Он чуть сжал руку матушки Абагейл и посмотрел ей в глаза.

– Ох, Ник, я взрастила ненависть к Богу в своем сердце. Каждый человек, мужчина или женщина, который любит Его, при этом Его и ненавидит, потому что Он – жестокий Бог, ревнивый Бог. Он такой, какой Он есть, и в этом мире Он зачастую расплачивается за службу болью, тогда как те, кто творит зло, разъезжают по дорогам на «кадиллаках». Даже радость служения Ему – горькая радость. Я выполняю Его волю, но моя человеческая часть прокляла Его в своем сердце. «Эбби, – говорит мне Господь, – в далеком будущем для тебя есть работа. Поэтому я позволю тебе жить и жить, пока твоя плоть не скукожится на костях. Я позволю тебе увидеть, как твои дети умирают раньше тебя, а ты все будешь ходить по этой земле. Я позволю тебе увидеть, как землю твоего отца отбирают кусок за куском. А в конце наградой тебе будет отъезд с незнакомцами. Ты бросишь все, что любила, и умрешь в неведомом тебе краю, не завершив работу. Такова Моя воля, Эбби», – говорит Он. «Да, Господь, – говорю я. – Воля Твоя будет исполнена», – но в сердце я проклинаю Его и спрашиваю: «Почему, почему, почему?» – и на это получаю только один ответ: «Где ты была, когда я сотворил этот мир?»

Теперь ее слезы полились потоком, они скатывались по щекам и мочили лиф платья, и Ник задумался, откуда столько слез у старой женщины, тощей и сухой, как давно отломанная ветвь.

– Помоги мне, Ник, – попросила она. – Я всего лишь хочу все сделать правильно.

Он крепко сжал ее руки. Во дворе засмеялась Джина и подняла игрушечную машинку к солнцу, чтобы она засверкала в его лучах.

Дик и Ральф вернулись к полудню, Дик – за рулем новенького фургона «додж», Ральф – в красном грузовике-эвакуаторе со скребком для расчистки проезжей части спереди и краном сзади. Том стоял рядом с краном, махая рукой. Они подъехали к крыльцу, и Дик вылез из кабины фургона.

– В этом эвакуаторе потрясающая сибишная радиостанция. Сорок каналов. Я думаю, Ральф влюбился в нее.

Ник улыбнулся. Подошли женщины, оглядывая новые автомобили. Абагейл обратила внимание, как Ральф повел Джун к эвакуатору, чтобы та взглянула на радиостанцию и одобрила его выбор. Бедра широкие, между ними наверняка отличная дверь в подъезд. Она могла родить столько малюток, сколько захочет.

– Когда поедем? – спросил Ральф.

Сразу после обеда, написал Ник. Ты опробовал радио?

– Да, – ответил Ральф. – Прошелся по всем каналам. Жуткие статические помехи. Там есть кнопка, включающая устройство их подавления, но оно, похоже, плохо работает. Хотя знаешь, помехи или нет, клянусь, я что-то слышал. Но слишком далеко. Возможно, это были и не голоса. Только скажу тебе правду, Ник, мне они не особо понравились. Как и те сны.

Повисла тишина.

– Что ж, – нарушила ее Оливия, – пойду что-нибудь приготовлю. Надеюсь, никто не против того, чтобы два раза подряд поесть свинину?

Никто не возражал.

К часу дня все походное снаряжение – плюс кресло-качалку и гитару Абагейл – погрузили в фургон, и они отправились в путь. Эвакуатор теперь ехал первым, чтобы очищать дорогу от препятствий. Абагейл сидела в кабине фургона, катящего на запад по шоссе номер 30. Она не плакала. Трость стояла между коленей. Со слезами было покончено. Теперь она претворяла в жизнь Божью волю и знала, что Его воля будет исполнена. Знала, что будет исполнена, но думала о красном Глазе, открывающемся в черном сердце ночи, и боялась.

Поздним вечером двадцать седьмого июля они разбили лагерь на территории «Ярмарочного комплекса Канкл», как следовало из надписи на огромном щите. Комплекс этот наполовину разрушили летние ураганы. Сам Канкл, штат Огайо, находился к югу от них. Городок практически целиком выгорел при пожаре. Стью предположил, что причиной тому стала молния. Гарольд, разумеется, не согласился. Если бы Стью Редман сказал, что пожарные машины красные, Гарольд Лаудер принялся бы доказывать, прибегая к цифрам и фактам, что они зеленые.

Фрэнни вздохнула и повернулась на бок. Она не могла спать – боялась снов.

Слева от нее выстроились в ряд пять мотоциклов на боковых подножках, в лунном свете поблескивали хромированные выхлопные трубы и корпусные детали. Словно «Ангелы ада» выбрали это место для ночлега. Впрочем, предположила она, настоящие «Ангелы ада» никогда бы не сели на такие девчачьи мотоциклы, как эти «хонды» и «ямахи». Настоящие «Ангелы ада» ездили на «боровах»… или как там они назывались в старом американо-международном эпическом фильме о байкерах, который она видела по телику? «Дикие ангелы». «Дьявольские ангелы». «Ангелы ада на колесах». Байкерские фильмы частенько показывали в автокинотеатрах, когда она училась в старшей школе. «Уэллс-драйв-ин», «Сэнфорд-драйв-ин», «Саут-Портленд-твин». Ты платишь деньги и смотришь, сколько хочешь. Теперь – капут, капут всем автокинотеатрам, не говоря уже об «Ангелах ада» и старых добрых американо-международных фильмах.

«Запиши это в свой дневник, Фрэнни», – сказала она себе и перекатилась на другой бок. Только не сегодня. Сегодня она собиралась спать, со снами или без оных.

В двадцати футах от того места, где она лежала, расположились остальные, залезли в свои спальники, как «Ангелы ада» после большой пивной вечеринки, на которой все снимавшиеся в фильме актеры перетрахались, за исключением Питера Фонды и Нэнси Синатры. Гарольд, Стью, Глен Бейтман, Марк Брэддок, Перион Маккарти. Принять соминекс и спать…

Но они принимали не соминекс, а по половине таблетки веронала. Идея принадлежала Стью. Он высказал ее после того, как сны действительно всех замучили и они начали буквально бросаться друг на друга. Стью отвел Гарольда в сторону, прежде чем обсудить это с остальными, потому что Гарольда следовало погладить по шерстке, чтобы услышать его непредвзятое мнение. А кроме того, Гарольд многое знал. С одной стороны, это радовало, с другой – пугало, будто к ним в компанию попал пятисортный бог, более-менее всемогущий, но эмоционально нестабильный, способный взорваться в любой момент. В Олбани, где они встретили Марка и Перион, Гарольд добавил к своему арсеналу второй пистолет, и теперь они висели у него на бедрах, как у современного Джонни Ринго[29]. Она жалела Гарольда, но при этом начала его бояться. Появились мысли о том, что однажды ночью он рехнется и откроет стрельбу из обоих пистолетов. Она часто вспоминала тот день, когда нашла Гарольда во дворе его дома в одних плавках, мало что соображающего, выкашивающего лужайку и плачущего.

Она знала, как Стью преподнес ему свою идею, очень спокойно, чуть ли не как один заговорщик – другому: Гарольд, эти сны – проблема. У меня есть идея, но я не знаю точно, как ее реализовать… легкое снотворное… но доза должна быть оптимальной. Если переборщить, никто не проснется в случае беды. Что бы ты предложил?

Гарольд предложил по таблетке веронала, который они могли найти в любой аптеке, и, если препарат прервет эти сны, уменьшить дозу до трех четвертей таблетки, а потом до половины. После этого Стью переговорил с Гленом, который идею одобрил, и они провели эксперимент. При четверти таблетки сны вновь начали омрачать их покой, поэтому остановились на половине.

По крайней мере все прочие.

Фрэнни каждый вечер брала лекарство, но не принимала его. Она не знала, повредит веронал ребенку или нет, однако предпочитала не рисковать. Говорили, что даже аспирин может разрушить хромосомы. Поэтому она страдала от снов – страдала, очень правильное слово. Один сон доминировал. Остальные разнились, но рано или поздно вливались в первый. Она находилась в родительском доме в Оганквите, и темный человек гнался за ней. По мрачным коридорам, через гостиную матери, где часы продолжали отсчитывать сезоны эпохи консервации… Она смогла бы убежать от него, Фрэнни это знала, если бы ей не приходилось тащить тело. Тело отца, завернутое в простыню, и брось она его, темный человек сделал бы с ним что-нибудь, ужасным образом надругался бы над ним. Поэтому она бежала, чувствуя, что он все ближе и ближе, и в конце концов ей на плечо ляжет его рука, горячая и вызывающая тошноту рука. Она разом лишится всех сил, ноги станут ватными, и она повернется, готовая сказать: Бери его, делай что хочешь, мне все равно, просто больше не гонись за мной.