон, какие пальчики малюсенькие видны из-под капрона, какая пятка - кругленькая, наверняка же вкусная, как вся Катерина. - Марик, перестань, -