Тогда он был ещё не Марципаном, а всего лишь Валей Генераловым. С Лизой они были совсем разные. Он был в отца, а она – в маму, и походила лицом на лисичку. У неё были узкие серые глаза, веснушчатая кожа и пышные волосы орехового цвета. Но глаза её бывали не только лисьими. Они менялись, в зависимости от того, какой «зверь» вселялся в Лизу. Они бывали весёлыми, как у зайца, а бывали прямо тигриными. Когда Валя родился, его сестре было целых двадцать лет. Валентин был поздним и потому особенно дорогим ребёнком. И ещё потому, что был мальчиком. Отец мечтал о сыне, но умер, так и не увидев наследника. Ровно за месяц до его появления на свет.
Лиза окончила институт Геодезии и картографии. Она страстно любила свою профессию. Лето обычно проводила «в поле», то есть, в экспедиции. Возвращалась осенью загорелая, искусанная мошкой, пропахшая тайгой и дымом костров, и привозила подарки. Это были оленьи шкуры, самодельные пимы, лосиные рога и кедровые шишки, наполненные вкусными орешками. Казалось, Лиза не сможет жить по-другому. Но она смогла. Когда тяжело заболела мать, она временно ушла в «камералку», а когда вслед за отцом умерла мама, об экспедициях пришлось забыть навсегда. На руках у двадцатипятилетней Лизы остался маленький брат.
Валя привык чувствовать себя виноватым перед сестрой. Он знал, поскольку она сама часто об этом напоминала, что Лиза ради него пожертвовала карьерой и личной жизнью. Подростком, он терзался мыслями о том, что причинил сестре столько горя, а потом плюнул. Похоже, и она плюнула. Лиза любила комнатные цветы, особенно кактусы. Она смеялась, что этот цветок характером похож на неё. Три окна их квартиры на первом этаже выходили на тихую, мощёную булыжником улицу Ворошилова, бывшую Мещанскую. И все три подоконника были заставлены комнатными цветами. Их квартира находилась на первом этаже. В ней были высокие потолки и причудливо инкрустированные паркетные полы. Раньше она состояла из нескольких комнат, но в годы борьбы с буржуазными пережитками все внутренние перегородки снесли, и образовалась одна 35-метровая комната, которую потом пришлось делить шкафами и занавесками. Кроме громадной комнаты, разбитой на уголки и закоулочки, у них была довольно большая кухня с печью-голландкой, облицованной белым кафелем. Когда провели газ, печь стала ненужной. В детстве Валя рисовал на ней красками и углём, наклеивал на кафельные плитки, картинки, вырезанные из «Мурзилки» и детских книг, переводил на них картинки, а в пустой топке сделал тайник. Туда он прятал свои «секреты»: копилку с монетами, ножи, гильзы, почтовые марки, а также дневник, если в нём появлялась очередная двойка. Избавившись, таким образом, от старого дневника, он спокойно начинал новый. Лиза, конечно, знала про тайник, но делала вид, что не знает. Печка ещё была тем местом, где она устраивала разносы брату. «Припереть к печке», на языке маленькой семьи Генераловых, означало хорошую взбучку. Впрочем, такое случалось нечасто. Во всех неприятностях Лиза была склонна винить не Валю, а школу, его друзей, дурное влияние улицы и так далее.
Каждую осень, по окончании «полевого» сезона, к сестре приезжала подруга. Геологиня, со странным именем – Юния. Она была на семь лет старше Лизы. Тощая, остриженная почти наголо и абсолютно невозмутимая Юния слегка картавила на букву «л». Произносила её, как «в», пила только чистый спирт, курила трубку и знала много задушевных песен. Она гостила у них примерно неделю, и эта неделя превращалась для Вали в настоящий кошмар. Их квартира, подобно офицерской казарме, пропитывалась запахами спирта и едкого табака. Лиза на это время брала отпуск за свой счёт, и они с Юнией пускались в настоящий загул.
Целую неделю подруги вставали из-за накрытого стола только для того, чтобы упасть на диван и забыться сном. Они пили, почти не закусывая, вспоминали разные случаи из своей экспедиционной жизни, ругали мужиков и пели. «Если друг оказался вдруг!..» – истошно выкрикивала Лиза, бренча на гитаре. «А я иду по деревянным городам…» – не в лад ей выводила Юния скрипучим прокуренным голосом. Валя в такие дни старался реже появляться дома. Он нарочно задерживался в школе после уроков, убегал с друзьями на реку или шёл к Рите.
Рита была его верным другом с самого детского сада. Худенькая, задиристая и вредная, с голубыми, быстрыми глазами и белым пухом на голове, Рита дружила только с мальчишками и одевалась, как они. Сразу после занятий, сбросив ненавистное коричневое платье с чёрным фартуком, она облачалась в майку или свитер, смотря по времени года, и брюки, которые, к тому же любила закатывать до колен. На ногах у Риты всегда были полосатые носки и потрёпанные кеды. Она умела свистеть в два пальца, больно щипаться и первая бесстрашно кидалась в драку. Словом, была «своим парнем». В десятом классе у Валентина с Ритой случился юношеский роман, о котором он старался не вспоминать.
В те дни, когда у них гостила Юния, он старался прийти домой попозже. Но и после полуночи из распахнутых окон первого этажа неслось нестройное и нетрезвое хоровое пение. Подруги пели, кто в лес, кто по дрова, не слушая друг друга и беспощадно перевирая слова:
От злой тоски не матерись.
Сегодня ты без спирта пьян.
На материк, на Магадан,
ушёл последний караван.
На Сахалин, на Шикотан
ушёл последний караван…
Я до весны, до корабля,
не доживу совсем чуть-чуть.
Не пухом будет мне земля,
а камнем ляжет мне на грудь…
Уже засыпая на своей кушетке, за книжным шкафом, Валя слышал:
– Если б я тогда родила, я бы точно удавилась, – в сотый раз бубнила Лиза заплетающимся языком. – Представь: пятилетний брат и вдобавок ребёнок. И никого родных. На что бы мы жили? На, что, я спрашиваю? Ты думаешь, он бы мне помог? Как же! У него жена и своих двое. И весь город в меня бы пальцем тыкал.
Юния картаво вещала, попыхивая трубкой:
– Мужикам верить нельзя. Я бы с ними в разведку не пошла. У них свой кодекс чести. Про нас там ни слова не сказано. Нас можно обманывать, предавать, бросать. Ты правильно сделала, мудро.
– Правильно?! – взрывалась Лиза. – Мудро?! Да знаешь ли ты, что такое резать по живому?! Откуда тебе знать! Ведь ты – старая дева!
– Генералова, – тщетно пыталась урезонить подругу Юния, – лучше не начинай…
– Лесбиянка! – не унималась та.
– Не расходись, Лизавета, не то обижусь и больше не приеду – бурчала в нос Юния.
Но приезжала, снова и снова. Разбушевавшуюся Лизу невозможно было унять. Приняв на грудь, она становилась крикливой и вздорной. В такие минуты Валя не узнавал и даже побаивался сестру. Она начинала придираться к гостье, затевала скандал на пустом месте и даже набрасывалась на неё с кулаками. Юния держалась стоически. Она, как и Валентин, понимала, что Лиза колобродит от отчаяния. Много лет назад, в Ухте, у неё был роман с женатым начальником геодезической партии. Лиза тогда была дипломницей, практиканткой. Она влюбилась не на шутку. Мечтала о ребёнке…
Лиза и Юния переругивались до рассвета. Потом опустошали новую бутылку, мирились и заваливались спать. Валя не мог дождаться дня, когда Юния, наконец, уедет. Когда закончится этот дым коромыслом, эти бесконечные разговоры про «мармара», «астрономов», «Якутию». Подруги коверкали слова на свой профессиональный лад, горячились, вспоминали какие-то «севера», ругали «камеральных крыс» и без конца пели песни о каких-то таёжных лишениях. Песни были хорошие, но из-за этих попоек, Валя их недолюбливал с детства. Из разговоров подруг, он понимал, что тот, кого не ели комары, кто не носил сапог и не жил в палатке – вообще не человек.
Лиза втайне надеялась, что брат пойдёт по её стопам. Станет геодезистом. Или хотя бы инженером-конструктором. Валентин даже подал документы в Политех города Череповца, но в душе надеялся, что завалит математику. Так и случилось. У него не было склонности к точным наукам. Валя Генералов мечтал о другом. Он хотел посвятить себя кинематографу. Но, чтобы мальчик из провинциального городка, без ярко выраженных талантов, именитых родителей или высоких знакомств попал в мир кино? Для этого должно было случиться чудо. И чудо произошло.
