— С… Санс?..

Слабый голос — голос, который обычно выкрикивал каждое слово — потряс его душу. Раньше, чем он понял что делает, Санс уже подходил к своему брату, нерешительно протягивая к нему руки.

— Папирус, — прошептал он, заставив огоньки снова вспыхнуть в глазницах. Они были маленькие, выдавая беспокойство, и боль, и ярость, которые не могла передать его вечная улыбка. — Что случилось?

Дрожа, Папирус отступил на шаг, но зацепился за корень дерева и начал падать.

Санс автоматически вскинул руку, его левый глаз разгорелся магией, когда он потянулся, чтобы поймать брата за душу…

3 ХП.

Магические резервы истощены.

Стыд. Страх. Надругательство.

Он опустил брата на землю немного слишком быстро, его глазницы распахнулись в ужасе, и он тяжело дышал.

Простое мимолетное прикосновение сказало ему слишком много… больше, чем — он понимал это — Папирус хотел, чтобы он узнал. Высокий скелет теперь лежал на земле, обхватив себя руками и подтянув ноги, и даже не смотрел на Санса.

Мгновение Санс не мог отвести взгляда от своего брата. Он, впервые за долгое время смотрел сверху вниз на скелета, который обычно возвышался над ним, таким гордым и сильным. Внезапно он вытянул руку и бросил взгляд в сторону, создав на поляне ряды светящихся синих костей — не для атаки, а чтобы подсветить пространство и разглядеть все получше.

Вокруг центра поляны глубокий снег оказался сильно примят, и в нем виднелось несколько борозд и ям, которые явно были следами атак. На некоторых деревьях темнели подпалины. Но самым странным было то, что в месте, где лежал его брат, снег как будто вспахали и намеренно убрали в сторону.

Но нигде не было никаких признаков нападавшего — даже следов.

Вздохнув, Санс рассеял магию, и атаки растворились в ночи. Он услышал скрип костей Папируса, который продолжал дрожать, и осторожно подошел к скелету.

— Бро… — прошептал он, мгновение поколебался, но положил руку на плечо брата.

Ему пришлось быстро отшатнуться назад, когда длинная рука Папируса вытянулась вверх и едва не ударила его. Удар все равно не был бы сильным, и то, как скелет неловко отполз назад всего на пару сантиметров, показывало, насколько же он истощен. Он слепо смотрел на Санса широко открытыми глазницами, его грудь вздымалась, но через несколько секунд панику в его взгляде сменило глубокое чувство вины.

— Санс! — голос Догарессы эхом разнесся по лесу, и Папирус повернул голову в том направлении. — Что там? Ты нашел его?

Санс оглянулся на Папируса, который по-прежнему сидел на земле. Половина его доспехов пропала, и он выглядел, как загнанное, раненое животное.

Папирус хороший караульный… он сильный.

Я уверена, что он сможет позаботиться о себе, с чем бы ни столкнулся.

Сглотнув, Санс развернулся в сторону других часовых.

— Все в порядке, — прокричал он в ответ. — Вы можете возвращаться на свои посты. Мы пойдем в город другой дорогой.

Повисла короткая пауза, во время которой он мог слышать, как пара тихо переговаривается, а потом Догами ответил:

— Принято! Рады были помочь.

Он дождался, пока не стих мерный хруст снега под их лапами, а потом снова развернулся к брату и подошел ближе. Теперь Папирус выглядел более собранным, но он все еще обнимал себя руками — или вернее только левой рукой, правую просто прижимал к груди — и виноватый взгляд все еще не покинул его глазницы.

Санс собирался заговорить, но Папирус опередил его.

— Я… — его голос был тихим и охрипшим, но он изо всех сил старался, чтобы тот не дрожал. — Т-ты просто… напугал меня, С-Санс, — он постарался выдавить улыбку, но не преуспел в этом — челюсть задрожала, а дыхание снова сбилось.

Может, он и не лгал, но это явно не полная история. Папирус был плох во всем, что касается лжи, и еще хуже скрывал свои эмоции, и каким-то образом наблюдая за тем, как брат пытается скрыть свою вину, Санс ощущал себя все хуже. Они оба знали, что он уловил за то короткое прикосновение к душе своего брата.

«Ты позволил этому случиться», — прошептал мрачный голос подсознания. — «Это твоя вина».

Он отодвинул эту мысль в сторону и с усилием зажег огоньки в глазницах. Не сейчас. Сейчас надо сосредоточиться на Папирусе.

— Что произошло? — спросил он немного слишком формально.

Отбросив любые попытки улыбнуться, которые предпринимал, Папирус плотнее обхватил себя руками и постарался не смотреть на брата.

— Н…н…

Это было либо ничего, либо нет, но Санс понял, что прямо сейчас не добьется от брата ответа. Он тяжело вздохнул и мягко посмотрел на Папируса.

— Слушай, Папирус… нам стоит пойти домой, — он потянулся, чтобы положить руку на плечо брата, но передумал и отстранился. — Ты сможешь встать?

Само собой он знал ответ на этот вопрос, но хотел дать брату шанс хотя бы попытаться.

Папирус закрыл глазницы и хрипло вздохнул. Медленно выпрямив левую руку и упершись в землю, он попытался подняться. Руки и ноги дрожали, пока он старался принять вертикальное положение, и вдруг он вскрикнул и схватился за раненное колено.

Санс увидел достаточно. Закрыв глаза, он на миг отвернулся, а потом навис над своим братом.

— Я понесу тебя.

Папирус втянул воздух, в тревоге глядя на брата, а потом опустил взгляд к коленям. Он снова обнял себя дрожащими руками, но это не помогло скрыть обнаженные кости.

— Но…

Вздохнув, Санс снова закрыл глаза и выпрямился, когда к нему в голову пришла идея.

— Дай мне взглянуть на твои руки, бро, — сказал он, сделав шаг назад.

Папирус взволнованно посмотрел на него, хотя не смог встретиться взглядом.

— Это… это всего лишь я, бро, — Санс ощутил холод в несуществующем желудке, когда Папирус так и не отнял руки от своей груди. — Прошу, доверься мне.

Несколько мгновений Папирус колебался, а потом, наконец, протянул правую руку, которая дрожала и тряслась так, будто у него были проблемы с ее удержанием.

Санс скинул свою толстовку и осторожно продел руку Папируса через рукав. Он обошел его со спины и искренне улыбнулся, когда брат охотно протянул вторую руку. Когда толстовка была на месте, Санс присел рядом с братом и застегнул ее, скрыв потрескавшиеся, покрытые ушибами ребра.

Толстовка села лучше, чем он ожидал, и Санс отступил, любуюсь своей работой.

— Ну вот. Тебе идет, Папс.

Папирус посмотрел на толстовку, и его челюсть снова задрожала. Он шмыгнул, а на краях его глазниц начали собираться слезы.

Ощутив тяжесть в собственной груди, Санс опустился перед братом на колени.

— Н-ну, — сказал он, протягивая руки. — Иди сюда.

И Папирус упал к нему в объятия, уткнулся головой в плечо, навалившись на него так сильно, как только осмелился. Всхлипы были тихими, смешанными в подвываниями, хоть он и пытался сдержаться, но не мог.

Сансу это удалось лучше, у него было больше практики. Он смог сдержать слезы — их сдержать было проще, чем жгучую ярость, которая клокотала в его душе. Он хотел разносить лес в щепки, пока не найдет ту больную тварь, что посмела сделать это с его братом. Он хотел швырять ее в стены пещеры, пока она не начнет молить о милосердии, которого не получит. Он хотел разрывать ее потоком выстрелов гастер бластеров, пока от этой твари не останется ничего кроме дымящейся кучки пепла.

Всхлипнув, Папирус поднял голову, и Санс осознал, что его самого начало трясти.

Он сглотнул, заставив гнев отступить, и попытался сфокусироваться на важном.

— Все в порядке, — сказал он, поглаживая спину брата и вздохнул, когда Папирус снова уткнулся в него.

— Я-я… — новый всхлип оборвал голос брата. — Я ду-думал… ты н-не п-придешь…

Слова напоминали сосульки, вонзившиеся в душу, и Санс крепче прижал Папируса к себе.

— Нет. Нет, бро, я никогда бы тебя не оставил, — становилось все труднее сдерживать свои эмоции, но ему удалось — не было выбора. — Я никогда бы не прекратил искать.

Больше Папирус ничего не говорил, и Санс обнимал его, пока рыдания не стихли, превратившись в судорожные глубокие вздохи. Он продолжал кругами поглаживать его спину и заставлять себя улыбаться.