Он не может чувствовать себя в безопасности, пока жив Дуку. И, что еще страшнее, не может гарантировать эту безопасность своим близким.
- Я хочу его смерти, канцлер, - открыто объявляет Энакин. - И успокоюсь лишь после того, как Дуку будет казнен.
- О, мой мальчик, я понимаю твои чувства, и жажду мести… Дуку ведь убил твоего учителя, так? Поэтому ты хочешь отомстить?
- Дело не только в этом, - мотает головой Энакин. - Я… Я хочу безопасности для своих близких, я третий год воюю за нее, а Дуку представляет собой огромную угрозу. Поверьте мне, канцлер, он не оставит в покое не только меня, но и тех, кто мне дорог. Я устал, каждую ночь мне снятся кошмары. В прошлый раз, когда они снились мне, я едва спас дорогого мне человека, а перед этим остался круглым сиротой. Они никогда не снятся так просто, я прошу, канцлер, если вы действительно мой друг… Сделайте все, что в ваших силах, его должны казнить.
Он с трудом сдерживается от того, чтобы расплакаться прямо перед канцлером. Наверняка, в глазах Палпатина он сейчас выглядит, как какой-нибудь параноик, сбежавший из лечебницы для душевнобольных. Энакин даже задумывается над своими шансами угодить туда.
Рука Палпатина обнимает его за плечи, и после недолгого молчания канцлер произносит:
- Я боюсь, не в моих силах повлиять на сенат в решении вопроса о том, казнить ли графа Дуку… Но я думаю, что мог бы предоставить тебе возможность приговорить его самому.
- Что?! - в недоумении распахивает глаза Энакин.
- Я мог бы тайно предоставить тебе доступ к камере, где заключен Дуку. Если ты избавишься от него, все решат, что это дело рук Сидиуса, решившего убрать свидетеля… Сам я не особо верю в существование данной личности, но думаю, что для всех остальных эта версия может показаться убедительной.
Энакин чувствует, как ледяные тиски отпускают его душу. Запинаясь, подскочив с дивана, он горячо благодарит канцлера, сжимая его ладонь в своих в знак благодарности.
Он не знает, какую игру на этот раз затеял Дуку. Но точно знает, что выйдет из нее победителем.
========== Часть 26 ==========
В камере Дуку стоит тишина. Она отличается от тех, где держат обычных преступников, как минимум тем, что изолирована от них, позволяя полностью избегать контакта “особого гостя” с другими заключенными и сотрудниками тюрьмы. Они действительно хорошо постарались оградить внешний мир от ситха. Но все эти предосторожности никак не спасут самого Дуку от его смерти, зашедшей в камеру — о ирония! — в длинном черном плаще с широким капюшоном, почти полностью скрывающим лицо. В полном соответствии с образом.
“Смерть” подходит к одинокой фигуре, скрючившейся на жесткой койке в самом дальнем углу просторной — слишком уж шикарной для такого гада — камеры, и грубо пинает ситха в спину. Было бы слишком большой честью для Дуку — умереть во сне. Он должен видеть глаза того, кто убьет его. Должен знать, кто подпишет ему приговор.
Дуку не спал. Он прекрасно слышал, как кто-то, даже не пытающийся скрыть своего присутствия, зашел в его камеру. И судя по всему, личность этого человека не была для него тайной еще до того, как он повернулся к визитеру, садясь на своей койке:
- О, Скайуокер. Приветствую тебя. Не скажу, что я рад тебя видеть, но что-то однозначно привело тебя сюда, и вероятно, я смогу быть полезен.
Энакин откидывает с лица капюшон и хмурится, глядя сверху вниз, с позиции заведомого победителя, на бледную тень известного ему графа Дуку: поникшего худого старика с грязными растрепавшимися седыми патлами, свисающими на его лицо — осунувшееся, побледневшее, покрытое сетками морщин, выдающих истинный возраст своего обладателя. Энакину приходится напомнить себе, кто именно находится перед ним, настолько жалким и не представляющим опасности выглядит этот человек.
- Вынужден тебя разочаровать,
Дуку, но единственный способ принести мне пользу, доступный тебе — умереть, - огрызается Энакин, чувствуя подступающий приступ ярости, который лишь распаляет совершенно беззащитный перед ним, или, по крайней мере, кажущийся таковым, противник.
Если Дуку пытается давить из него жалость или еще хоть какие-то эмоции, отличающиеся от гнева, у него плохо получается. Ему хочется раздавить эту жалкую падаль. Упиться его болью и страхом напоследок. Если сегодня он — Смерть, то он не станет милосердной смертью, смертью-освобождением, и уж подавно не принесет искупления грехов.
С помощью Силы подкинув Дуку на его койке, Энакин отправляет графа в недолгий полет, ударяя головой о ближайшую стену, а затем еще раз, и еще, даже не касаясь его собственными руками. Ему вовсе не хочется замарать их.
- Глупец! - произносит Дуку, словно выплевывая слова, морщась от боли. - Ты сам не понимаешь, что идешь по моему пути!
- Со мной не пройдут твои фокусы, Дуку. Попытайся в следующий раз применить свое красноречие на ком-нибудь другом… Ах да, - хищно улыбается он, выставив перед собой ладонь, сдавив горло Дуку в тисках Силы.
- Энакин, он сделает с тобой то же самое, что сотворил со мной. Сидиус… - Дуку пытается вдохнуть, но Энакин сжимает ладонь в кулак и граф лишь хрипит.
Но услышав имя Сидиус, потратив несколько секунд на раздумье, Скайуокер ослабляет хватку, позволив графу глотать воздух небольшими порциями:
- Что знает обо мне этот твой Сидиус?! Ну! Говори, живо! Это он — та могущественная личность, о которой ты говорил?! - повышает он голос с каждой фразой, чувствуя, как его охватывает злость за то, что он позволяет себе вести беседы с врагом вместо того, чтобы прикончить его на месте.
- Он знает все, вплоть до того, что ты — подстилка Кеноби, - глаза Скайуокера наливаются кровью и он сдерживается от того, чтобы размазать графа в лепешку, а он уверен, что на это ему бы сил сейчас хватило. Дуку же продолжает. - Палпатин — и есть Дарт Сидиус. Я… Я лишь хочу предостеречь тебя этими словами, мальчик, ведь ты — ученик Квай-Гона…
- Которого ты убил! - выкрикивает Энакин, чувствуя, как в его голосе звучат истеричные нотки. - И после этого еще надеешься, что я поверю тебе, тварь?! Хочешь оклеветать канцлера?!
- Я любил его! Он был для меня сыном точно так же, как ты для него! Сидиус заставил меня… Он отобрал у меня все. Он и у тебя отберет, даже не заметишь.
- Сомневаюсь! - огрызается Энакин, сжав руку посильнее напоследок, и отпускает графа, скидывая на пол.
- Я был глупцом… - ослабшим голосом произносит Дуку, садясь прямо на полу, не найдя в себе сил подняться. - Сидиус дал мне могущество, и оно опьянило меня. Я потерял двух самых дорогих для меня людей. Двоих своих учеников. Сначала Квай-Гона. Затем Вентресс.
- Дай-ка подумать, почему? - злорадствует Энакин. - Может, потому что ты сначала проткнул световым мечом одного своего ученика, а затем попытался убрать вторую, а?! Красиво же ты сейчас треплешь языком, ничего не скажешь, я почти верю, да-да!
- Путь ситхов — путь предательства. Сначала я предал их… А потом Сидиус предал меня, - кашляет граф. - Ответь, ты любишь Кеноби?
- Не смей произносить его имя! - Энакин заносит кулак, но лишь бессильно ударяет им по стене. Если Дуку хотел вывести его из душевного равновесия, то он может себя поздравить. Ему удалось.
- Тогда послушай меня. Если не ради своего покойного учителя, то хотя бы ради своего любимого. Держись подальше от Палпатина. Он ведь подослал тебя убить меня, верно?
- Он не подсылал, он..! - Энакин запинается, вспоминая разговор с Палпатином в его кабинете, и отчаянно мотает головой из стороны в сторону, словно желая таким образом вытряхнуть из нее то, что только что услышал от Дуку. - А, все ясно, - спокойно произносит он. - Ты решил перевести меня таким образом на темную сторону, втеревшись в доверие.
- Я больше ни на чьей стороне, Энакин. Я на своей собственной.
- Какое совпадение, я тоже! - восклицает Скайуокер, буквально искрясь сарказмом.
- Тогда, на крейсере… Квай-Гон ведь говорил с тобой, верно? - после того, как Энакин нерешительно кивает, окончательно оказавшись в замешательстве, граф продолжает. - Со мной он тоже говорил. Он сказал, что прощает меня. И попросил об одной вещи. Ты знаешь, о какой? Он попросил уберечь тебя.