Н.А. Федоров имел много боевых товарищей. Одним из самых близких друзей Н.А. Федорова был начальник дивизии, в которой он проходил службу — генерал, князь Д.А. Крапоткин. Его фотография с дружеской надписью до сих пор хранится в семейном архиве потомков Н.А. Федорова. Николая Александровича Федорова очень ценил комендант крепости, его тезка Николай Александрович Бржозовский.

Стоит отметить, что Н.А. Федоров мог отсидеться в тылу, но служение Отечеству было высшим смыслом его жизни. Простой служивый дворянин, в конце девятнадцатого века он случайно попал в аристократическое общество. Одна из дочерей высшего чиновника Варшавы, действительного статского советника, представителя знатнейшего рода Иосифа Слупского совершала конную прогулку в живописном предместье польской столицы. Лошадь понесла. В результате — любимая дочь высокородного пана Анна выпала из седла и сильно подвернула ногу.

На ее счастье рядом дислоцировался полк русской армии. Старший врач полка оказал ей срочную медицинскую помощь. Этим врачом был Николай Александрович Федоров. Несмотря на некоторую разницу в возрасте, между ними возникло глубокое чувство. Со временем дело дошло до свадьбы, на которую представители известного рода Слупских, в конце концов, с большой неохотой и под давлением любимой дочери Анны, дали свое согласие. Род Слупских входил в число наиболее известных, знатных и богатых польских фамилий.

К одной из ветвей рода Слупских имели отношение Император Священной римской империи Карл IV, женатый на Елизавете Слупской, Чешские и Венгерские короли, представители династии Люксембургов.

Одна из самых влиятельных ветвей рода Слупских — в средние века — владетельные князья Померании имела герб в виде золотого грифона на красном гербовом щите. Другие ветви Слупских, в зависимости от их территориального расположения в пределах Польского государства, имели гербы: «Абданк», «Равич», «Лис», «Стрженява», «Елита», «Лещиц», «Топор», «Остоя». Потомок древнего рода Слупских — Иосиф Слупский имел возможность общения с Российским императором и членами императорской семьи во время посещения ими Варшавы, сам периодически выезжал в Санкт-Петербург.

Разница в социальном положении была значительной, по сути, между молодыми людьми лежала социальная пропасть. Поэтому отношения с молодой четой Федоровых у рода Слупских поначалу не складывались. Все изменилось в положительную сторону, когда 20 января 1894 г. у Анны Иосифовны (Осиповны в русской транскрипции) и Николая Александровича в Варшаве родилась двойня — мальчик и девочка, которых назвали Борис и Мария.

Закончив Императорскую военно-медицинскую академию Санкт-Петербурга, Федоров прошел весь нелегкий путь армейского военного врача. Он никогда не был паркетным генералом. Службу начинал младшим полковым врачом. Затем были повышения по службе, участие во всех военных кампаниях. Русско-Японская война была пройдена от начала до самого конца. Многие раненые были обязаны Николаю Александровичу не только здоровьем, но и жизнью. Он был профессионалом высочайшей квалификации, в полевых условиях проводил сложнейшие операции. Кроме того, он был простым и добрым человеком, исключительно популярным военным врачом в кругу военнослужащих российской армии. Часто в полевых условиях ему приходилось инспектировать прифронтовые лазареты верхом на лошади.

В Русско-Японскую войну зачастую лазареты и медицинские пункты разворачивались на сопках Маньчжурии непосредственно в зоне артиллерийского обстрела. Театр военных действий диктовал свои жесткие правила. Несмотря на эти сложные условия, жизни сотен и тысяч российских солдат и офицеров были спасены стараниями Н.А. Федорова, других военных врачей и медицинского персонала.

Военные врачи в Русско-Японскую войну, практически не высыпаясь, часто проводя экстренные операции и оказывая медицинскую помощь в тяжелых полевых условия, и даже находясь под обстрелом японской артиллерии, делали свою работу качественно и профессионально. Этому их прекрасно научили в стенах Императорской Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, медицинского факультета Харьковского Императорского университета, в других центрах подготовки военных врачей и медицинского персонала великой страны. Общаясь с ранеными в полевых условиях и в прифронтовых лазаретах среди Маньчжурских сопок, Н.А. Федоров, другие военные врачи заметили, что большое количество ранений происходит из-за того, что белый цвет полевых гимнастерок выдает противнику место расположения солдат, демаскирует их. В результате, на темном фоне сопок фигуры русских воинов становились хорошими мишенями для японских солдат.

Многие русские солдаты, чтобы не выделяться на преимущественно зеленом растительном фоне, перекрашивали свои белые гимнастерки в темный цвет любыми подручными способами. Доходило до того, что за неимением времени, гимнастерки обрабатывались любыми подручными, даже грязными субстанциями, например, состоящими из глины и свежесорванных листьев деревьев и кустарников. Некоторые офицеры при помощи подручных красителей, в частности химикалий из полевых лазаретов, тоже перекрашивали свои белые кители и фуражки в темный защитный цвет. Поэтому Н.А. Федоров и другие военные врачи неоднократно инициировали эту проблему перед командованием армии. Возможно, что их рапорты, наряду с рапортами других офицеров и генералов русской армии в последующем повлияли на Военное ведомство, и по итогам этой неудачной для русской армии войны были сделаны определенные выводы. Частично, по рапорту и последующему распоряжению командующего Маньчжурской армией Куропаткина А.Н. замена обмундирования на форму цвета «хаки», была проведена еще в ходе Русско-Японской войны. В дальнейшем российская армия полностью отказалась от белого цвета полевой формы, и была укомплектована форменной одеждой защитного цвета. Об этом очень образно в стихотворении «Баллада», посвященном простому русскому солдату написал Валентин Катаев:

Эта же проблема касалась цвета палаток полевых госпиталей, лазаретов и санитарных пунктов, в которых медперсоналом не только осуществлялся прием больных и раненых военнослужащих, но военными хирургами часто проводились достаточно сложные операции. Ранее считалось, что выделяющийся на фоне местности белый цвет палаток с ярко красным крестом на них сам по себе является защитой от нападения и обстрела противником этих полевых медицинских учреждений. Но в условиях ожесточения форм ведения войны в двадцатом веке часто не спасали никакие конвенции и соглашения, противник безжалостно атаковал хорошо видимые, издалека заметные цели. Поэтому материал, из которого изготавливались палатки полевых медицинских учреждений, стали окрашивать в защитный цвет, характерный для той или иной местности, или даже для разных времен года.

Думается, что с позиций истории военного дела, да и просто с позиций здравого смысла, непонятно, почему это решение так сильно запоздало. Роль цвета всегда особенно велика была в армии. Цвет в армии выполнял важные функции выделения своих во время битвы, отличия разных родов войск, частей и соединений. В XVIII–XIX вв., например, во французской армии преобладали синие цвета, в английской — красные.

Интересным выглядит появление в цветовой гамме цвета — «Хаки», имеющего тона от грязно-желтого до зеленоватого. В середине XIX в. майор британской армии Ходсон — командир батальона армейских разведчиков, выпускник Кембриджа, хорошо образованный и увлекающийся живописью, проходил воинскую службу в Индии. В 1848 г., для того, чтобы преступники, которых он ловил, выполняя задание командования, не разбегались, издали увидев красные мундиры, а также для того, чтобы затруднить им возможное прицеливание по ярким силуэтам на фоне растительности, майор Ходсон переодел военнослужащих своего батальона в мундиры цвета «Хаки», сшитые из хлопковой ткани и выкрашенные в цвет болотной тины. В результате этого не только облегчился поиск беглецов, но и в последующих боевых действиях батальон Ходсона имел минимальные потери[75].