========== Зачем ты приехала? ==========

Вторник, половина одиннадцатого утра. Для кого-то это раннее утро, для кого-то — непростительная роскошь, которую почти невозможно позволить себе в будний день. Разве что если этот день не является законным, заслуженным выходным.

Именно об этом и думал молодой мужчина, сбрасывая с себя одеяло. Миг — оно лежит на полу. Еще миг — пола коснулись ноги. Мужчина лениво потянулся и размял затекшую шею. Спать на диване он так и не привык, хотя прошло уже много времени с того дня, как он впервые расположился на нем с желанием поспать. Слишком маленький диван, слишком узкий.

Выходной в будний день. В художественной школе, где мужчина работал, висело расписание занятий, напротив его фамилии в этот день не было никаких пометок, значит, и занятий нет. Глупо ставить выходной в самом начале недели, но в этом были свои плюсы — лишний день для себя и творчества, в общественных местах меньше людей, и можно спокойно заниматься своими делами. И главное — у любимой женщины тоже в этот день мало работы, и этот день недели, как и настоящие выходные, по праву был их общим днем. Днем их небольшой семьи. Он начинался с трех часов дня, когда она возвращалась домой, и продолжался до глубокой ночи, всегда был душевным, теплым, родным. Идеальный день, хотя, конечно, есть и минусы в таком внезапном выходном — у большинства друзей полно дел, нет никакой возможности хоть с кем-то встретиться; снова выходной после одного дня работы, так глупо продумано расписание. Да и любимой женщины уже полгода, как нет. Точнее, формально она все еще есть — о разводе до сих пор не было речи, хотя это был только вопрос времени, — но в этом доме женщины давно не было.

Чем заняться сегодня? Был заказ на семейный портрет, но нет желания его писать. Не вдохновила его эта семья, как он ни пытался поймать музу. Пересмотреть учебный план? В этом году по каким-то причинам было сложно следовать ему. Ни мужчина, ни его ученики не успевали. Возможно, стоит урезать некоторые темы.

Душ, чуть теплый, хорошо его взбодрил. За несколько лет прохладный душ вошел в привычку — после жарких, долгих ночей на спине было много царапин, саднящих от горячей воды. Прохладная вода была единственным спасением, от нее царапины затягивались и переставали гореть. Царапин давно уже нет, а привычка залечивать их душем осталась. Дурацкая привычка.

Зачем-то побрился. Ему щетина никогда не мешала, но Ей она не нравилась. Кололась сильно, раздражала ее кожу. Кожа у Нее, и правда, была нежная и чувствительная, от его щетины она краснела, он видел это своими глазами. Поэтому нужно было бриться. Но ведь сейчас Ее здесь нет, зачем? Зачем-то это нужно. Зато убрать волосы и завязать их на затылке — жизненно важная вещь. Постоянно ему мешают, но состригать их он не собирался.

Совсем нет желания завтракать. Может, только кофе выпить. Как раз вчера купил пачку какого-то нового кофе, стоит его приготовить. Запах приятный, на вкус отлично. Даже настроение появилось. Мысль с портретом уже не такая плохая, даже несколько идей возникло. Главное, чтобы материалов хватило, иначе придется ехать в магазин, докупать, но ехать туда нужно только по крайней необходимости — как истинно творческий человек, он был очень падок на разные материалы, инструменты для рисования. В прошлый раз он купил упаковку угольных карандашей, хотя они ему были совершенно без надобности, из всей упаковки он использовал только один или два.

Кофе уже был выпит наполовину, и мужчина, держа кружку в руке, направился из кухни в свою мастерскую на втором этаже. Это была одна из комнат, изначально запланированная, как гостевая. Он шел по пустому дому, привыкнув, что самый громкий звук — его собственные шаги. Раньше на весь дом раздавалось мелодичное пение под звуки из колонок или же слышался громкий женский смех, и поначалу было сложно привыкнуть к абсолютной тишине. Мужчина шел по коридору, подняв свободную руку вверх, касаясь потолка в коридоре. Еще одна привычка, перед работой нужно «собрать с потолка всю пыль, а то рисоваться ж совсем не будет, да». Обычно, именно этими словами сопровождалось действие, теперь же остается только вспоминать их и голос, который говорил это. Еще надо бы одеться, а то после душа он надел лишь штаны, а в доме как-то прохладно, хотя и отопление включено. Начало апреля же.

Он почти дошел до лестницы, готовый подняться на второй этаж, но услышал шорох — кто-то дергает входную дверь, возится с замком. Засунул ключ, проворачивает. Интересно, кто это пожаловал, и откуда у него есть ключ от дома. Особо не чувствуя страха, мужчина развернулся и пошел назад по коридору, чтобы посмотреть, кто это был. Судя по звукам, дверь уже открыли. Началась какая-то возня. Послышался женский голос.

— Ой, спасибо, я бы сама не справилась. Да, пожалуйста, вон туда поставьте, я унесу. Принесите остальные вещи, — до дрожи знакомый голос. Задержав дыхание, мужчина ускорил шаг, крепко сжав в руке кружку. Чертов коридор не кончается, извилистый. Чтобы увидеть источник голоса, нужно дойти до конца и завернуть. Как можно быстрее он достиг заветного поворота и, слегка ударившись плечом о косяк, заглянул за него.

— Миа? — негромко спросил он на выдохе, смотря на стоящую у открытой двери молодую женщину. Занятая указаниями, она вздрогнула от неожиданности, быстро посмотрела на окликнувшего ее.

— Ха, Оливер? Ты дома? — небрежно проговорила она, сощурившись и внимательно глядя на него. Затем ее взгляд прояснился. — А, вторник же? Ничего не изменилось? — спросила она, улыбнувшись. Оливер отрицательно закачал головой. — Отлично, раз ты дома, помоги. Вещей очень много, а я не могу помочь, — в руках у нее была сумка-переноска. Из нее послышалось кряхтение. — Ш-ш, зайка, — женщина заглянула внутрь, — чуть-чуть осталось, скоро перестану тебя трясти, — прошептала она, улыбнувшись еще сильнее. Затем вновь глянула на мужчину. — Не стой, пожалуйста, как идиот, — и она кивнула себе за спину, где в третий раз к ним на крыльцо поднимался мужчина в фуражке таксиста.

Оливер опять кивнул, и, поставив чашку на столик у выхода, пошел на улицу. В одних штанах в начале апреля, но холода он не чувствовал. Его волновало совсем другое — это правда была Миа? Она приехала?

Одного захода было достаточно, чтобы занести в дом остатки вещей — таксист уже перенес большую часть и предъявил счет. Оливер торопливо поискал деньги в кармане куртки, когда нашел — не глядя дал таксисту и закрыл дверь. Есть дело важнее — Миа приехала назад. Это не сон?

Он шел по дому, пытаясь понять, где сейчас была женщина и та сумка-переноска, которую она держала в руках. Его слегка потряхивало, но не от холода, а от волнения. Он пытливо вслушивался в шорохи в доме. Услышал негромкий женский голос и пошел на него. Остановился в проеме в гостиную комнату. На разобранном диване, где еще час назад спал Оливер, стояла та самая сумка, а Миа, склонившись над ней, что-то говорила и расстегивала ее.

— Вот и всё, малыш. Приехали. Давай-ка… — откинув материю, она достала из сумки ребенка. Совсем малыша, ему едва исполнилось семь месяцев. Он был в темно-синем комбинезоне, с крошечным капюшоном на голове. Из капюшона на женщину глядела пара сонных глаз, а маленькие губки вмиг что-то залепетали. — Да ты что? Нехорошая у тебя мать, поспать не дает, таскает вечно, — хмыкнула Миа, прижимая ребенка к себе. Стянула капюшон и поцеловала малыша в лоб. Тот продолжал свой лепет. Оливер так внимательно наблюдал за этим, что не заметил, как Миа смотрит на него в ответ. — Ты чего?

— М? — он слегка растерялся. Перевел взгляд на свою жену.

Она немного изменилась. Лицо стало более вытянутым, в глазах новый взгляд, который Оливер еще не видел. Похудела за полгода, но прежние формы не вернула. Постриглась. Она состригла свои длинные черные волосы. Теперь у нее удлиненное каре. Ничего хуже она придумать не могла, чем это мерзкое каре. Он запрещал ей так стричься. Ему нравились ее волосы.

— Ты постриглась… — проговорил он, разглядывая ее. А с другой стороны, она все равно была такой же красивой, даже с этим каре. Женщина пожала плечами и кивнула, крепче обхватывая малыша на руках.