Сначала юный бруш хотел снова возразить, но потом перед его глазами возникла плачущая мать, раздавленная чашка, недоумение и страх в глазах отца и его собственное разъярённое отражение в осколке зеркала на полу… И он почувствовал, как где-то глубоко, на самом дне его сердца, словно угли после костра, на которые подул лёгкий ветерок, снова начали тлеть остатки разрушительной ярости, проснувшейся ещё утром. Он почувствовал, если останется здесь дольше, то примется скидывать с полок старинные тома и рвать их на части, ему хотелось разрушить тут всё, камня на камне не оставить от этой злосчастной библиотеки… Где эти книги Шагира, будь они прокляты! А старика этого…

Тут Людша резко развернулся, не говоря ни слова, и бросился бежать со всех ног. Он бежал в безбрежную Бору – непроходимый лес, подальше от своей родной деревни. Подальше от безмятежного мира, от размеренной и счастливой жизни, которую он так боялся разрушить, и да, он бежал от страшного и опасного самого себя…

***

…Вострогор положил свою белую сухую руку на плечо младшему Раху:

– Наконец-то ты послушался меня. Я очень рад. Ты исполнил свой долг, Найрад. Это очень хорошо. Теперь ты сможешь спать спокойно. Мы все теперь сможем спать спокойно. Мир вернётся в наши с тобой древние сердца, мой дорогой. Всё теперь будет хорошо, по-прежнему.

Найрад сидел с низко опушенной головой.

– Что же ты не весел? Ты избавил нас от Рарока, брат мой младший Рах! Ты снял с себя, с меня, со всех нас это тяжкое бремя…

Найрад слишком резко для старика поднял голову.

– Только почему-то легче мне вовсе не стало, – процедил он.

– Ерунда! – махнул Вострогор белой ухоженной рукой, – ты просто не спал спокойно все эти двенадцать лет, пока у тебя под боком росла и зрела угроза. Я рад, что ты решился изгнать этого опасного годуна. Теперь-то ты сможешь хорошенько отдохнуть! – и он хлопнул Найрада по плечу.

– Я очень на это надеюсь, старший брат Рах… Я очень надеюсь…

…Гонит его

Беспокойного бруша

Прочь от деревни

Ярость и гнев,

Сонмы обид…

«Во что теперь верить?» -

Он вопрошает,

Найрад ответ,

Страхом ведом,

Произносит жестокий:

«Ты теперь враг нам,

Оставь нас, и в лес

Путь твой лежит,

Лес тёмный, далекий,

Там станешь изгоем -

Вот мой ответ».

И безбрежная Бора раскрыла объятья изгою…

Пробежав без отдыха почти сутки, он рухнул без сил на берегу какого-то небольшого ручья. Он проголодался, и его измучила жажда, но он уснул, потому что устал так, что не мог пошевелить и пальцем.

Сон стал его первым маленьким счастьем за последние часы. Во сне он увидел отца, который протягивал ему свежеиспеченный душистый хлеб и кружку парного молока. А рядом стояла мама в своем новом зелёном платье – она так любила зелёный цвет – вышитом золотыми розами и соловьями. Мама улыбалась…

Вдруг Людша очнулся. Что это? Что за неприятное чувство? Никогда такого раньше с ним не было… Это был холод. Живя в тёплом доме со своими заботливыми родителями, Людша и не знал никогда, что такое бывает с телом… Странное чувство… дрожь какая-то неутихающая… ломит пальцы рук и ног… и так хочется укрыться … и так хочется домой…

«А что я здесь сижу? Я бруш, и у меня есть дом! – было его первой мыслью».

«Нет. Нет у тебя больше никакого дома, – возразил он тут же сам себе, – Дома полагаются только тем, кто не представляет никакой опасности для окружающих. А ты опасен. Ты бездарный волшебник Людша Рарок. Ты «сама необузданность и ярость». А потому не жить тебе там, где важнее всего порядок и покой».

Людша лежал на земле… Дрожь била его. Самое ужасное было в том, что к ощущению принизывающего холода добавился голод. Да, это был он. Правда, Людша не знал, что боль в животе и сухость во рту называются именно так. Ни один бруш, рожденный в мире достатка и созидания, этого не знал.

– Мне бы съесть… хотя бы что-нибудь… – промолвил он сквозь слёзы и уронил голову на землю.

Он лежал на земле, положив голову набок. И тут вдруг он увидел, что на кустике земляники рядом с ним висят целых три красных сочных ягоды. Когда его друзья развлекались, играя во взрослую волшебную жизнь по всем правилам, он видел не раз, как Ясинка, красивая рыжеволосая девочка с косами до самой земли, взмахом мизинца заставляла листики земляники приподниматься, после чего ягодки сами отрывались от веточек и прыгали ей в подставленный подол. А потом она угощала всех этими сочными, сладкими ягодами…

«Постойте-ка… У меня нет дара Лан, – подумал Людша, – это я точно знаю, – Тем не менее, лёжа сейчас на земле, он прекрасно видел эти красные и сочные ягоды, и были они не так уж и далеко от него – всего-то на расстоянии вытянутой руки, – … А значит, их можно и сорвать…»

Он тут же протянул руку и сорвал одну ягодку. Она легко отсоединилась от веточки даже безо всякого колдовства. Людша поднес ее к губам и тут же проглотил.

Вторая и третья ягоды последовали за первой. Причем очень быстро. После чего он принялся ползать на животе, точно так же наклоняя голову набок и заглядывая под листики в поисках ягод. Обладающие даром Лан, разумеется, так не поступают – как можно! Но Людша лежал на животе, шарил по земле руками и поднимал каждый листочек. Ягодка за ягодкой, ягодка за ягодкой… А что, вкусно!

Насытившись и немного восстановив свои силы, он встал на ноги. Солнце уже вовсю сияло над лесом, согревая его замерзшее тело. Ах, как захотелось потянуться, будто в холодный вечер ты наконец согрелся дома у камина. Это конечно не дом, и камина рядом нет, но, по крайней мере, его согревает солнце, а после ночного холода и это неплохо.

«А вот интересно, – подумал он, – если я смог поесть немного без колдовства, может быть, мне удастся и согреться без колдовства? Сейчас, конечно, светит солнце, но мое изгнание никто не отменит до вечера, когда пронизывающий холод и сырость снова начнут меня мучить …. Надо подумать…»

Он вспоминал: если в их доме вдруг гас огонь в камине, отец приглашал бруша-повелителя огня, и тот щелчком пальцев наколдовывал эдакую свечечку, которую подносил потом к дровам, и в их камине снова вспыхивало согревающее пламя. Это был дар Жегор, дар огня – один из самых почитаемых даров брушей.

«Да, но я-то не повелитель Жегора… Что же делать мне?»

Еще Людша подумал о том, что ему не помешал бы дом.

«Так. Подумаем… Дом нам делал дядя Добруш из брёвен, привезённых брушем-лесорубом… Это всё созидательный дар Ивар, которого у меня нет…»

Он внимательно посмотрел на ствол одной из сосен неподалеку, и обратил внимание, что ствол сосны походит на те самые бревна. Очень похоже. Только ветки лишние. Стало быть, вот из чего он делал эти бревна! Только вот где взять топор? А если и взять, то вряд ли он будет слушаться того, кто не обладает даром Ивар…»

Людша было нахмурился…

«…Нет, постойте! Ведь ягоды-то мне удалось найти без волшебства. Я не собиратель, но ягод себе на завтрак добыть я смог!»

Это соображение его очень утешило, поскольку давало ему надежду. И он ухватился за эту идею. Других приятных новостей, увы, пока не было.

К исходу своего первого дня в изгнании он так и не придумал, как сделать дом и добыть огонь. Правда, удалось обеспечить себя обедом из ягод, полдником из ягод, ужином из ягод и вторым ужином из ягод…. Почти весь день Людша бродил по лесу, не переставая думать об устройстве жилища. И только под утро он уснул, рухнув под какой-то березой прямо на мягкий мох…

…Его разбудил гром и всполохи молнии. С запада к лесу подбиралась буря.

«Прекрасно… Прямо-таки волшебно… Только этого мне не хватало».

Мальчишка стал оглядываться по сторонам, ища, где бы ему укрыться. И тут он обратил внимание на старую ель с огромными лапами ветвей, спускавшимися до самой земли.