Свят смотрит на меня пристально и с укором:

— Лер, зачем ты дока так довёл? Не в себе человек! Нельзя же так!

Роше вытирает слёзы с глаз:

— Я в норме! Мне так нужно было сорваться с тормозов, а то задница уже в узел завязалась. А Лерк доколупает кого угодно! Я Мирро неделю из постели не выпущу! Слава Богу! Домой!

Роше всё же на свой страх и риск предложил нам на первых порах пожить в своём загородном домике в пригороде Франции, где уже обосновались Владмир, Полански и Рыжик. Сказку про заячью избушку, Анри, похоже, не читал. Роук со своим гаремом менял уже третье место жительства из-за обвинений соседей в аморальном поведении.

Я готов вылететь с Дорана хоть с пустыми руками, но Свят призывает мой здравый смысл и велит собирать одежду, часть добытых кристаллов и личные записи. Моя голова забита мыслями о встрече с мальчишками, о наших обнимашках и долгой, многочасовой беседой за чашкой чая. Ещё я планировал навестить Лу и вёз кучу вязаных вещичек для новорожденных.

Роше переговаривался с Макеевым всегда неприлично тихо, и сейчас это не было исключением. Я подкрался в мягких тапочках:

— Что-то случилось? С моими?

— И да, и нет! В Андорре премьер-министр-рогоносец затеял военный переворот. Уже три дня с князем нет связи. Но час назад отзвонился Майлз. Он благополучно вывез всю венценосную семью, а Фабио вёл переговоры с бунтовщиками и объявил, что у наследного принца будет малыш-альфа. Андоррцы послали премьера с его интригами на хер и прекратили военные действия. Сейчас сокнязья вернулись во дворец, а Луиджи положили на сохранение в частную клинику в Париже, — отрапортовал Свят.

Я был горд за Нери. Всё таки у бет есть и яйца, и мозги! Но мысли о прекрасном итальянце вызвали тяжесть на сердце. Если я увижу Лу, за его спиной будет стоять Фаби.

А видеть Нери я был не готов.

Я задумчиво наблюдал, как роботы-помощники грузят последние внушительные сумки на корабль, и пытался прислушаться к себе. Мы летели назад на Голубую планету! Я полагал, что должен был радоваться поактивнее, но Доран, видимо, впустил в меня свои корни.

— Не уверен, что хочешь уезжать? Спокойнее тут, да, старик? — Макеев осторожно обнял сзади, поглаживая мой большой живот, его привычно пнули в ладонь изнутри.

— Я, по ходу, схожу с ума, Свят! Я же больше всего на свете хотел свалить с этой проклятой планеты!!! Но на ней мы были изолированы от всех заморочек большого мира и жили без особых забот. А к этому, млин, привыкаешь!

— Да, старик, на иждивении легко. Теперь придётся заботиться о себе.

— Да не гони! Мы всё ещё под колпаком Центра. И в доме Анри наверняка тьма-тьмущая прослушки и камер!

— Я всё проверю, не переживай, старик! Ни одна холера не услышит твоих стонов в нашей спаль… Ай!

Я отвесил бесу локтём под дых.

— До ближайших стонов месяцев пять, озабоченный!

— Сколько?! Смотри, схожу налево! — Макеев щурится.

— А далеко ли ты уйдешь с поломанной ногой? — мрачно заканчиваю я.

Свят осклабился, как довольный охотой, сытый хищник:

 — Выходит, старик, ты меня любишь?

 — Люблю, — я могу теперь сказать это совершенно спокойно.

 — А как сильно ты меня любишь? — продолжает игру Свят, а я вспоминаю милый детский каламбур:

 — До солнца, луны и всех звёзд!

— Хорошо! Ведь на меньшее я не согласен! — рычит мой упрямый, неподражаемый, невозможный альфа.

Держась за руки, мы молчаливо прощаемся с Дораном, планетой, которая роковым воздействием своих кристаллов изменила всю нашу жизнь. Я окидываю долгим взглядом наше двухэтажное общежитие, ставшее на полтора года родным домом для десяти альф. Сердце почему-то начинает сентиментально щемить. Анри нетерпеливо кричит с трапа корабля.

 — Макеевы-ы-ы! На борт! А то нахрен оставлю на Доране!

— Типун тебе на язык, док! — ворчу я, и вижу шальной синий взгляд.

— А что, Лерка, айда за меня? Зарегистрируем отношения по закону! — оптимист хренов, ещё ведь даже не взлетели!

— Свят, а мне можно поломаться? — язвлю я и щурюсь, как злющий кот.

— Подумать можно, пока летим! — и этот сучара осыпает меня охапкой разноцветных осенних листьев.

— Да, да, да! — препираясь, мы поднимаемся на корабль. Меня усаживают в глубокое пассажирское кресло, создают комфортное полулежащее положение и пристёгивают ремнями. Ещё двадцать минут подготовок и продувок, и я увижу Доран удаляющимся зелёно-голубым мячиком в иллюминаторе, сжимая в ладони маленький желтый листочек. Я смаргиваю и поражаюсь, насколько разительно эта планета напоминает Землю. Укол в сгиб локтя, и меня выносит мягкий спокойный сон. Роше делает всё, чтобы я легче перенёс скачок и выход в космос. Я вижу цветные сны и, странным образом, слышу музыкальное потрескивание кристалла на моей шее.

Доран прощается со мной. Надеюсь, навсегда…

====== Глава 22. ======

Принимал нас отдельный специальный терминал, куда мы долетели частным рейсом. В аэропорту Руасси было полным-полно народу, но впереди измученного меня пёр реальный бронетранспортёр, крепко держа меня за руку и прокладывая путь с таким заклятым выражением лица, что меня даже краешком одежды никто бы не рискнул зацепить. Но, несмотря на гомон и шум, царящие вокруг, я отчётливо слышу пронзительное и входящее в самое сердце:

— Татенька!!! — я вижу несущихся ко мне, чуть ли не по головам пассажиров, Задиру и Мирро.

Оперативная группа захвата тут же разделяется для запланированного манёвра: Рыжик едва ли не сбивает с ног Свята, прикрывшего меня телом, а Владмир, умоляюще глядя и ища понимания, повисает на шее своего Анри. Половина всего зала теперь пялится на моего старшенького и дока. Ещё бы, они невероятно красивая пара! Мирка заметно похудел от тоски и ожидания. А Роше жадно втискивает мальчишку в себя, незаметно нацеловывая во все доступные губам места, оглаживая поясницу и из-за приличия не спускаясь ниже.

Задира, наоборот, уж слишком окреп, он и был-то ладненький, а тут мускулы налились, как у молодого льва. У Полански явно фетиш на спортивные фигуры, или они решили, как мы с Макеевым, в смену ролей поиграть?

 — Пап! Все о-о-очень соскучились! А про Пэтча уже знаешь? Кру-у-уть, да? — очень громко и возбуждённо кричит Рыжик, пробравшись ко мне через охранный заслон.

Макеев, видя, что вокруг меня достаточно разумного народа, сообщает мне, что пошёл за багажом. Я лишь мимолётно киваю: мне есть чем заняться.

 — Круть-круть! Сам-то как? — я так рад порывистым объятиям сына, этому родному запаху мятной тянучки и глазам, что пылали задором.

 — Никак! — вздыхает Задира, а до нас тем временем, прихрамывая, добредает Ланс, и жмёт мне руку.

 — Что с ногой, полиция? — участливо сокрушаюсь я, хотя стёб просто с губ сочится. — Рыжик гантелю уронил? Ты его куда так накачиваешь, старик?

Парень с явно неприкрытой гордостью демонстрирует всем прибывшим свой налитый бицепс. Ланс широко улыбается и треплет Задиру по вихрастой голове:

 — Он инструктором устроился в фитнес-клуб. А я — в местную жандармерию следователем.

 — Роука и Зайцев давно видел? — отмазка «а давай поговорим в машине по дороге» меня не устраивает!

— На выходных приезжали. Рыжику же двадцать два года стукнуло, сходили в боулинг и на стриптиз, — Полански держит марку серьёзного человека и покер-фейс.

Млин, не надо мне напоминать, что я пропустил день рождения моего несносного сына!

 — А меня сводите по злачным местам? — с жаром выдаю я.

Ланс смеривает пристальным взглядом мой выпирающий живот, к которому уже прижимается ухом Задира:

— В боулинг тебе уже поздно, а на стриптиз, пожалуй, можно. Свят, привет! Тут староста на стриптиз просится, что скажешь? — полицейский пожимает огромную ладонь Макеева, уже получившего багаж и вынырнувшего к нам с пятью дорожными сумками из толпы.

— Обойдётся! Я ему свой покажу!

— Что я там ещё не видел?! — тихо глумлюсь я, и получаю лёгкий шлепок по заду от альфы. — Жандарм, а как во Франции относятся к насилию в семье?