– Этого я не знаю, – ответил Козловский. – Я не расспрашивал своих клиентов на сей счет. Все, о чем я вам сообщил, мне известно со слов графини.

– Хорошо. Господин Козловский, вы ведь пока не собираетесь покидать Кленовую рощу?

– Я пробуду здесь столько, сколько понадобится следствию. Прошу вас располагать мной. Я напишу владельцам фирмы. Уверен, что они позволят мне остаться. Репутация очень важна, когда имеешь дело с недвижимостью, господин следователь, – проговорил Козловский и печально покачал головой, словно грешник, обреченный всю жизнь скрывать свои порочные склонности и вести респектабельный образ жизни для пользы дела.

– Мы благодарны вам за помощь, – сказал я. – В случае необходимости не преминем к вам обратиться.

Козловский кивнул, но остался стоять на месте. Во всем его облике было что-то не от мира сего. Он словно думал о чем-то своем, слишком личном, чтобы посвящать в это кого бы то ни было. Вероятно, это дело занимало все его мысли.

– Сейчас мне необходимо отвезти тело в морг и сделать вскрытие, – проговорил Мериме. – Кроме того, хотелось бы все же осмотреть и остальные трупы. До вечера, а то и до утра я ничего не смогу вам сказать, так что скорого ответа не ждите, – сказал мне доктор и сделал знак санитарам.

Те сбегали за носилками, аккуратно положили на них тело и накрыли простыней. Потом они подняли носилки и потащили их в сторону дороги. Мериме отправился с ними. Судя по всему, там стояла медицинская карета.

Какой-то полицейский подхватил заколку, выдернул из земли колышек с табличкой и скрылся за деревьями.

– Я могу быть свободен? – поинтересовался Козловский.

– Конечно, – ответил я. – Только один вопрос. Как получилось, что вы нашли труп этой женщины? Что вы делали в лесу?

Козловский пожал плечами и ответил:

– Собственно, я хотел осмотреть имение Вышинских.

– Оно находится где-то поблизости?

– Как раз за этим лесом. – Козловский указал на деревья.

– Далеко?

– Саженей двести. Может, двести пятьдесят.

– Не проводите меня? Если, конечно, не торопитесь.

Козловский улыбнулся и проговорил:

– Мне теперь некуда торопиться. С удовольствием составлю вам компанию.

Я уловил легкий запах ландышей, исходивший от него. Похоже было на то, что Козловский полился духами, но довольно давно. Странный выбор аромата. Таким чаще пользуются женщины.

Мы прошли сквозь полосу деревьев и спустя минут пять оказались на небольшой полянке, окруженной кустами шиповника, за которыми возвышались темные деревья с уродливо искривленными ветками, голые и мертвые. Возможно, их убила жара, но, скорее всего, они зачахли уже давно и с тех пор стояли здесь подобно зачарованным часовым из сказки о спящей принцессе.

– Красиво, да? – сказал Козловский. – Весьма живописно.

Я промолчал.

Местность выглядела крайне запущенной. Мне бы и в голову не пришло, что поблизости когда-то жили люди.

Деревья тянули к траве перекрученные ветки, стволы их изгибались в разные стороны, среди них не было ни одного прямого. Даже при солнечном свете мне отчего-то сделалось жутковато. Каково же здесь было ночью, в темноте, когда все страхи, запрятанные в глубине души, выбираются наружу?

– Идите за мной, – сказал Козловский, пересекая поляну. – Там есть заросшая тропка.

Мы шли по ломкой сухой траве, шуршавшей от наших прикосновений.

– Здесь, судя по всему, были ворота, – заметил Козловский спустя минуту. – Видите эти возвышения с обеих сторон? – он указал на едва различимые неровности почвы. – Давайте пройдем к дому, вернее, к тому месту, где он стоял.

Я кивнул.

На какое-то мгновение мне показалось, что все это со мной уже происходило, но такое ощущение быстро прошло. Остался лишь неприятный осадок.

Высокие стебли цеплялись за ноги, мешали идти. Трава словно старалась задержать наше продвижение. Будь я более впечатлительным, непременно вообразил бы, что она недовольна нашим вторжением.

Мы с трудом добрались до луга, заросшего бурьяном, чертополохом и прочими сорняками.

– Думаю, это здесь, – объявил Козловский. – Если что и осталось от дома, то фундамент. Он, судя по всему, теперь уже под землей. Полагаю, утром, когда солнечные лучи падают косо и тени достаточно глубоки, откуда-нибудь сверху можно разглядеть его очертания.

Я двинулся вокруг того места, где двести лет назад еще стоял большой и богатый княжеский дом. Сам ли он рассыпался за это время или его разрушили люди? Мне казалось, что древняя постройка могла бы выдержать пару веков.

– Вы не знаете, дом был каменный? – спросил я Козловского.

Тот улыбнулся как-то едва ли не снисходительно и ответил:

– Разумеется. Род Вышинских всегда был весьма богат. Я ознакомился с состоянием их банковского счета прежде, чем наша фирма согласилась выступить посредником в этой сделке. Платежеспособность – первое, что мы проверяем, когда к нам обращаются люди. Особенно если они называют себя титулованными особами.

– Почему?

– Встречаются мошенники, которые считают, что таким образом могут завоевать наше полное доверие, – пояснил Козловский.

– Понятно.

Разумеется, я не раз слышал о подобных случаях. Мы изучали разные способы незаконного изъятия денег и ценностей, чтобы иметь представление о том, чего можно ждать от преступников. Поэтому объяснение Козловского меня нисколько не удивило.

Я прошел еще немного, обернулся и проговорил:

– Я вот чего не понимаю. Неужели каменный дом мог сам по себе так вот основательно разрушиться всего-то за двести лет? Ведь он буквально сровнялся с землей.

Козловский развел руками и сказал:

– На это я вам ответить не могу. Я не местный, да и продаю не дом, а участок. Полагаю, надо расспросить жителей Кленовой рощи. Если здание было разрушено специально, то кто-нибудь наверняка об этом вспомнит. Но кому могло понадобиться сносить чужой дом? Ведь сделать это совсем не просто. Нужно заплатить рабочим, потом вывезти обломки. Конечно, за такой срок они могли зарасти травой, но место выглядит довольно ровным. Едва ли под слоем земли найдутся обрушенные стены.

Я осмотрел поляну. Она выглядела так, словно на ней никогда не стояло никакого дома. Кто-то очень постарался уничтожить все его следы.

Конечно, хоть какие-то обломки должны были остаться тут. Фундамент, например, никто не стал бы выкапывать. Сейчас эти древние камни, разумеется, лежат под землей. За двести лет почва выровнялась. В этом нет ничего необычного. Да и высокая трава создавала иллюзию ровного поля, но я понимал, что никому не под силу убрать отсюда абсолютно все.

Мне вдруг захотелось войти в заросли осоки и добраться до места, где стоял дом. Я даже сделал пару шагов вперед, но остановился. Откуда-то вдруг потянуло холодом, и по спине моей побежали мурашки. Трава всколыхнулась и зашуршала. На миг мне показалось, что я смотрю не на растения, а на щупальца некоего существа, скрытого в земле, вытянувшиеся вверх.

Козловский, кажется, ничего такого не чувствовал. Он сорвал колосок, сунул его в рот и теперь лениво жевал.

Я медленно протянул руку по направлению к зарослям. Вновь подул ветер. Травинки отклонились так, словно сторонились моих прикосновений. Совпадение?

Не знаю. Но мое желание оказаться в зарослях пропало без следа.

– Отравление девочки произошло в семнадцатом веке. Это было смутное, темное время, полное суеверий, – проговорил я.

– К чему вы клоните, господин Инсаров? Думаете, дом Вышинских мог быть разрушен обезумевшей толпой, решившей, что поляки, живущие по соседству, – колдуны?

– Вы не допускаете такой возможности?

– В принципе, отрицать я ее не могу. Но, во-первых, смерть девочки не причинила вреда никому, кроме нее самой и, возможно, ее родителям. Во-вторых, никакая толпа, вооруженная вилами и косами, не способна сровнять с землей каменный дом. Думаю, усадьба была уничтожена после смерти князя. Но тут я бессилен вам помочь. Не выяснял, что и как тут было.