Тишина казалась оглушительной, когда мы вошли в палату. Та же самая тишина, которая повисла в воздухе в худший день в моей жизни. Я до сих пор помнил тот момент, когда нас привели в такую же палату, и, взглянув вниз, я увидел самую прекрасную женщину в мире, совершенно неподвижно лежащей. В день, когда я потерял родителей, я потерял часть себя, но имелось что-то в такой тишине, что невозможно было забыть, так и сейчас – тишина оглушала.

Я опустил Лэндри, она же просто молча застыла на месте, а я перевел взгляд на Беккета. Я был уверен, Лэндри хотела побыть одна. Но, уже сделав шаг к двери, я заметил, что она протянула ко мне руку, потому остановился. Глубоко вздохнув, Беккет оставил меня с ней наедине.

Лэндри не произнесла ни слова, но, когда мы взглянули на мистера Мэйса, то не смогли разглядеть в лежащем человеке постоянного ворчуна и занозу в заднице. Мэйс выглядел умиротворенным, счастливым и почти улыбающимся.

Лэндри отпустила мою руку и взяла ладонь деда, и из ее глаз потекли тихие слезы.

– Что за черт, дедуля? – сказала она, смотря на него. – Ты же сказал, что все в порядке.

Я чувствовал, как ее гнев рос, и не знал, должен ли я был остаться, или уйти. А когда решил уйти, то плечи Лэндри задрожали и, она вновь сломалась, разлетевшись на миллион кусочков. Глядя на нее, я понял, что не мог уйти, и впервые в жизни я захотел обнять и утешить кого-то.

Я обнял Лэндри, и она развернулась в моих руках, ее слезы орошали мою грязную футболку. Я поглаживал Лэндри по волосам, положив подбородок на ее макушку.

– Все будет хорошо, Лэндри, – произнес я. Она замерла и посмотрела на меня.

– По какой-то сумасшедшей причине, я на самом деле верю тебе, – я улыбнулся ей и не мог не поблагодарить Мэйса за то, что он привел ее в город, даже, если она и являлась болью в заднице.

Как только Джеремая сказал мне, что все будет хорошо, я ему поверила. Понятия не имея почему. Ох, черт, кого я обманывала? Как только он взял все в свои руки после того телефонного звонка, я уже осознала, что Джеремая был тем самым. Он тот, к кому меня подталкивал дедуля. Мэйс хотел, чтобы магазин был моим, но также он желал, чтобы кто-то присматривал за его милой девочкой. Джеремая Дрейк – тот самый человек. Джеремая был надежным, ругался как сапожник, у него были умелые руки, и он всегда оставался верным до последнего.

Когда я больше не могла плакать, то отступила от Джеремаи.

– Можешь оставить нас на минутку?

Он кивнул.

– Ты хочешь, чтобы я подождал тебя, или чтобы Беккет отвез тебя домой?

– Подожди, пожалуйста, – сказала я, и он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Подтащив ближе пластиковый больничный стул, я села и взяла дедулю за руку.

– Ты же знаешь, что я на самом деле хочу сказать сейчас? Ты же все это спланировал, правда? Дедуля, не знаю, как я выживу без тебя, но думаю, ты был прав. Он хорош в том, что делает. Думаю, я отдам ему магазин. Он заслуживает его больше, чем я. Черт, я уже скучаю по тебе.

Медсестра вошла в палату и спросила, готова ли я. Я кивнула и слезы вновь побежали по моему лицу, когда я еще раз прошептала дедушке, что любила его. Медсестра проводила меня в комнату ожидания, когда я вошла туда, то Джеремая встал и я буквально рухнула ему в руки. Он не произнес ни слова; вместо этого, взял меня на руки и понес к своему грузовику, а затем отвез в дом Мэйса.

Приехав, он вышел, чтобы открыть дверь, но я схватила его за руку и покачала головой.

– Я не могу сейчас туда пойти.

Джеремая кивнул, развернул грузовик и отвез меня в мастерскую.

Когда мы подъезжаем к зданию, на стоянке уже не было машин, а солнце село. Джеремая обошел вокруг авто и открыл дверцу, я выскользнула из грузовика, и мы зашли внутрь. Он ничего не сказал, но, когда мы зашли, Джеремая запер дверь, включил свет, подошел к холодильнику и взял нам обоим пиво.

– Ну же, давай взглянем на старушку Бетси, – сказал он, зная, что это было единственное лекарство от дыры в моем сердце. Он включил радио, и когда Линнира Скайнирда со своим «simple man» начала играть, я изо всех сил постаралась не заплакать. Джеремая взял торцевой ключ и передал его мне, а я спрятала волосы под кепку с эмблемой мастерской. Он открыл капот, и мы оба принялись за работу без единого слова. Музыка продолжала играть, и я задавалась вопросом, а что же будет дальше.

Мы работали до тех пор, пока двигатель не начал мурлыкать, тогда мы оба облокотились на рабочий стол и несколько минут слушали этот звук.

– Черт, звучит потрясающе, – сказала я.

– Так и есть. Держу пари, он улыбается, – ответил Джеремая с полуулыбкой.

– Точно улыбается, – я сделала еще один глоток пива, пытаясь сдержать свои чувства. Я думала, что здесь скрывалось нечто большее, но это могло быть из-за потери, которую я ощущала. Закончив с пивом, я выбросила бутылку в мусорную корзину и повернулась, чтобы схватить еще одну, когда Джеремая взял меня за руку и притянул к себе.

– Лэндри, я сожалею о Мэйсе, но мне также стыдно за то, что я сделал в больнице. Я не должен был так вести себя с ним. Меня просто разозлило, что он отдал это место тебе, а не мне.

Онемев. Я даже не могла сформулировать слова. Джеремая взял кепку и снял ее с моей головы, заставив посмотреть ему в глаза.

– А еще мне жаль, что я ушел отсюда прошлой ночью, – мои глаза встретились с его и все в моем сердце кричало о том, чтобы сдаться, но разум говорил притормозить.

– Да, я тоже об этом сожалею.

Он наклоняется и, обхватив мой подбородок, повернул мою голову. Наши взгляды встретились, и мое тело расслабилось, когда я смотрела на него. Джеремая склонился, и его губы нашли мои. Сегодня вечером они были нежны в отличие от прошлой ночи. Его рука скользнула по моей шее, и пока наши рты танцевали свой танец, я поняла, что только Джеремая мог заставить меня забыть об утрате, которую я чувствовала прямо сейчас. Взяв его за руку, я повела его за собой в кабинет. Когда мы вошли внутрь, я захлопнула дверь и подвела его к изношенному кожаному диванчику. И когда он сел, я оседлала его колени, а его глаза нашли мои.

– Лэндри, ты уверена? – спросил он.

– Заставь боль исчезнуть.

Как только эти слова сорвались с ее губ, я захотел сделать все, чтобы удовлетворить ее потребности. Взглянув в глаза Лэндри, я увидел боль, и мое сердце сжалось от осознания ее агонии. Никогда я не чувствовал того, что испытывал сейчас. Я хотел забрать всю ее боль, и, если Лэндри так желала, чтобы та исчезла, я мог лишь повиноваться ее воле. Я только надеялся, что мы оба сможем справиться с последствиями завтра.

Схватив ее волосы в кулак, я притянул ее лицо к моему, и когда наши губы соприкоснулись, руки Лэндри нашли край моей рубашки. Ее ладони скользнули по моим джинсам, и когда они поднялись по груди, я понял, что пути назад не будет, когда мы пересечем эту грань. Она схватила край моей рубашки и стянула ее через голову, стоило ей только отбросить вещь на пол, как глаза Лэндри встретились с моими. Затем она подняла руки и погладила мою грудь. Что-то внутри меня говорила мне предложить ей еще раз выйти из этой игры.

– Лэндри, если мы…

Но она прервала меня.

– Нет пути назад.

И дальше, без слов я обхватил ее и перевернул на спину. Смотря на Лэндри, я понял, насколько она была прекрасна.

– Что случилось? – спросила она.

– Ты прекрасна, – и одинокая слезинка скатилась из ее глаз. Большим пальцем, я стер соленую каплю, а затем поцеловал Лэндри.

Оторвавшись от ее губ, я принялся покрывать поцелуями ее шею, а когда Лэндри начала извиваться подо мной, я снял футболку с ее тела и готовый поклоняться ее телу, медленно, как она того заслуживала. Не говоря ни слова, я стащил с Лэндри оставшуюся одежду, и она сделала то же самое со мной, а затем я вытащил презерватив из кошелька. Устроившись напротив ее лона, я почувствовал насколько влажной для меня стала Лэндри, и все что мне хотелось, это объезжать ее всю ночь. Понимая, что нужно было делать все медленно, я вошел в ее киску, и когда Лэндри застонала, попытался придерживаться первоначального плана – делать все медленно. Боготворить ее с ног до головы, она встречала каждое мое движение, и когда мы приблизились к краю, я помог Лэндри шагнуть за грань. Наблюдая за тем, как она кончала подо мной, я пытался удержаться, но когда ее глаза встретились с моими, я тоже сорвался.