Наверное, мне было грех жаловаться, ребята! Даже, если мне лгали, то при этом я получал слишком много особого внимания. Я громко закричал, и меня скрутили путы наслаждения, Майлз быстро вышел, упреждая набухание узла, и довел себя до разрядки рукой. Потом развернул меня лицом к себе и жадно впился поцелуем в губы. Большой человек дрожал всем телом и словно пытался насытиться мной, не зная, когда я в следующий раз одарю его подобной милостью.

 — Лер, прости…  — За что… извиняешься? — я облизнул нижнюю губу, сладко-солёную от собственного пота и лёг поудобнее.  — Я… — Майлз запнулся и опустил глаза. Та-а-ак, уже близко! Как бы вернее надавить?  — Ты ведь… не предал бы меня, Майлз? Случись какая-нибудь оказия… Ну-у-у, чисто гипотетически? Мы… же вроде как близкие люди теперь, и… ближе тебя… у меня нет никого. Йесть!!! Как хорошо быть слабым полом! Боже, Боже, как же омеги нами крутят-вертят! А мы, наивные, полагаем, что мир вращается по воле и согласию сильных бестолковых альф. Огромный человек тяжело утыкается в изгиб моего плеча, с трудом восстанавливая дыхание:  — Лер, как бы мне хотелось… всё изменить, поправить… ну почему всё так?!  — Что изменить? — осторожно ввинчиваю я первый вопрос.  — Господи, Лер, мы тут… всё равно несвободны…  — Но мы живём, работаем, страдаем дурью, нам никто ничего не запрещает. У нас на Доране все альфы между собой перетрахались, вопреки самой природе! — я дерзко оскалился.  — Это так, Лер, но…  — Но? Ты что-то недоговариваешь, парень, и это склоняет меня к поганой мысли, что ты мне таки не веришь, — наигранно кисло усмехаюсь я, продолжая потирать там, где тонко, в надежде, что срыв Майлза я почти нащупал и продолжаю приближать.  — Я?! Не верю?! Лер, я тебя очень люблю. И самое странное, что это выше меня, выше моего выбора! — с отчаянием шепчет мулат.  — Так может, ну это всё? В топку такие отношения, если ты в таком напряге? — холодно и жёстко произнёс я, внимательно и осторожно наблюдая за реакцией моего Громилы.  — Нет! — поспешно выдохнул Майлз, резко обнял, да так, что кости мои жалобно захрустели. — Я… дорожу тобой, Лер! Ты… мне нужен…  — Зачем? Ты даже не можешь объяснить ЗАЧЕМ? Словно в тебе… просто похоть играет или… какое-то смертельно важное задание дали, и ты не можешь отказаться! Всё! Контрольный выстрел в голову! Могут ли мулаты бледнеть? О, да! У них цвет лица делается почти серым. У Майлза затряслись губы. Он поднял на меня тоскующие глаза:  — Господи, Лер… почему ты такой умный… почему… от тебя так трудно что-то скрыть?!  — На самом деле, тут большого ума и не надо, друг мой. После смерти Макеева я вам много хлопот принёс, но такая пристальная и тщательная многосторонняя опека переходит все границы. Все что-то недоговаривают мне. От чего бережёте-то хоть?  — Лер… Это не только тебя касается. Всех нас. Но ты всегда будешь в центре, — немного бесцветно произнёс мулат.  — С каких это пор я такая важная птица? Не замечал чего-то, когда вы со Святом меня…  — Лер… так, как относится… относился к тебе Свят…  — Майлз, может, хватит уже? — вдруг резко оборвал я. — Траур по Макееву, судя по всему, был только у меня? Никто в проклятом доме больше не скорбел. Может… Свят под прикрытием обвала просто свалил с этой грёбаной планеты, а? Повисло минутное гробовое молчание. Мулат, казалось, не дышал, он просто стиснул пальцы моих рук и смотрел мне в глаза. Наконец Майлз отмер и глуховато прошептал:  — Давно… ты знаешь?  — Нет! — проворчал я. Мне и самому до чёртиков надоело ломать перед всеми комедию положений.  — Откуда?!  — Я, сын мой, услышал Глас Божий, и тихо глаголил он, что сплетена вокруг меня прочная паутина лжи. И лгут даже те, коим я верил от всего сердца. Майлз, за что вы так со мной? Вы… могли бы просто рассказать мне. Мы… не чужие люди. Или ты всё же относишься ко мне, как к работе?  — Лер… Нет… Я…  — Я смогу простить, если объяснишь всё сейчас, — ледяным тоном произнес я.  — Проекту «Химера» уже более двадцати лет. Ты — ключевая фигура в эксперименте, исключительная особь, способная менять пол в зависимости от разных факторов. Пай, Пэтч, Задира и Владмир Радов… твои… биологические дети, — я изо всех сил старался выказывать степенное удивление, но, похоже, был до неприличия спокоен.  — Макеев и Роше — работники закрытого отдела по исследованию. Свят — оперативник, Анри — врач-генетик-андролог-омеолог. Голова настолько умная и продвинутая, что мы за него тут, помимо тебя и детей, отвечаем своей головой. Я, — гигант краснеет, — обладатель мощнейшей группы альфа-феромонов, и вовлечён в проект, чтобы быть с тобой в постоянном контакте и провоцировать реверсию в бета — или омега — статусы. Полански отвечает за безопасность. Странно, что ты его не помнишь. Он работал в охране твоего банка с напарником Дином… Которого ты усыпил во время дежурства, и он скончался, не просыпаясь. У Дина было слабое сердце. Роук служил с тобой в том же контрактном полку и оказался почти 100%-ной по совмещению парой для Пая и Пэтча. На Роука у тебя так же стабильная реакция реверса.  — Зачем Роше Владмир, а Лансу — Задира? Забава от скуки? Или лишняя возможность держать меня потом на крючке? — прорычал я, понимая, что во мне закипает невиданная ярость.  — Поверь, это не так! Там есть взаимные чувства! — Майлз хотел поцеловать мои пальцы, но я вырвал руку. — Лер, мы все утонули в вас… Вы для нас уже не часть эксперимента, а часть нашей жизни… Вы — наша жизнь. Ты… и мальчики.  — И только из любви вы всё держали в тайне? Не находишь, что я усмотрю в этом очередное враньё? Заметь, я открылся тебе сразу, хотя был зол и предан. Я… в отличие от тебя… правильно понимаю слова «любовь» и «доверие».  — Лер, я не мог рассказать! — простонал Майлз. — Свят, до одури полюбивший тебя, страдал больше всех. Он порывался всё тебе открыть, но Роше пригрозил депортацией, и он попритих. Анри — старший в проекте, и Макеев был вынужден подчиниться. Но Святу рядом с тобой делалось всё хуже. Ему было всё труднее себя контролировать. Роше предложил ему ненадолго покинуть Доран, чтобы правда ненароком не выплыла наружу. Свят крупно с ним поругался и получил последнее предупреждение. Мирро по приказу Анри разыграл ту сцену с соблазнением, Макеев повёлся сразу и потерял голову…  — Стой! — робкий проблеск надежды выхолодил мой желудок. — Так… Свят… жив?  — Да. За ним прислали корабль три дня спустя. Ты лежал в лазарете без сознания. Он сидел с тобой рядом почти сутки.  — Сво… лочь… — выдохнул я и закрыл лицо руками. — Слава… Богу… Убью сам! Если опять свидимся…  — Лер, ты, наверное, не до конца понимаешь…  — Всё я пониманию, дорогуша! Я — офигенный уникальный биовид, за который вы все тут головой отвечаете. А мои парни? Что будет с ними?  — Лер! Я понимаю твои негодование и злость, но… пока остановлюсь. Я и сам не всё знаю. Ребятам сейчас не угрожает ничего. Их любят, и это правда. Сначала всё было ролевой обязаловкой, но потом и Анри, и Ланс, и особенно Роук признались друг другу и самим себе, что это больше не работа. Твои мальчишки такие же сердцееды, как и ты. К ним нельзя оставаться равнодушными. Они простые, взбалмошные, открытые и честные. Вы — настоящие, и тем больнее вас использовать.  — Почему Мирро, зная всё, мне не открылся? Я же видел, его всегда ко мне тянуло. Анри запугал?  — Влад, кажется, себя возненавидел. Нервный срыв за нервным срывом. Он узнал случайно, вошёл в медицинский блок и услышал неосторожный разговор Роше и Ланса.  — Влад… не хочет верить… в то, что… я — его отец? — не то что мне стало больно, но в сердце неприятно кольнуло.  — Не уверен, Лер. Мирро очень ранимый и прямой. Он не понимает твоей беспечности, твоего поведения. Ему плохо.  — Я бы на его месте вёл себя ещё хуже, поверь! Тут бы всё было печенюшкой покрошено! — я сел на постели и нервно повёл плечами. — Зайцы… м-м-м… Пай, Пэтч и Задира знают? — каждый клочок информации давался мне с трудом, ведь теперь главным лукавящим стал я сам.  — Скорее нет, чем да. Роук со своих пылинки сдувает, а Ланс просто теряет голову от Рыжика.  — Рыжика? — я фыркнул. — Да, господа альфы, ну вы и влипли!  — Лер… — Майлз виновато собирался ещё с какими-то мыслями, но в общем и целом мне многое стало понятным.  — Уходи! Просто уходи! Мне нужно время всё переварить. Я не разбил тебе фейс только потому, что измотан после секса и немного растерян. И… если я впредь не захочу более с тобой общаться, надеюсь, мне не придётся давать объяснение? — жёстко проговорил я, имея полное моральное право.  — Нет, — прошептал Майлз, — я понимаю.  — Отлично! Я лёг, отвернулся к любовнику задом и укрылся с головой, как в детстве. Я слышал, как одевался раздавленный Майлз, и вяло покусывал свою и без того припухшую губу.  — Скажи мне, Громила… Только честно… Когда для Свята всё это перестало быть просто… заданием? До того, как он получил меня в нижние партнёры или после?  — Он влюбился… с первого взгляда. Ты не единой секунды не был для него работой… Можешь… мне не верить… Он должен был контролировать и доминировать, а вместо этого позволял тебе всё. Разве… нет?  — Уходи. Дверь за мулатом тихо закрылась. По моим щекам почему-то текли два тёплых неудержимых ручейка, и я не хотел, чтобы кто-то был свидетелем моей минутной слабости. Вообще, не хотелось ничьих жалости и сочувствия. Мой привычный жизненный уклад дал трещину, а потом рассыпался. Мир и вся Мать-Природа подставили мне подлую подножку. Весь я — ошибка или аномалия природы. Один из сыновей, зная обо всем, продолжал меня избегать. Перспектива будущего — весьма туманна и неопределённа: и это для меня-то, который всё любил педантично разложить по полочкам и контролировать ситуацию. Да, теперь надо серьёзно тренировать нервы и выдержку, иначе съеду с катушек и наломаю дров.