Однако теперь, получив подкрепления, мы уже могли снять с передовой, например, 112-ю стрелковую дивизию подполковника И. Е. Ермолкина - пусть весьма малочисленную, но сплоченную и стойкую. И Военный совет армии признал, что ее следует незамедлительно поставить на вторую линию обороны на вероятном новом направлении главного удара противника.

Командование фронта (тут требовалась его санкция) с этим согласилось, и в течение суток полки капитана Василия Асеева и старшего лейтенанта Александра Безъязыкова заняли запасной рубеж в заводских поселках, у балки Вишневая. Основу обороны здесь составила цепочка опорных пунктов - в школах, магазинах, бане и других прочных строениях разместили по взводу пулеметчиков и автоматчиков.

Одновременно части дивизий Батюка и Горишного сдвигались на переднем крае вправо - с таким расчетом, чтобы принять на себя ожидаемый удар. Полковнику Горишному было приказано создать сильный опорный пункт - с гарнизоном до батальона и с круговой обороной - на Мамаевом кургане.

Очень тревожило, сумеем ли произвести перегруппировку так, чтобы противник ее не заметил и не накрыл меняющие позиции части огневыми налетами. Но, хотя все и происходило у немцев под боком, соблюсти скрытность как будто удалось. Представители штаба армии выводили подразделение за подразделением в строго определенной последовательности на назначенные рубежи. К утру 26 сентября все эти войска изготовились к бою на новых позициях.

А так как в тот день наступления гитлеровцев не последовало и в то же время не оставалось никаких сомнений, что оно готовится, командарм решил упредить на рассвете 27 сентября действия противника контратакой из района Мамаева кургана и поселка "Красный Октябрь".

Рассчитывать, что теми силами, которыми армия располагала, удастся вообще сорвать это наступление, было, конечно, трудно. Однако помешать врагу действовать с самого начала по своему плану и тем ослабить подготовленный удар мы могли. Ну а при максимальном успехе могли, думалось, создать угрозу флангу неприятельской группировки, нацеленной на заводы.

Одновременно, как мы знали, штаб фронта планировал контрудар правым флангом 64-й армии, которой ставилась задача отбить у противника Купоросное. Теперь этого было уже недостаточно, чтобы ликвидировать разрыв между двумя армиями. Но можно было надеяться, что своими активными действиями левый сосед во всяком случае свяжет часть войск, высвободившихся у немцев южнее Царицы.

В нашей контратаке участвовали бригады танкового корпуса Попова, дивизии Горишного и Батюка. Ни одно из этих соединений не должно было атаковать врага всеми своими силами и на сплошном фронте. Приказ, определявший боевую задачу, содержал принципиально важный (хотя, быть может, и шероховато сформулированный у нас в штабе из-за спешки) пункт:

"Еще раз предупреждаю командиров всех частей и соединений, что при ведении боя не допускать действий целыми подразделениями, такими, как рота и батальон. Наступление организовать преимущественно мелкими группами по типу блокирующих отрядов (9-15 человек), вооруженными автоматами, ручными пулеметами, гранатами, бутылками с "КС" и противотанковыми ружьями. Полковую и батальонную артиллерию использовать по-орудийно для прикрытия блокирующих групп, ведя огонь прямой наводкой в окна, амбразуры и чердаки строений".

Я уже говорил о том, как бои, перенесшиеся непосредственно в город, потребовали новой тактики с упором на максимальное сближение с противником и на действия небольшими группами. За две недели борьбы с врагом на сталинградских улицах эта тактика прошла серьезную проверку, показала всю эффективность. Мы убедились, что в сложившихся условиях воевать иначе просто нельзя. Практическое овладение наукой городского боя сделалось для всей армии задачей каждого дня и часа.

Об этом напоминает и приведенный пункт боевого приказа на 27 сентября.

И именно с тем днем связано резкое перемещение центра тяжести событий Сталинградской обороны. Коротко можно сказать так: если в течение первых двух недель боев в городе все самое важное происходило вокруг Мамаева кургана и к югу от него, то с 27 сентября судьба Сталинграда решалась на Мамаевом кургане и севернее.

Наша контратака, начавшаяся в шесть утра, в течение двух часов имела определенный успех и задержала наступление противника. Затем инициативу стал перехватывать он. Сосредоточенные гитлеровцами силы превосходили наши, а главное - прямо-таки неистовствовала фашистская авиация. На Мамаев курган, особенно на его вершину, сбрасывалось столько бомб, что привычные очертания высоты местами изменялись на глазах. А там - об этом трудно было забыть и на минуту - находился опорный пункт дивизии Горишного...

Но даже такая поддержка с воздуха не помогла врагу продвинуть вперед одним броском, как он рассчитывал, 100-ю легкопехотную дивизию, усиленную танками. Этот бросок сорвала наша артиллерия: Николай Митрофанович Пожарский смог сосредоточить примерно на километре фронта огонь полуторасот орудий и трех полков "катюш".

15-минутная артиллерийская контрподготовка послужила одновременно подготовкой новой контратаки дивизии Горишного. Теперь ей удалось очистить от врага южные и западные скаты Мамаева кургана. Возобновить наступление на этом участке противник смог лишь четыре часа спустя.

Однако до этого он успел нанести нам сильнейший удар севернее кургана двумя дивизиями, одна из которых оказалась 24-й танковой, уже переброшенной из-за Царицы. Удар был в прямом смысле слова таранный - напролом через минные заграждения, не считаясь с потерями. И нашу оборону там враг прорвал.

Около 14 часов несколько десятков фашистских танков появилось в поселке "Красный Октябрь", а затем и в соседнем поселке "Баррикады". За танками туда продвинулась и пехота. Тяжелый бой разгорелся у только что занятого нашими войсками запасного рубежа.

За опасным развитием событий внимательно следили на фронтовом КП. Все чаще соединялся со мною начальник оперативного управления А. М. Досик, требуя последние данные об обстановке. А вскоре после нашего доклада о том, что противник ворвался в рабочие поселки, сам начальник штаба фронта сообщил: для усиления обороны заводского района ночью к нам будет полностью переправлена 193-я стрелковая дивизия - единственное соединение, находившееся в тот момент за Волгой вблизи Сталинграда. Один ее полк (об этом я говорил) уже был передан 62-й армии четыре дня назад и временно подчинен Родимцеву.

Немецкая авиация продолжала бомбить наш передний край и тылы вплоть до Волги. Бомбы часто падали и в районе армейского командного пункта. Непрестанно и подчас надолго нарушалась связь с соединениями. Иногда мне нечего было доложить начоперу штаба фронта: за полчаса, истекшие после предыдущего его звонка, не удавалось получить новых сведений с самых горячих участков обороны.

Заботило, понятно, не то, как мы выглядим перед фронтовым начальством. Без непрерывной связи с основными соединениями командование армии, хоть оно и находилось в двух-трех километрах от передовой, могло утратить контроль за ходом событий. А они принимали все более тревожный оборот. Продолжая яростные атаки в заводских поселках, враг уже вновь штурмовал и Мамаев курган.

Обсудив еще раз с Гуровым и со мною обстановку, о которой мы располагали явно не полными и быстро устаревавшими данными, Василий Иванович Чуйков решительно сказал:

- Ясно одно: сидеть здесь нам нечего. Надо идти в войска, в те соединения, от которых сейчас больше всего зависит прочность обороны. К Батюку, к Горишному, в танковый корпус Попова... А тут останется за хозяина Пожарский - у него в руках вся наша огневая сила. Камынин ему поможет.

Никогда еще не бывало так, чтобы командующий армией, член Военного совета и начальник штаба одновременно отлучались с командного пункта - кроме того случая, когда мы вместе перебирались из царицынской штольни на этот новый КП. Но в сложившихся условиях мы действительно больше могли сделать, разойдясь по соединениям. Там, на месте, все яснее и легче принимать необходимые решения.