Глеб в полутьме хаты сочувственно глядел на натруженные руки, морщинистое лицо и слезящиеся глаза бабули и, обреченно слушая ее старческий, дребезжащий голос, уныло вздыхал.

– … А прошлым летом, касатик, я закрутила двадцать баллонов огурцов и помидоров. И что ты думаешь – усе повзрывались!, – заплакала старуха, утирая глаза концами косынки в горошек.

У кадрового пожарного глаза полезли на лоб, когда он живо представил себе масштаб житейской катастрофы, обрушившейся на плечи пожилой женщины, и поставил вопрос ребром:

– Матвеевна! Зачем тебе столько закруток? Живешь одна. Дети, аки птицы, упорхнули куда глаза глядят и давно позабыли о тебе…

Старушка зло посмотрела на гостя и покрутила пальцем у виска:

– А вдруг пожалуют детки, да еще и с внучатами. Чем я буду кормить такую ораву? Соображать надо!

Между тем, время неумолимо шло к вечеру, а червей на утреннюю рыбалку надо было накопать, как говорят: «в кровь из носа». Сославшись на это важное, срочное дело и оставив повествующую старушку в избушке, молодой человек взял лопату и, поплевав на руки, стал копать жирных червей в огороде. Чего – чего, а в земле этого добра хватало.

Глеб любил эти поездки в брошенную людьми и властями глубинку для того, чтобы ранним бодрым утром, босыми ногами по траве с удочкой на плече, спешить к тихому лесному озеру и настороженно глядеть на поплавок. После суточного дежурства, такой отдых умиротворял его мятежную душу и ненадолго возвращал краски детства.

Отец, дед и прадед Глеба были пожарными, и эта опасная профессия досталась ему по наследству. Прадед в лихую годину второй мировой ушел на фронт, да так и не вернулся.

Отец и дед ушли из жизни почти одновременно, два года назад: дедушка – от старости, отец – от раковой болезни.

Прошлым летом смазливая бывшая, забрав ребенка, упорхнула к сожителю, оставив Глебу бремя алиментов. Свое решение она аргументировала тем, что жалкая зарплата, плюс редкие шабашки бывшего мужа ее категорически не устраивают. Тоска и обида не покидала Глеба весь этот год.

Служба в пожарной части уже стала его тяготить, но найти нормально оплачиваемую работу в богом забытом районном городишке оказалось не так-то просто. Молодежь уезжала из этого проклятого места в надежде пристроиться где-нибудь в крупном городе, оставляя на многочисленных покосившихся деревянных бараках и избушках корявые таблички «Продается дешево».

Накопав достаточное количество червей, Глеб присел на лавку перед избушкой и стал безмятежно любоваться вечерним живописным видом могучего леса, обступившего почти обезлюдевшую деревню. Где – то замычала корова, со свистом пролетела стая диких уток, нестройный хор лягушек на болоте оглушительно исполнил вступление из оперы «Иван Сусанин», жужжащие тучи комаров вылетели на свою кровавую охоту.

Все это завораживающее вечернее действо внезапно прервала постылая мелодия телефонного звонка. Достав из футляра древний сотовый телефон, Глеб ответил:

– Сержант Горелов слушает!

Судя по взволнованному голосу диспетчера единой дежурно – диспетчерской службы района, сержант понял, что его рыбалка накрылась медным тазом.

Оставив уже почивавшей старушке на столе сторублевку, Глеб завел свой старенький «Жигуленок» и, аккуратно объезжая ямы и колдобины, поехал в направлении городка со смешным названием Драчифучинск.

Этим летом зной в здешних местах стоял небывалый. Вот уже недели две столбик термометра упорно не желал опуститься ниже тридцатиградусной отметки. Трава высохла, деревья преждевременно обзавелись желтыми листьями. А тут, как на грех, все начальство и добрая часть личного состава пожарного гарнизона укатила в отпуск. Каждую ночь телефонные террористы из многочисленного областного центра управления кризисными ситуациями будили и пугали добропорядочных граждан тревожными смс – сообщениями о грозящих катастрофах. Это была хитрая тактика, снимающая ответственность с МЧС за бездействие при возникновении природных катаклизмов. Мол, мы предупредили, оповестили и пошли все недовольные куда подальше. Люди уже попривыкли к таким сообщениям и не обращали на них ни малейшего внимания.

Последнее время Горелову приходилось нести службу за себя и за того парня, как говорится: через день – на ремень.

Капитан Федулов встретил Глеба неласково. Его отпуск, похоже, тоже был накрыт энным тазом. Построив свое куцее «войско», начальник сурово довел до личного состава тревожную пожарную обстановку, которая складывалась в соседних районах, и в целом – в регионе. Отметив, что по области зафиксировано сто двадцать точек возгорания, и что это – только начало, Федулов потребовал у подчиненных перейти на круглосуточный режим несения службы и срочно подготовить древние машины на зиловских шасси, стволы, и гниловастенькие рукава к боевому использованию.

Тихая летняя ночь пока не предвещала беды, но далекое зарево и запах дыма поселили в сердцах пожарных смутную тревогу. Их боевой опыт подсказывал, что район, в случае ландшафтного пожара, никакой помощи из области не дождется, а из столицы – тем более.

По зомбоящику дикторы взасхлеб тараторили, что летающие пожарные танкеры Бе – 200 героически тушат пожары в братской Испании и Италии и появятся не скоро. Ведь надо кому-то отсечь от пожаров роскошные виллы наших богатых граждан, которым угрожает огненный шторм?

Внимательно осмотрев свой верный зилок, Глеб нашел его вполне боеспособным и почти заправленным. Его покоцанный пожарный расчет, одетый в штормовки, деловито проверял пожарное имущество и лихорадочно тасовал имеющиеся пожарные рукава, чтобы уложить в машину наиболее годные к боевому применению. Никого подгонять не пришлось, ведь пожарный всегда инстинктивно чувствует приближение огненной стихии и степень риска для своей и чужой жизни. Вся эта подготовительная суета кипела зло и весело.

Командир, наблюдая за работой своих огнеборцев и делая им жесткие замечания, подошел к возящемуся с переходниками Глебу и стал сурово его распекать:

– Сержант! Если я увижу или узнаю, что ты тупо геройствуешь и лезешь в самое пекло – не обижайся. Помнишь прошлый пожар в детдоме? Куда тебя черти понесли? Все полыхает, а ты ныряешь прямо в огонь. Видно, в рубашке родился или бог тебя бережет, вынырнул – даже не обгорел. А детей уже там не было. Ошиблась дура – заведующая, не проверила эвакуированных воспитанников и ввела нас в заблуждение своей истерикой…

Капитан вплотную приблизил свое хищное лицо к сержанту и прошипел:

– Помни всегда, я всевидящий и всезнающий и не привык с подчиненными в бирюльки играть. Еще один такой прокол – получишь пинка, хоть я тебя и уважаю. Мне трупы не нужны, а моему многочисленному начальству – и подавно. Не замай!

Глеб продолжал молча возиться с прокладками, в душе кляня эту неблагодарную службу и начальство. Ведь хотел спасти детей, а чуть не получил взашей!

Смахнув соленый пот со лба, Горелов вдруг вспомнил давние мудрые слова деда (царство ему небесное!):

– Внучок! Помни, огонь живой, как и люди. Если он рождается, ему тоже надо что-то кушать. И чем больше еды, тем он больше, наглее и опаснее. И только мы – огнеборцы способны укротить его свирепую злую поступь, спасти людей, их добро и дома. Но огонь, ежели держать его под контролем и давать ему пищу порционно, становится ласковым, домашним, как кот или собачка. С одной стороны, огонь – подарок людям от легендарного Прометея, а с другой – опасный зверь, не терпящий халатного отношения людей к собственной безопасности. Глебушка, попробуй – ка погасить огонь моей старой немецкой зажигалки. Это я к чему? Хочу проверить, есть ли в тебе моя способность укрощать огонь.

Дед тогда удовлетворенно хмыкнул, увидев, как маленький Глеб взглядом легко погасил пламя старинной зажигалки.

– Молодец! Весь в меня! Быть тебе пожарным! ,– весело подмигнув, заметил довольный дедуля.

Команду на выезд Глеб получил ближе к утру, в самое сонное время. Его неполный расчет из четырех человек рванул на пожарной автоцистерне в направлении деревни Смокино. Там, по словам администраторши, позвонившей в пожарную часть, огонь уже начал угрожать северной окраине деревни.