— А за это они лижут тебе задницу, — сказал я, глядя мимо него в стыдливо опущенные глазки подхалимов. — Ну-ну, ладно. О чем поговорим?

Дылда уперся руками в бока.

— Мы не трогаем твою Долли. Я своим никому не разрешаю, не то что сам. Даже этого чертова рыжего недоноска перестали бить, хотя он постоянно напрашивается. Почему ты продолжаешь ко мне лезть?

— Потому что ты мне не нравишься, — ответил я логично. — Я всё детство рос с такими же, как ты. Там, внизу, все обижают и унижают слабых, чтоб казаться сильными за их счет.

Дылда насупился.

— Я сильный и без таких дурацких подтверждений. И я не виноват, что никто вокруг меня не может дать мне отпор.

— А они должны? — резонно спросил я. — В школу идут, чтоб учиться, а не чтоб спасаться от всяких уродов, разве нет?

Дылда сохранял самое мрачное выражение лица.

— Мой отец всегда повторяет, что скоро вернутся тяжелые времена, — сказал он. — Что наше поколение особенное. Будет какой-то переломный момент. Потому я думаю, все должны быть готовы заранее! А раз они слабые, то я имею право ими командовать!

Я не смог не засмеяться.

— То есть ты говоришь, что благие цели преследуешь? Идиотизм. Вместо того чтоб решать за остальных, к чему им готовиться и как учиться жить, реши за себя. Про твоего папашу я говорить не буду, обещал. Но, думаю, сынок чиновника никем не имеет права командовать и, если пойдет по его стопам, и в сложные времена защищать будет только свой кошелек!

— Возьми свои слова назад! — возмутился Дылда, делая ко мне шаг. — Ты ничерта обо мне не знаешь, патлатый.

— Я знаю, что ты хулиган, который любит обижать слабых, — сказал я, не сдавая назад, стоя к нему теперь почти вплотную. — Если ты сильный, то защищай, а не обижай. Командовать можно по-разному. Во время Войны всех, кто будет уволен в запас, призовут на службу, чтоб защищать тех, кто сам себе помочь не может. А самыми крутыми среди сражающихся будут настоящие солдаты и, ну может быть, копы. Те, кто учился, те, кто знает, как правильно. Вот они действительно имеют право командовать. Для них это работа — защищать остальных. Например сейчас я знаю, что я лучше других, потому я всем это докажу, выучусь на офицера и стану Адмиралом Флота!

Дылда засмеялся. Подхалимы захихикали вслед за ним.

— Странный ты парень, — сказал он, отходя назад. — Не думай, что я сейчас взял и резко тебя в чем-нибудь послушался!

— Очень ты мне сейчас нужен! — парировал я. — Адмирала любой будет слушаться, вот увидишь!

— Ты ещё дорасти давай до этого! — оборачиваясь, через плечо сказал Дылда. — Спорим, нихрена у тебя не выйдет!

***

Осень набирала обороты. Деревья за окном бабулиной квартиры меняли яркие краски на голые ветки, по утрам на них намерзала пушистая корочка инея. Небо дрожало пронзительной синевой, изредка затягиваясь пеленой серых туч. Но в Нью-Кэпе дожди не оставались надолго.

К концу октября все улицы заполонили светящиеся призраки, свечи, искусственная паутина и огромные рыжие тыквы. Лола сшила себе ведьминский колпак и купила почти настоящий крючковатый нос на безопасном клею. Меня она уговорила быть ее оживленным зомби, запасясь бутафорской кровью, хотя сам я хотел быть Капитаном Крюком. Правда однорукий зомби из меня вышел довольно неплохо. Мы обошли всех соседей и собрали такую кучу сладостей, что доедали потом целую неделю.

В начале ноября я отметил десять лет: Лола испекла мне огромный торт, а бабуля связала толстенный шарф. Без него я почти не выходил на улицу, прячась от всё чаще кусающего за нос морозца.

Уже третий месяц мы работали в кафе «У Русалки», с хозяином которого я так удачно познакомился в начале учебного года. Из-за нашего возраста устроить нас официально Босс не мог, потому мы приходили когда хотели, и свободного времени у нас оставалось навалом. Вдвоем мы как раз делали всю работу, которая предназначалась для одного сотрудника: перед закрытием подметали и мыли пол, убирали со столов, протирали их и аккуратно расставляли стулья, получая за такие пустяки приличную зарплату.

В кафе, кроме нас, работали две юные официантки, бармен и пожилой темнокожий повар.

— Не хочу я роботами людей заменять, — сказал Босс на мой вопрос о нужности человеческого персонала. — Девочки наши улыбаются клиентам, те им на чай оставляют, а потом снова приходят, почти все — из-за атмосферы. У нас всё душевное, человеческое, настоящее.

Самому мне атмосфера кафе тоже нравилась. Хотя весь Нью-Кэп жил под девизом “воссоздадим естественность”, колорит “У Русалки” выделялся даже на этом фоне. Черные деревянные стены будто действительно закоптили тысячей тысяч факелов и свечей, висячие лампы на кованых цепях сошли прямиком с картинок из старых книжек, пропахший кофе зал с массивными столами хранил отпечаток рыцарских времен, а открытая веранда с видом на маленький пруд, где плескались даже в самый лютый холод цветные рыбки, была создана для чаепитий настоящих лордов и леди.

В перерывах между работой мы с Лолой садились в какой-нибудь уголок и глазели по сторонам. Я читал вслух по памяти книжки о рыцарях и героях, Лола слушала затаив дыхание. Если посетителей не было, то к нам присоединялись и официантки с барменом. Они садились неподалеку за стол, слушали и думали каждый о чем-то своем. Иногда даже повар выходил из кухни, чтобы постоять вместе со всеми. Он вытирал руки полотенцем, прислонившись к дверному косяку, закрывал глаза и молчал.

Со всеми в кафе “У Русалки” мы легко нашли общий язык. Повар учил Лолу правильно жарить мясо. Бармен хвалил меня за идею отращивать волосы. Сам он носил хвост до лопаток и полдюжины сережек в ушах. А еще он часто угощал нас какао за свой счет, рассказывал смешные истории из детства и ни разу не спросил меня насчет правой руки, потому я довольно быстро решил, что его можно считать хорошим парнем.

Официантки мне нравились меньше. Брюнетка и блондинка, обе болтливые, громкие, шустрые, они напоминали мне крошечных дамских собачек, когда бегали по залу, разнося заказы или с лающим смехом перемывали посетителям косточки после смены. К нам с Лолой они относились неплохо, но я держался с ними настороже.

Самих посетителей мы почти не видели, каждый раз приходя уже под конец работы кафе. Чаще всего до закрытия оставался только один парень — высокий, тощий, с руками в браслетах и кольцах, читающий что-то с комма и пьющий из большой кружки черный кофе в самом дальнем углу зала. Официантки с наигранной вежливостью выпроваживали его, каждый раз всё меньше пытаясь быть приветливыми, а потом, закрыв за ним дверь, ругались, что опять не смогли свалить по домам пораньше.

Босс в кафе появлялся редко, всегда брал себе литр темного пива и садился на веранде, лично сверяя электронную кассу, изредка общаясь с кем-то из работников, читая отзывы о кафе в Сети или общаясь с партнерами по бизнесу.

Лола его немного боялась, а я никак не мог взять в толк почему. Огромные, покрытые татуировками руки Босса, его тяжелая черная куртка и квадратная челюсть, спокойный взгляд желтых глаз и рассудительный настрой вызывали у меня полный восторг. Одно время я даже на полном серьезе​ таращился вечерами в зеркало ванной, думая, не побрить ли голову налысо, подражая ему.

А дни шли, последние листья дрожали на черных ветках деревьев, небо над ними теперь сияло бледным льдисто-голубым. К концу ноября в меню “У Русалки” включили глинтвейн и горячий бульон, а окна украсили почти настоящими еловыми ветками. Веранду закрыли, рыбок из пруда пересадили в огромный аквариум у стойки, сделанный, по словам бармена, на заказ из дорогого венерианского стекла. Сияющее радугой на свету, оно было прочным и очень твердым и при изломе образовывало ужасно острую режущую кромку. Следить за целостностью аквариума было одной из наших обязанностей.

Вечером в первый день зимы мы с Лолой вышли из кафе после работы, держась за руки, чтоб не упасть на обледенелом асфальте. Спустившись по ступенькам, я посмотрел назад и замер.