С такими мыслями я легла спать.
***
То ли на это повлияли кошмары, не дававшие мне сна, то ли какие-то голоса, раздававшиеся у порога нашего дома, но сегодня я проснулась не в 12:00 и даже не в 11:00. Часы показывали полдесятого и я, тяжело зевая и пытаясь разомкнуть свои глаза, нехотя скатилась с кровати, падая на уже чистый пол. Это меня слегка взбодрило, убирая остатки дремоты. Я нехотя поднялась, сладко потягиваясь и понимая, что сегодня уж точно не опоздаю на свидание, а значит, можно не торопиться.
Чистой одежды со вчера не прибавилось, пришлось вновь надевать свитер и шорты. Крепить линзы пока что рановато, и я вышла из спальни, поворачивая голову в сторону входной двери и с удивлением отмечая, что оба родителя стоят у порога и разговаривают с каким-то неизвестным человеком. Чуть ближе подойдя, мне стало ясно, что гость одет в серый балахон без каких-либо отличительных знаков, его лицо наполовину сокрыто капюшоном. Из вежливости, я сделала попытку поздороваться со всеми:
“Доброе утро!”
Все взрослые тут же повернулись ко мне. Ч-что? Почему мама плачет? Почему у папы такой стеклянный и пустой взгляд?.. Мужчина в балахоне ухмыльнулся, показывая худощавой рукой на меня. Я выдавила из себя вопрос:
“Что… Что произошло?..”
Родители молчали, гость же удовлетворенно скрыл свои ладони в рукавах, отвечая:
“Сосуд погиб прошлой ночью.”
Смысл этих слов отказывался доходить до меня, мой разум просто не хотел воспринимать эту фразу. Мне стало понятно, кто этот мужчина, и зачем он пришел. Нет, нет, нет! Почему, почему я?! За что?..
Я бросилась в ноги к своим родителям, пускаясь в плач и захлебываясь в собственных слезах:
“Мамулечка! Папулечка! Пожалуйста, не отдавайте меня!”
Я вцепилась в штанину отца, который уже был одет для похода на работу. Моя голова была устремлена вверх в мольбе, в надежде увидеть хоть один добрый знак на лице папы. Он смотрел на меня в ответ, было трудно понять его мысли через непроницаемые отсвечивающие очки. Отец дернул ногой, заставив меня отпустить его штанину и упасть лицом в пол. Я попыталась достучаться до мамы, подползая к ней:
“Мамочка! Я больше никогда не буду опаздывать! Всегда буду вовремя делать работу по дому! Пожалуйста…”
Мама лишь отвернулась от меня, скрыв свое лицо в ладонях. Слезы полностью заполонили мои глаза, надежда покидала меня с каждой секундой. Я бросилась к последнему живому существу в нашей комнате, хватаясь за полу балахона инквизитора как за последнюю ниточку, ведущую к моему спасению:
“Умоляю, я сделаю всё что угодно! Всё!..”
Отец перебил меня, нечеловеческим голосом сказав:
“Это не наш выбор.”
Я тут же замолкла, не зная, что делать дальше. Инквизитор нагнулся, в следующую секунду хватая меня за волосы и рывком поднимая на ноги. Я вскрикнула от боли, пытаясь вырваться из цепкой хватки мужчины. В его левой руке мелькнул какой-то шприц, направляющийся к моей шее…
***
Второй раз за день я проснулась уже гораздо позднее. Солнце стояло в зените, больно светя в глаза. Я заморгала, тут же осознавая, что нахожусь… В деревянной клетке, установленной прямо по центру главной площади. Спереди стоял огромный деревянный крест. Рядом несколько инквизиторов во все тех же серых балахонах разжигали огромный костер, предназначение которого смутно доходило до меня. Вокруг уже вовсю собирался народ, причем людей было больше, чем на любом из обрядов освещения… По соседству со мной стояла другая клетка, в которой лежало ничуть не изменившееся с момента нашей последней встречи бездыханное тело сосуда, а если точнее… Прошлого сосуда.
Слезы вновь полились по моим щекам, я схватилась за прутья, пытаясь выбраться из заточения. Один из инквизиторов отвлекся от разжигания костра, доставая из-за пояса кнут. Что…
Взмах руки, и на мои пальцы приходится вся мощь от удара. Взвизгнув, я отпустила решетку, прижимая опухшую и покрасневшую руку к груди. Расплывшись в улыбке, мужчина вернулся к работе. Я же забилась в угол, морально готовясь к своей участи. Хотя было ясно изначально, что к этому невозможно подготовиться. Соседнюю клетку распахнули, и сосуд был вынесен наружу. Его тут же подвесили на деревянном кресте, прибив ладони к дереву гвоздями… Я зажмурила глаза, стараясь не смотреть на этот процесс, однако буквально спустя минуту раздался повторный звук открытия клетки. Теперь моя очередь…
Меня грубо схватили за руку, выбрасывая на мостовую. Народ одобрительно загудел, получив возможность лучше рассмотреть новую жертву. Из-за разгоравшегося кострища здесь было очень жарко, пот стекал по моему телу. Я встала на четвереньки, в страхе открывая глаза. Спиной ко мне, обращенный к людям, стоял главный инквизитор, выделяющийся красным балахоном с обитой шерстью капюшоном. Он вещал публике какие-то слова, отдававшиеся звоном в голове. Сзади меня крепко держали инквизиторы более низкого ранга, не давая мне возможности сбежать, хотя страх и паника так сильно охватили меня, что я бы не смогла сделать и шага.
Закончив свою речь, инквизитор приблизился к кострищу, вставляя в него небольшой железный прут и накаляя его докрасна. Мое сердце забилось с невероятной скоростью, хоть я и ни разу не была на обряде переноса, но прекрасно понимала, что сейчас произойдет. Плавно передвигаясь, мужчина приблизился ко мне, его прислужники задрали мне голову, заставив смотреть главному инквизитору прямо в его злобно ухмыляющееся, наполовину скрытое за капюшоном лицо. Слова застряли в моем горле, половина сознания хотела кричать, вырываться и отбиваться, другая же давно смирилась со своей участью.
На конце покрасневшего прута был изображен небольшой символ, представляющий из себя наполовину заполненный контур греческой амфоры. Я закрыла глаза, не желая смотреть на это. Под одобрительные крики толпы, инквизитор резко прижал раскаленное железо к моему лбу, сжигая кожу в форме марки и выдавливая из меня нечеловеческий крик. Голова, казалось, раскалывалась на части, не давая возможности ясно мыслить. В мои руки что-то вложили, прут был на моем лбу всего несколько секунд, которые казались вечностью. Тяжело переводя дыхание, я снова раскрыла глаза. Все перемешалось - кричащая толпа, языки пламени, труп сосуда… Люди начали хором читать до боли знакомую молитву…
Меня подняли с земли, оставив стоять на шатающихся ногах. В моей руке, как оказалось, находился ритуальный металлический нож. Перед глазами находилось распятое на деревянном кресте тело сосуда. Его мертвые глаза были широко раскрыты, но на лице застыла улыбка. Кто-то шепнул мне на ухо:
“Вскрывай…”
После чего кто-то толкнул меня в сторону трупа. От боли я совершенно не осознавала, что я делаю, кто-то вознес мою руку с ножом за меня.
“Во избежание снисхождения ада на Землю…”
Я сопротивлялась всеми силами своей души влиянию инквизиции, пытаясь не дать ей опустить мою ладонь с ножом в тело сосуда.
“Во избежание поглощения наших душ злом…”
У меня не хватило сил бороться с чужой волей, оружие плавно вошло в живот сосуда, прорезая длинную вертикальную линию. Холодная кровь прыснула мне на лицо, слегка отрезвляя и заставляя плача опуститься на землю, выронив клинок на стремительно краснеющую мостовую.
“Весь первозданный грех должен…”
С меня тут же сорвали всю верхнюю одежду, оголив мой торс. В недоумении и отчаянии, я подняла голову, пытаясь понять причину этого действия. Инквизиция несла второй раскаленный прут, на этот раз больших размеров. Мужчина в балахоне встал за мной, замахиваясь и целясь в спину… Нет, нет, только не снова! НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
“Заключен в один сосуд.”
Это были последние слова, которые я услышала перед погружением в темноту.
Комментарий к Часть 1
https://vk.com/minescribbles - группа автора
========== Часть 2 ==========
Говорят, потеря сознания - способ организма отдалиться от боли, хоть как-то уберечь себя от лишних страданий. Но теперь мне стала прекрасно ясна причина этого явления. Оно происходит, когда тело больше не способно выстоять под тяжестью физических увечий, израсходовав последние крупицы незримого вещества, удерживающего мозг от впадения в агонию в попытках изменить хоть что-то, но в то же время с осознанием того, что ты больше ничего не можешь сделать. И тогда, когда даже разум рухнет… Останется только боль. Возможно, увидев, что жертва больше не сопротивляется, жители деревни прекратили бы с какой-то безумной решимостью, как во время самосуда над отъявленным убийцей, смешивать моё тело с грязью под подошвами их ботинков, ломая сразу по несколько хрупких, ещё не окрепших ввиду возраста костей за удар, превращая каждый орган в месиво, которое больше никогда не будет способно работать как прежде. Но никто не даст тебе пощады. И, забившись в уголок своего сознания, ты остаешься наедине с этой лишь нарастающей болью. Можешь умолять, кричать, смириться… Тебе придётся вытерпеть до конца. Потому что… Ты это заслужил?..
