Ник скорчил жуткую физиономию, после чего медленно погладил прикорнувшего около него Облака.

Облак поднял голову, пошевелил треугольными ушами и довольно хлопнул хвостом. С травы брызнула роса, и Ник слегка прикрыл лицо рукой, чтобы на него не попали капли.

Тхан ничего не сказал Нику, и Мэй знала почему. Черный дракон считал детей глупыми и не тратил на них слова. Вообще не разговаривал с ними.

– Нет смысла сейчас ругаться, – медленно и тяжело проговорил отец.

Гайнош лежал на недавно срубленных ветках, прикрытых самыми толстыми шкурами. Его раны – на самом деле небольшие и не опасные – мама Еника обработала своими целебными отварами, и теперь отец выглядел не так жутко и обреченно. Даже его заплывший глаз открылся, и Гайнош заверил, что с его зрением все в порядке и видит он отлично.

– Нет смысла ругаться. Тхан прав. Мы не могли оставить семью без помощи, не могли лететь за Люком, не думая о последствиях. Люк надеется на нас. Он велел нам возвращаться на остров и ждать.

– Чего ждать? – огрызнулась Мэй. – Ждать, когда сюда припрутся остальные драконы?

– Ты права, мелкая, – снова заговорил Тхан. – На острове мы являемся открытой мишенью. Следует хорошенько спрятаться, чтобы нас не могли найти.

– Мы и так спрятались. Сидим в лесу, вокруг такие высокие деревья, что за их ветками и звезд не видно. Костер у нас всего один и едва тлеет. Нас тут никто не найдет. Даже Люк, когда прилетит, – возмущенно пробормотала Мэй.

– Люк не дурак. Он нас найдет. Он всегда нас находил, – сказал Жак и полез к миске с уже остывшими лепешками. Отломил себе большущий кусок и запихал в рот целиком.

– Ему нужна помощь. Надо прямо сейчас лететь за ним и помочь! – не унималась Мэй.

– Кто полетит? – тут же спросил Тхан. – Отец твой еле на ногах держится. Ты – слабая девочка, не умеющая сражаться. Братья Люка слишком малы. Про его сестер и мать я даже не говорю. А еще надо учитывать, что оставлять семью одну на острове тоже рискованно. Никто не знает, что происходит сейчас там, в пустыне. Никто не знает, сколько драконов поставлено на крыло. И если вдруг сейчас к нам нагрянут – нужна будет машина, чтобы просто улететь отсюда, и как можно быстрее.

– Тогда что, будем сидеть тут и никуда не высовываться? Просто сидеть и ждать? – Мэй поднялась и уставилась на Тхана.

Смотрела прямо в его наглые желтые глаза.

– Мы будем действовать, но очень осмотрительно. И будем надеяться, что Люк сам справится со своим драконом, – ответил Тхан.

Остальные молчали.

Мэй считала, что прямо сейчас надо отправиться на помощь Люку и что лететь должна именно она верхом на Тхане. Но черный дракон, у которого не было ни стыда, ни совести, не спешил помогать Всаднику. У него имелось свое мнение, на котором он настаивал. И никто не возражал Тхану, разве что Ник временами возмущался.

– Надо дождаться утра. Потом слетать на разведку и подумать, как вы сможете получше устроиться на острове. Утром, вполне возможно, объявится Люк, целый и невредимый, и тогда необходимость его разыскивать отпадет сама собой, – говорил Тхан.

Мэй устала с ним спорить и замолчала, хмуро уставившись в огонь.

Они покинули удобную поляну, на которой громадный черный Тхан был слишком заметен. Забрались в самую чащу, причем дракон свалил всего несколько наиболее толстых стволов.

Все устроились под крылом Тхана, и чешуйчатый бок дракона да небольшой костерок давали им тепло. Крыло предохраняло от надоедливого мелкого дождя, зарядившего, судя по всему, на целую ночь. Близнецы заверили, что будут поддерживать огонь до утра, чтобы никто не замерз, и Жак деловито похлопал по внушительной куче хвороста, заранее запасенного с вечера.

Наконец заговорил Гайнош.

– Тхан рассуждает правильно. Я не хочу пускать тебя одну, Мэй. Но и лететь вместе с тобой сейчас не могу. Дождемся утра и будем надеяться, что Люк уцелеет. Этот парень умеет выживать.

Мэй ничего не ответила, лишь еще больше насупилась.

Не могла она объяснить отцу, что внутри ее все закаменело от тревоги. Что ночь утратила свои краски, а покой испарился.

Да и как можно успокоиться, когда твой любимый человек пропал?

Вот что бы сейчас делал отец, если бы вместо Люка на Енси умчалась она, Мэй? Так же бы спокойно рассуждал о том, что лучше дождаться утра в тепле и безопасности?

Мама Еника молчала, лишь беззвучно шевелила губами – видимо, возносила молитвы Настоящей Матери. Да ничего планета Эльси не может поделать в этом случае! Планета даже не может сама защититься от людей, которые ее уничтожают!

Планета – это всего лишь планета, а не могущественная богиня!

Еника не принимала участия в разговоре, но когда свое мнение высказал Гайнош, она подняла глаза и наконец заговорила:

– Люк ведь улетел на Енси. С каких это пор мы спасаем Люка от его собственного дракона?

Мэй сначала удивилась спокойствию мамы Еники. Еника ведь не видела жуткую морду Енси, не видела, как яростно плевался огнем этот бывший домашний любимец. Но после как будто что-то кольнуло у Мэй внутри, толкнулось теплое воспоминание, словно огонек, вспыхнувший в темноте. Она невольно подняла руку и дотронулась до пустого шнурка, на котором когда-то висел Третий ключ. Вспомнила, как много и как часто летала на Енси, как сильно доверяла ему.

Вспомнила, вздохнула и промолчала.

Возможно, Еника права, и Люка вовсе не надо выручать. Тогда почему же он до сих пор не прилетел?

Может, потому, что у дракона закончился заряд энергии, и он ночует где-то в лесах, точно так же спрятавшись под раскидистыми, непроницаемыми кронами деревьев? Тогда искать его ночью под бледным светом Буймиша нет смысла. Тогда действительно лучше дождаться утра.

И Мэй не стала возражать. Она прижалась к отцу, вспомнила про удобные спальные мешки, которые у них когда-то были, потом вспомнила теплые уютные палатки в Камлюках и вздохнула.

– Как ты? – шепотом спросил отец.

Он говорил очень тихо, но в его голосе Мэй уловила неизменную родительскую тревогу. Конечно, отец сильно беспокоился о ней и о Люке.

– Много всякого было, – тихо пробормотала она.

Гайношу уже рассказали о том, что пророк объявил Люка предателем, поведали о битве в Храме Живого металла и о восьми найденных ключах, часть которых теперь была спрятана на острове. Отец Мэй знал обо всех приключениях, выпавших на долю Мэй.

И теперь, спрашивая дочь о том, как она, Гайнош просто хотел убедиться, что с ней действительно все в порядке.

– Я думаю, что все плохо, – снова заговорила Мэй. – Я переживаю за Люка. Мне кажется, что он в опасности. Вдруг это интуиция?

Отец промолчал.

– Ты доверяешь своей интуиции? – не унималась Мэй.

– Своей доверяю. Твоей не могу – я ведь не могу почувствовать твою интуицию, – резонно ответил отец.

– Скажи, ты действительно спрятал ключи от Третьего сервера? Как тебе это удалось?

Отец завозился в темноте, поудобнее устраиваясь. Подсунул под голову руки, после принялся рассказывать.

– Да, Люк сообразительный парень. Он сразу понял, о чем следует спрашивать. Мне повезло, можно сказать, иначе Мара добралась бы до Третьего сервера и в ее распоряжении оказалась бы армия роботов и Гадины для того, чтобы перевозить армию в любую точку планеты.

– Но ты не успел выключить сервер?

– Не успел. Вот как было. Вы высадили меня на площадке. Удобный спуск с нее уводил в сторону от развалин моста, в густые заросли. Я спустился – для этого мне понадобилось минут двадцать. Потом направился к мосту, под которым находился вход на военную базу, на этот самый Третий сервер. В тех местах протекал небольшой ручей, а берега песчаные. Да и сам ручей мелкий. Вот в нем я и увидел свежие отпечатки ног Мариного вездехода. Железные ноги ее машины оставляют вполне определяемые следы, и я их узнал. Совсем свежие следы на влажном песке. И тогда я понял, что Мара где-то поблизости. – Отец вздохнул, повернулся и продолжил свой рассказ: – Я ведь был уверен, что Мара за нас и помогает нам, поэтому оставался спокойным. Я даже обрадовался: ведь она немного разбирается в управлении этими самыми серверами и наверняка поможет мне. Я именно так и решил, что Мара мне поможет. Я двинулся было к проходу под мостом, но вдруг увидел татику. Круглые твари летали над самым входом, но летали тихо. Не гудели, двигались абсолютно бесшумно, только поблескивали. Знаешь, свет Буймиша отражался от их блестящих тел, и получались такие слабые, бледные отсветы в воздухе. Они для меня стали предупреждением.