— Вадим Семенович, позвольте ответную реплику: вы сами недалеко от меня ушли.

— Верно. Я смотрю на вас и вижу себя в молодости. Правда, с одной поправкой: вы не интриган. Вы успешно просчитываете интригу, но неспособны ее создать. Испытываете к этому сознательное или подсознательное отвращение. Что удивительно, учитывая ваше социальное происхождение: обычно именно люди из низов не стесняются в средствах, и я не могу их за это осуждать. Проще говоря, у вас больше совести. Качество редкое. Многие порядочны в силу своей слабости: грешили бы, если бы хватало пороху. Но редкая птица — человек, который сознательно держит себя в железной клетке порядочности, выпускает только по необходимости и возвращается обратно.

— Тогда в квадрате редкая птица — человек, который при этом еще знает, когда нужно держать себя в клетке, а когда выпускать… Слушайте, Шэма долго нет… Не случилось ли чего.

Он встал на цыпочки, оглядел уже полный народа шумный зал поверх голов…

— Он танцевал вон там с какой-то блондинкой, а теперь куда-то делись оба…

— Артем, я хочу вам напомнить, что ваш друг… э-э… большой ловелас. Может быть, вы найдете сейчас их обоих — и поставите в неловкое положение… Второй вариант — он отправился в клозет…

— Тогда где девка?

Едва он это сказал, как девка вошла — одна, осторожно, бочком…

— Где он? — протолкавшись через толпу, Верещагин схватил ее за руку.

— Кто?

— Парень, который с тобой танцевал!

— Т-там! — она ткнула пальцем… — Че ай куд? Их четверо!

— А, дьявол… Вадим Семенович, одолжите-ка вашу трость…

— И не подумаю. Я с вами.

Драку они услышали почти сразу же по выходе из бара. За ними устремился официант, судя по крепости сложения, исполнявший еще и функции вышибалы:

— А деньги!

Востоков не оборачивался: этот парень будет совсем не лишним…

Сгусток темноты в одном из проулков распался на несколько фигур: двое держали третьего за руки, четвертый сзади зажимал ему рот чем-то вроде скрученного жгутом платка, пятый отрабатывал прямые и боковые в корпус.

Бежать они не собирались: немолодого мужчину с палочкой не приняли в расчет, с вышибалой, видимо, надеялись договориться, а один Верещагин был им не противник. Это они так думали.

Все произошло очень быстро. Тот, чьи руки не были заняты, первым успел развернуться к бегущему Верещагину — и первым получил. Не подпуская противника к себе, Арт хлобыстнул его по глазам пряжкой брючного ремня — любимое оружие уличных хулиганов. Когда он успел снять ремень — Востоков не заметил. Трое державших Шэма бросили его и рванулись в неожиданному противнику. Один тут же упал: Шэм вцепился в его лодыжки. Двое других прижали Верещагина к стене. Он отмахивался ремнем, кулаками, несколько раз попробовал как следует ударить ногой — но двигался слишком медленно: восхождение отняло много сил.

— Лежать! — Востоков, подоспевший на место действия, треснул набалдашником трости по голове того, кто уже пришел в себя после удара по морде. Шамиль вцепился во второго как клещ; попасть тростью ему в пах оказалось более чем просто. Остальные двое, увидев, что баланс сил изменился, прекратили атаки и бросились бежать вниз по улице.

— Деньги!? — засопел подоспевший вышибала.

— Сейчас… Мы еще вернемся… — Верещагин склонился над унтером. — Шэм, ты как?

— Г-горячие п-парни в Новом Свете… — он закашлялся, сплюнул кровью. — Все, я бойкотирую новосветские вина.

— Лучше бы ты бойкотировал новосветских девушек… — Артем сгреб за отвороты джинсовой жилетки того, кто получил ремнем. — Ну что, любитель честной драки? Что мне с тобой делать? В полицию сдать? Или проще — сломать тебе вот эту блудливую ручонку?

— “Беретту”… — прокашлял Шамиль. — “Беретту” мою…

Верещагин вытряхнул из громилы оружие. Видимо, Шэма скрутили очень быстро, если он не успел им воспользоваться. Впрочем, может оно и к лучшему: их учили, что нельзя пугать человека оружием, что его может обнажить только тот, кто готов убить. Кровь могла пролиться очень легко, а она сейчас совсем ни к чему… Ее и так было до хрена.

— Лет ми… — хрипел пленник. — Форс… сигим-са-факер… Шайт, кадерлер…

— Так ты знал, что он форс? — Верещагин отвесил заступнику новосветских девушек оплеуху. — Умышленное нападение на военнослужащего, статья двести девять Гражданского кодекса, три года каторги! Хочешь прогуляться в Арабат?

— Лежать! — Востоков слегка тюкнул второго “пленника” под лопатку, в нервный узел. — Лежать тихо…

— Шайт с ними, — Шамиль поднялся, держась за ограду. — Пустите его…

— Сори мач, курбаши… Сори мач… — бормотал громила. — Систар… новосветски ханам…

— Дерьмо, — Верещагин отпустил его. — Пошел вон. Так сколько мы должны, челло?

— Fourty.

— Держи, — в руку вышибалы легли пятьдесят тысяч. — Сдачи не надо, доведем до ровного.

Они вернулись в “Шэмрок” под молчание всех посетителей. Шамиль тут же свернул в сортир — умыться. Верещагин и Востоков остались у дверей.

— Картина Репина “Не ждали”, — Верещагин сквозь зубы выругался. — Не мы должны были зайти, а те четверо. Тут ставок не делали? Зря. Джоши, ты мог сорвать солидный куш. Я отдал деньги твоему мальчику, вот этому вот. Дай нам еще три бутылки портера, и мы уходим. У тебя очень чистое заведение, но меня почему-то тошнит.

Шамиль вышел из туалета, прижимая к лицу бумажное полотенце.

— Все яки, господа. Зубы целы. Кэнди, кара кизим, ты разбила мне сердце. Этот жирный ублюдок в дениме — действительно твой брат? Я так и думал, ханни, что у тебя не может быть таких братьев. Челлим, за что же вы нас так не любите?

— А за что вас любить? — подали голос из толпы. — За то что танками перефачили виноградники? Или за то что конфисковали баркасы и траулеры для какой-то своей вонючей надобности?

— Или за то что пошли на хер шелл-плэнты? Я пятнадцать лет морочился с этими устрицами!

— Или за то что бензин подорожал?

— Или за то что раздолбали электростанцию и завод все это время стоял? Ты будешь кормить моих детей, форс?

— Ваше пиво, господа — вышибала протянул Верещагину три бутылки.

— Большое спасибо, — Артем сжал горлышки бутылок между пальцами. — Береги своих клиентов, Джоши. Это очень хорошие и добрые люди.

Они вышли на улицу. Востоков отпер дверцу своей машины.

— Бармен вас узнал?

— Вряд ли… Я не был здесь одиннадцать лет.

— Подбросить вас домой?

— Нет, спасибо. Мы, наверное, поедем ко мне… Шамиль, ты же не откажешься у меня переночевать?

— Лучше у вас, чем в казарме, — согласился Шэм. — До свидания, чиф. Нет слов, как приятно было познакомиться.

Востоковский “Фольксваген” исчез за поворотом на Судак.

— Покажи левую руку, — неожиданно сказал Верещагин.

— Слушаюсь, — Шэм вытянул левую руку вперед.

— Где твой “ай-ди”?

— В кармане…

— Весь вечер был там?

— А какой сенс снимать его сейчас? — не понял Шэм. — Был там, да, весь вечер…

— Как они узнали, что ты “форс”?

— А какая разница?

— Ладно… Поехали, — он поправил рюкзак, обхватил Шэма за пояс.

— Только не слишком ко мне прижимайтесь, кэп… — Шамиль ударил ногой по педали газа. — А то еще не так поймут!

Он был недоволен.

Упустил момент на Соколе. Ну да. Упустил. Виноват. Но ведь были объективные обстоятельства. Сандыбекову хорошо, у него “харламов”, зверюга — не приведи Господь. А что у нас? Рентакаровский «мерсючок» семьдесят лохматого года выпуска. Пойди угонись на таком за «харламовым». Потерял след. Пока нашел — уже все, Востоков их перехватил.

И тут — как по заказу — драка… Он даже почти не напрягался, словечко там, полсловечка тут — и вот уже сезонники хотят начистить чайник “форсу”, который решил склеить местную блядушку. И можно десять минут не беспокоиться, что его застанут возле “харламова”…

…Это случилось у поворота на Щебетовку. Вот впереди ехал мотоцикл — а вот он слетел с дороги, не вписавшись в поворот на слишком большой скорости…