Стихи Николай Карамзин стал писать, когда ему, как и его предшественникам – Тредиаковскому, Ломоносову и Державину, – «перевалило» за двадцать. Поэзию в нем «пробудили» не «лирические волнения», не любовь, не скорбь, не радость, не застолье или что-то в подобном духе, а желание наставлять других, учить их разумному поведению, напоминая при этом о бренности бытия и предначертанности судеб. И решил он это делать в стихотворной форме. Тем более что один из самых близких ему тогда людей – Иван Дмитриев – на момент их знакомства и последовавшей затем дружбы уже «долгое время стихотворствовал»3, невольно провоцируя молодого приятеля (он был старше Карамзина на шесть лет) на подобного рода занятия. Потому совсем не случайно первым стихотворением Карамзина стало дружеское послание Дмитриеву, который пожаловался ему на свою «участь»4. Это послание положило начало их многолетней переписке:

Мотив бренности, предназначенности и обреченности звучит и в следующем послании к Дмитриеву:

И в третьем послании, пропев дифирамб дружбе, Карамзин отмечает как ее назначение, так и обреченность:

Таким образом, Карамзин, как говорится, с ходу и достаточно активно включается в процесс освоения нашими поэтами стихотворного послания («эпистолы», «письма»). В XVIII в. у нас этот процесс был начат просительной «Эпистолой от Российския поэзии к Аполлину» (1735) Тредиаковского:

Затем появились две наставительные «Эпистолы» – «о русском языке» и «о стихотворстве» (1747) Сумарокова, сокращенный вариант которых он прямо назовет «Наставление хотящим быти писателями» (1774). Наставительной была и сумароковская «Эпистола его Императорскому Высочеству Государю Великому Князю Павлу Петровичу в день рождения его 1761 года сентября 20 числа»:

Сумароков пишет два элегических послания «К г. Дмитревскому» (1763 и 1774) и одно «Ко Степану Фёдоровичу Ушакову, губернатору Санкт-Петербургскому, на преставление графа Алексея Григорьевича Разумовского» (1771):