В отношении вокзала это, впрочем, выяснилось не сразу: связь с батальоном Федосеева поддерживалась только живая, а добраться туда или оттуда, как ни близко это было, стало непросто.
Для получения достоверных сведений о том, что там происходит, к вокзалу не раз посылались наши штабные офицеры связи. Однажды с таким заданием был послан прикомандированный к оперативному отделу старший политрук Падерин. В качестве вещественного доказательства того, что он был не где-то около вокзала, а в самом здании и что, следовательно, оно в наших руках, Падерин предъявил связку ключей от билетных касс. Это очень понравилось Василию Ивановичу Чуйкову, которого мучила затянувшаяся неизвестность.
Тем временем командарм и весь Военный совет армии приходили к убеждению, что надо переносить в другое место наш КП.
"Царицынское подземелье", защищавшее от любых бомб и снарядов, но душное, невентилируемое, где усталые люди нередко теряли способность работать, впадая в тяжелое, не приносящее и отдыха забытье, всем нам за эти четыре дня осточертело. Признаться, не раз думалось: "Как смог тут высидеть более долгий срок штаб фронта?" Однако дело было не только в изнуряющей духоте штольни. Теперь наш КП оказался практически на левом фланге армейской полосы, причем сообщаться с правым флангом армии, да и с большинством других частей, действующих севернее Царицы, приходилось через узкое прибрежное пространство, по которому не всегда можно было беспрепятственно передвигаться, так как и здесь в отдельных зданиях сидели гитлеровцы.
У центральной переправы продолжал действовать наш вспомогательный пункт управления во главе с Пожарским. Но следовало и армейскому КП быть ближе к ключевым позициям обороны, в том числе - к крупным заводам, ближе к основной группе войск, чтобы ни при каких обстоятельствах не оказаться от них отрезанным. И чтобы в войсках знали: командование армии, Военный совет тут, рядом.
Долго выбирать новое место было некогда. Более или менее подходящее нашлось на берегу Волги между заводами "Красный Октябрь" и "Баррикады", посередине армейской полосы, примерно на одинаковом расстоянии от тогдашних флангов. Командующий фронтом согласился в нашим предложением не сразу вероятно, потому, что другого столь надежного укрытия, как "Царицынское подземелье", быть не могло. Но затем передал, что перенести КП и штарм разрешает.
Большинство штабистов, а также и политотдельцы, кроме оставшегося с нами бригадного комиссара И. В. Васильева, перебрались на новое место в ночь на 17 сентября. Военный совет, оперативный отдел, разведчики должны были перейти туда к исходу следующей ночи.
Последние часы на царицынском КП проходили тревожно. Еще в середине дня создалась тяжелая обстановка выше по долине Царицы, на северном ее берегу. Обойдя с флангов 42-ю стрелковую бригаду полковника Батракова, гитлеровцы зашли ей в тыл. Поскольку восстановить здесь положение было нечем, стал неизбежным отвод бригады на новый рубеж. Однако связь с Батраковым прервалась.
Только в начале ночи, получив наконец приказ, бригада с боем вышла из окружения. Батраков доложил, что вынесены все раненые. В их числе был умирающий военком бригады полковой комиссар С. Н. Щапин.
Раненые лежали и в нашей штольне, в отсеках, ближайших к выходам, где было больше воздуха. Такое использование блиндажа штаба армии, конечно, против всяких правил. Но раненых из сражавшихся рядом частей, которых выносили по долине Царицы к переправе, часто было негде больше укрыть, если приходилось пережидать сильный огонь.
Ближе всех к "Царицынскому подземелью" проходили позиции 244-й дивизии, и полковник Афанасьев уже прислал своих связистов - с нашим уходом штольня предназначалась для его командного пункта.
Но главное, чем мы жили в ту ночь и за что больше всего тревожились, происходило на Волге: с наступлением темноты с левого берега начинали переправляться батальоны 92-й отдельной стрелковой бригады.
Бригада передавалась армии из резерва Ставки и, как мы уже знаем, была хорошо укомплектована. Она не именовалась морской, но большинство бойцов составляли матросы с Балтики и Севера. А комсостав в основном был из общевойсковиков.
Эта свежая часть предназначалась для укрепления нашего левого фланга и предотвращения назревающего прорыва гитлеровцев к Волге вдоль долины Царицы. Одновременно в другом месте, напротив "Красного Октября", переправлялась 137-я танковая бригада подполковника К. С. Удовиченко. Она должна была выдвинуться к Мамаеву кургану, чтобы поддерживать правый фланг дивизии Родимцева вместо 27-й танковой бригады, от которой практически ничего не осталось.
Обстановка на Волге была обычной: трассы переправ - под вражеским огнем. Однако воспрепятствовать перевозке войск противнику не удавалось. Представители штаба армии встречали высадившиеся подразделения, выводили их в районы сосредоточения, к назначенным рубежам.
Соединившись еще раз с ВПУ и переговорив с Пожарским, на которого временно переключили все каналы боевого управления, командарм решительно поднялся с места:
- Ну что ж, пошли!
Операторы убирают последнюю карту. Покидаем опустевшую уже штольню с сознанием, что делаем это более чем вовремя: управлять армией отсюда больше нельзя.
До нового КП, если, оторвавшись от реальной обстановки, проложить на плане города кратчайший маршрут, - километров одиннадцать-двенадцать. Но обстановка не та, что была четыре дня назад, когда еще удалось с грехом пополам добраться от Мамаева кургана до Царицы на "виллисах". Полковник Г. И. Витков, отвечающий за "перебазирование" Военного совета и оперативных работников штаба со всеми документами, считал, что сейчас наш проезд берегом Волги, мимо захваченных немцами зданий, возможен разве что в танках.
А так как танков в его распоряжении не имелось, был предложен такой путь: переправиться через Волгу в Красную Слободу, проехать по левому берегу несколько километров на машинах и вновь пересечь Волгу у "Красного Октября". Сложновато... Однако пришлось на это согласиться.
С группой автоматчиков спускаемся к устью Царицы. Над ее долиной время от времени пролетают снаряды и мины, но нашу "штабную колонну" специально не обстреливают - вышли незаметно. Знало ли гитлеровское командование, где помещался в эти дни штаб 62-й армии? Гуров убежден - не знало: иначе обязательно попыталось бы нас захватить. Пожалуй, он прав.
Вспышка ракеты осветила пустой деревянный мост со старинными фонарными столбами. Уже с трудом верилось, что это по нему я проезжал месяц назад, только что прибыв в Сталинград. Тогда мост был еще составной частью людной, оживленной городской магистрали...
Чем ближе к Волге, тем светлее - что-то горит на берегу. А над самой Волгой вразброс возникают и гаснут вспышки разрывов. Противник не знает, закончены ли на сегодня перевозки, и держит вероятную трассу переправы под методическим огнем.
И вдруг, словно специально для нас, обстрел реки прекращается. Все без команды ускоряют шаг - надо пользоваться этой паузой, раз уж повезло!
Не помню, заказывался ли для нашей "команды" катер, считались ли гребные лодки сперва запасным вариантом на случай, если катер задержится. Так или иначе, нас ждали лишь длинные рыбацкие ладьи. В них сложили штабное имущество и личные вещи, расселись сами (Витков настоял при этом, чтобы командующий, член Военного совета и я сели в три разные лодки) и, не мешкая, оттолкнулись от берега. Бойцы охраны и адъютанты налегли на весла.
Потом, на стремнине, им принялись помогать все, и с течением, начавшим было сносить нас вниз, справились. Лодкам удавалось держаться в темноте. Только раз в нашу сторону протянулась трассирующая очередь - должно быть, из Дома специалистов. Правый берег, насколько хватало глаз, был охвачен заревом, весь во вспышках и отблесках огня. Лишь сам оказавшись посреди реки, я понял, каким грозным открывается Сталинград бойцам и командирам переправляющихся к нам частей.
Впереди надвигался большой остров Голодный, разделяющий реку на два широких рукава. Темень, так выручавшая нас, тут немного подвела: первая лодка, а за ней и вторая наткнулись на какие-то препятствия. Услышав сильный плеск и чертыханье, я уже забеспокоился за Чуйкова и Гурова. Но их лодки не перевернулись, только зачерпнули порядочно воды. Остров мы пересекли пешком, пока лодки налегке огибали его северный выступ. У бойцов, занимавших тут оборону, были наготове и другие.
