– Нет, почему же? Я знал ее еще совсем маленькой, лет четырех. Ее семья жила в Кленовой роще. Потом отец упал с лошади и сломал шею, а мать умерла от чахотки, и девочку взяла на воспитание тетка. Кажется, она держала галантерейную лавку. Не думаю, что зарабатывала много, но денежки у нее наверняка водились. После похорон родителей она увезла Марию в Петербург. Какое у девчонки было детство, не знаю, но вряд ли ее сильно баловали.

– А что заставило Марию вернуться спустя столько лет? – спросил я.

– Она говорила, что тетка умерла, не оставила ей в наследство ни гроша. Все отписала церкви. Поэтому Маше пришлось искать работу, и она решила попытать счастья в родных местах.

– Жаль, что она его не нашла, – заметил Мериме.

– Не говорите, доктор. – Лесник сокрушенно покачал головой. – Такая славная была девушка! У кого могла подняться на нее рука, ума не приложу.

– Она никогда не вела себя странно? – спросил Мериме.

Он уже успел раскурить трубку, теперь сидел и важно ею попыхивал.

– Вы о чем это?

– Ну, может, выходила по ночам или встречалась с кем-нибудь тайно?

– Нет! – резко ответил лесничий. – В Кленовой роще такое, слава Богу, не заведено. А Мария, уверяю вас, была девушкой порядочной!

Доктор притворно смутился.

– Ну, что вы. Я совсем не то имел в виду.

– Тем лучше! – отрезал лесничий и отвернулся.

Вид у него был мрачный и возмущенный.

Я взглянул на Мериме, и он виновато пожал плечами. Впрочем, едва ли доктор испытывал раскаяние.

До конца поездки я несколько раз пытался заговорить с Бродковым, но лесник отделывался отрывочными фразами. Он явно больше не желал, чтобы мы его расспрашивали. Тогда я откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и решил подремать. Однако сон не шел. Вместо этого в голову лезли разные мысли, подозрения и догадки.

Что это за странная семья, которая сидит, запершись у себя дома? Кто приезжает к ним в карете и не показывается посторонним? Почему все убитые женщины прибыли в Кленовую рощу именно этой весной? В этом же году, кстати, сменился священник. Вдруг первой жертвой преступника была не Мария Журавкина, а отец Исайя? И самое главное вот в чем: связаны все эти события между собой или же это только совпадение?

Постепенно мои мысли переключились на недавнее происшествие на почтовой станции. Я даже не заметил, как увидел перед собой перепуганное лицо кучера, который теперь восседал на козлах и довольно бодро покрикивал на лошадей. Мне казалось невероятным, что буквально часа полтора назад он не желал вставать с постели и умолял дать ему успокоительное. Этот здоровый детина тогда, в комнатушке конюхов, казался таким жалким, что теперь мне с трудом верилось, что это один и тот же человек.

Мара. Кажется, именно это слово употребил кучер, говоря о ночном визитере, привидевшемся ему. Мои познания в фольклоре были не сильны, и я решил обратиться за разъяснениями к Мериме.

– Доктор, кто такие мары? – спросил я шепотом, чтобы кучер не услышал.

Бродков взглянул на нас с удивлением, но желания вступить в разговор не проявил. Он, напротив, надвинул шляпу на лоб и сложил руки на груди.

– Выдуманные существа, – ответил Мериме. – Являются людям по ночам, усаживаются на грудь и вызывают дурные сны. В Европе их зовут суккубами или инкубами – в зависимости от пола. Если такое существо повадится к кому-нибудь, то его жертва может умереть от истощения. Но вообще это, конечно, суеверия, объясняющие эротические сновидения и утреннее похмелье.

– Думаете, наш кучер действительно видел такую тварь? – с усмешкой осведомился я.

– Я врач, поэтому предпочитаю объяснять все с точки зрения материализма, – отозвался Мериме. – По-моему, обращаться к мистицизму стоит только в том случае, если ни одна научная гипотеза не подошла.

– То есть в принципе вы не отрицаете возможность существования суккубов? – спросил я в шутку.

Мериме пожал плечами.

– В данном вопросе трудно занять однозначно отрицательную позицию, – ответил он. – Известно множество случаев, когда люди вскрывали могилу, будучи уверены в том, что обнаружат там вампира, который приходит к ним по ночам.

– Ну и как, успешно?

– Они верили, что да. – Мериме, несмотря на абсурдность темы, говорил вполне серьезно.

– Что вы имеете в виду?

– Иногда трупы лежали на боку, причем выглядели довольно свежими, а под ногтями и на губах у них имелась кровь. Когда же им пробивали грудь колом, мертвецы издавали какой-либо звук.

Я невольно поежился и спросил:

– И это все реальные случаи?

Мериме кивнул и сказал:

– Многие из них засвидетельствованы официальными лицами, присутствовавшими на эксгумации.

– А зачем пробивать грудь?

– Чтобы пригвоздить мертвеца к земле и помешать ему выбраться из могилы, разумеется.

– Вы связываете суккубов с вампирами?

– Полагаю, это явления одного порядка.

– И как вы объясняете то, о чем рассказали, с точки зрения материализма?

Мериме пожал плечами и проговорил:

– Точно не могу сказать, но объяснения есть. Иногда тела долго сохраняют свежий вид – многое зависит от грунта и окружающей температуры. А химические реакции могут привести к образованию в трупе красной жидкости.

– Мне кажется, наш кучер стал жертвой опьянения, – сказал я. – Мужики часто ловят под лавками чертей, когда напьются.

Доктор понимающе кивнул.

– Белая горячка.

– Она самая.

– Знаете, я бы предпочел, чтобы всему сверхъестественному находилось простое и логичное объяснение.

– Почему?

– Мы, врачи, привыкли иметь дело с вещами материальными, объяснимыми. Но если нечто сверхъестественное действительно существует, то это переворачивает все с ног на голову, отменяет постулаты, на которых зиждется современный рациональный мир.

Мы помолчали. Вдруг мне в голову пришла одна мысль.

– Доктор, – обратился я к Мериме, – а если бы оказалось, что ведьмы, суккубы и прочие инфернальные твари существуют, то что вы предпочли бы: пересмотреть точку зрения на мир или уничтожить всю эту нечисть, чтобы отстоять привычный порядок вещей?

Мериме с изрядным удивлением посмотрел на меня и нахмурился.

– Ну и вопросы вы задаете, господин Инсаров! – воскликнул он, доставая платок, чтобы в очередной раз протереть очки. – Право, не знаю. Над этим нужно поразмыслить, причем хорошенько. Дайте время.

– Пожалуйста. А пока вы думаете, я постараюсь подремать. На этой жаре меня что-то совсем развезло.

Я прикрыл глаза. Повозка покачивалась довольно ритмично, колеса однообразно поскрипывали – это убаюкивало. Дорога была на удивление ровной. Я даже не заметил, как заснул.

Мне приснились Вышинские. Князь мерзко ухмылялся, скаля мелкие зубы. Виолетта смотрела на меня не мигая – так, словно впала в сомнамбулический ступор. Ее мать я почему-то не видел, но нисколько об этом не жалел.

Князь подался вперед и ухватился руками за раму. Кажется, он намеревался выбраться из нее. Его тело отделилось от холста с тихим шлепком, на лице отразилось удовлетворение. Виолетта, не сводя с меня глаз, последовала за отцом.

Я хотел было попятиться назад, но почти сразу уперся спиной в стену. Вышинский тем временем перекинул правую ногу через раму и нащупывал пол носком сапога. На лице дочери появилась едва заметная усмешка. Полные губы приоткрылись, и я разглядел два белых длинных клыка.

Мериме растолкал меня как раз в тот момент, когда крошка Виолетта протянула ко мне тонкие, почему-то очень костлявые руки с кривыми ногтями.

Я открыл глаза и с облегчением понял, что мы въезжаем в Кленовую рощу.

– Спасибо, что подвезли. Дальше я пойду сам, – сказал лесничий, закидывая свой мешок на плечо.

Мериме велел кучеру остановиться, и Бродков ловко спрыгнул на землю.

– Всего хорошего, господа, – проговорил лесник, приложив пальцы к полям шляпы. – Храни вас Господь.

– Поезжай в гостиницу, – приказал я кучеру, когда Бродков отошел.