– эти чувства прорываются неупразднимой ностальгией по идеализируемому прошлому, к которому относят все несостоявшиеся мечты… страхи вплоть до ксенофобии и параноидальной убежденности в существовании внешних и внутренних врагов, темных сил и “заговоров” против России;
– жесткость предъявляемых к нему нормативных требований и правил снимается не только двоемыслием и лукавостью, но и коррупцией (причем эта коррупция двунаправленная: подкупается не только власть… но и само население» [Гудков, 2009, с. 15–16].
«Стратегия пассивной адаптации» предполагала снижение запросов, отказ от высших ценностей. По мнению Л. Гудкова, «эти социальные навыки, социальные механизмы организации жизни чрезвычайно устойчивы и важны, и они сохранились до сих пор». На них «держится нынешняя культура – на таком низком уровне готовности к политическому участию, к отстаиванию своих прав, к проявлению солидарности…» [Гудков, 2016]. При этом чувство неполноценности индивидуального существования компенсируется сознанием принадлежности к большому целому.
Эти актуальные наблюдения автора важны для нас потому, что подтверждают возможность использования подхода, предложенного в 1990‐е годы А. Хлопиным, М. Ильиным, а также Н. Бирюковым и В. Сергеевым, которые обратили внимание на феномен двоемыслия, отражающий дуализм массового сознания [Хлопин, 1994; Ильин, 1997; Бирюков, Сергеев, 1998].
Истоки дуализма массового сознания в России обнаруживаются отнюдь не в «тоталитарном» советском прошлом, а в гораздо более ранних исторических периодах. Исследование становления российского политического сознания [Калашникова, 2006] выявило ряд тенденций, воспроизводство которых в наши дни кажется постоянным возращением на круги своя [Пути России, 2016].
В Западной Европе формирование современного типа политического сознания происходило с началом Нового времени в ходе многосоставного и относительно длительного процесса. Как вслед за Р. Козеллеком отмечает М. Ильин, модернизация политического сознания включает темпорализацию (появление «горизонта ожиданий» и историчности мышления), демократизацию (распространение новых нормативных стандартов на значительные массы населения), идеологизацию (генерализацию понятий и моделируемых ими институтов – от партикуляризма к универсализму), политизацию (обратное воздействие понятий, мифов, дискурсов на политические процессы в качестве планируемой и целенаправленной деятельности) [Ильин, 1997, с. 4]. Реальный переход предполагал также секуляризацию политического сознания, суверенизацию и натурализацию политических мировоззрений, конституционализацию национально-государственного самосознания. Эти процессы сопровождались формированием двоемыслия – использования двойного стандарта в отношении к государству и к гражданскому обществу, имеющим разные логики политической организации (господство vs контракт), и поиска способов «переключения» с одной логики на другую. На этом историческом этапе, отмечает М. Ильин, двоемыслие имеет прогрессивное значение [Ильин, 1997, с. 7] – оно не только позволяет «снять» противоречие между индивидуальными воззрениями и устремлениями и требованиями социальных норм, неизбежно возникающее при разделении частной и публичной сфер, но и «обезличить» политические институты (отделить «государя» от «государства»).
В России второй половины XVIII–XIX в. политическое сознание формировалось в условиях раскола – во‐первых, между доминирующим по численности крестьянским населением и немногочисленным дворянством; во‐вторых, между модернистским и антимодернистским мировоззрением (к середине XIX в. этот раскол оформился в противостояние западников и славянофилов). Одновременно сосуществовалии политическое и предполитическое (потестарное) сознание, причем, по мнению многих авторов, последнее преобладало [Ахиезер, 1995; Ахиезер, 1997; Ирошников, 2001; Кнабе, 2002; Миронов, 2000; Rogger, 1960]. Традиционная культура русских крестьян была сформирована в русле архаических суеверно-обрядовых представлений [Коршунков, 2003, с. 301]. Крестьянство было носителем верноподданнического и бунтарского типов «политического сознания» [Alexander, 1969]. Разные группы дворянства представляли и консервативный, и либеральный, и революционный типы такого сознания [Плимак, 1983]. Представители «третьего сословия» склонялись к либерально-демократическому и революционному типам политического сознания. В каждом случае сформировались свои традиции, определившие и последующее развитие политического сознания в России [Калашникова, 2006].
Как отмечает А. Хлопин, «процесс европеизации в дореволюционной России стимулировал антимодернистскую установку как у исповедовавших идеологию уравнительности низов, так и у образованной элиты» [Хлопин, 1994, с. 50]. «Двоемыслие» в результате заключалось в необходимости соответствовать в публичной сфере европеизированному образцу, абсолютно не органичному глубинным ценностям, архаичным по своей сути. Так, «заимствованные у европейских народов технологии, формы организации труда и… социальные идеалы парадоксальным образом воспроизводятся в социуме с глубоко укорененными стереотипами архаического мышления и поведения. Парадоксальным сочетанием европеизма и архаики определяются промежуточность, своеобразная двойственность российской цивилизации» [Калашникова, 2006, с. 51].
В чем причина того, что российское «двоемыслие», в отличие от «двоемыслия» западного, не способствовало формированию современного типа политического сознания? В Западной Европе гражданское общество складывалось на договорных принципах, в результате чего «при условии эквивалентного или паритетного распределения взаимных прав и обязанностей устанавливалась некая идеальная соразмерность между ответственностью перед социумом и автономией индивидов от него» [Хлопин, 1994, с. 56]. В России же гражданского общества не формировалось, а основным принципом социальной организации была «соборность», разрешавшая противоречие между частным и общественным путем «растворения» первого во втором. В этом заключается главное различие между западноевропейской и российской социальностью: «…договорный принцип самоорганизации социума резко контрастировал с соборным. Если первый из них гарантировал право индивида на “свободу быть особенным и независимым” внутри любых добровольно созданных объединений, то второй принцип санкционировал его право на свободу лишь через служение социуму, где “каждый радостно отдает целому всего себя”» [там же, с. 57].
Именно воспроизводящееся противоречие между поверхностным модернизмом и глубинным арахаизмом составляет суть дуализма современного российского политического сознания. Экономические, социальные и политические инновации оцениваются в соответствии с архаической системой критериев. В массовом политическом сознании сочетаются противоположные установки и ориентации, требующие рационального объяснения: позитивное отношение к демократии и призывы навести порядок за счет ограничения свобод граждан, ориентация на укрепление государства и отчужденное отношение к органам государственной власти, положительное восприятие выборов в органы государственной власти и неверие в справедливость и честность выборов, всплески политической активности и отказ от активных форм политического участия [Леденева, 2004]. Помимо этого, современный российский социум расколот по множеству оснований: классовому, имущественному, идеологическому, национальному, региональному, религиозному, относительно путей и источников выхода из кризиса. Соответственно, фрагментированно и массовое политическое сознание.
Дихотомия традиционного (архаичного) / современного сознания лежит в основе дифференциации социальных практик. В своей повседневной деятельности индивиды соотносят свой опыт с нормативно-ценностными комплексами, оценивая, а следовательно, и выстраивая реальность в соответствии с особенностями массового сознания. Дуалистическое политическое сознание затрудняет как выработку и оценку альтернатив развития, так и формулирование позиции по отношению к власти и ее политике. Сдвиг в сторону обыденного сознания за счет теоретического повышает значение психологии и снижает значение политической идеологии. Либеральные взгляды носят характер настроений, а не убеждений, уживаются со старыми мировоззренческими схемами. Авторитарное сознание является устойчивой и непротиворечивой идейной системой для адаптантов и неадаптантов.
