— Фильмы все сходятся с вашей реальностью? — спросила она севшим голосом.
— Нет, — осторожно ответил Баки, понимая, что теперь точно шутки кончились, потому что обе женщины сейчас были предельно серьезны, а Злата еще и изрядно напугана.
— Хотя, что я спрашиваю, и так, по вам двоим, вижу, — сама себе сказала она, нервно теребя кончик своей длиннющей косы, — что нет.
— Злата? Говори, — приказала Косатка, и сестра словно выпала из анабиоза, в который впала на несколько долгих мгновений.
— Пока нечего, — Злата отмахнулась и снова вернулась к Броку и Баки. — Мужики. Косатка — вампир. Я — маг. Команда корабля — слуги вампира. Есть еще оборотни, призраки, феи и прочая нечисть, но это лирика. Мы зовемся иными. Между нами случаются заварушки и полномасштабные войны. Но есть группа магов, которые хотят уничтожить всех других иных. С ними ведут войну все, и даже непримиримые враги объединяются, чтобы противостоять их натиску. Если они проникнут в ваш мир, ваша Гидра не только поднимет оставшиеся головы, но и заколосится новыми. Если некоторые ваши технологии попадут к ним в руки, наш мир взорвется кровопролитной войной, в которой пострадают и непричастные. У меня нет ничего, чем я могу подтвердить свои слова.
Косатка пристально наблюдала за ними, но ни Брок, ни Баки не спешили уверовать в слова Златы, но и отмести их, как полную ересь они не спешили. Баки видел по лицу Брока, что тот действительно обдумывает сказанное Златой и Косаткой. Что арматуру, завязанную бантиком, никто не отменял, и Брок сам ее даже трогал, этот металлический прут, послушный грубой силе.
Баки понимал, что это могла быть очень тонкая манипуляция, но Злата не пыталась пустить слезу, надавить на то, что им, несчастным, просто необходима их помощь, не поворачивались к сожалению ним слабым неприкрытым тылом. Наоборот, эти женщины показывали, что они сильны и, в общем-то, справятся без двух непонятных мужиков, которым помогли, вытащив из ледяного моря. Да даже не намекали на то, что они, паскуды такие, им просто напросто должны за спасение. Сестры просто убеждали их в том, что пиздец может стать глобальнее, и неплохо было бы работать сообща. А для этого просто надо расширить свой кругозор, добавив туда еще один мир. Баки подумал, и пришел к выводу, что это не сложно, ведь один мир он уже однажды учился воспринимать заново, второй раз, говорят, всегда легче.
— Милые дамы, ничего, если, перед тем, как принять или отклонить Ваше, безусловно интереснейшее предложение, мы с моим любимым посовещаемся наедине? — выдал Баки, широко улыбаясь и поглаживая Брока по спине. Он знал, что за подобные выкрутасы от любовника можно было и огрести, но содержаться просто не мог. Как только понял, что можно, вспомнил, как раздаривал улыбки всем девушкам направо и налево, получая такие же лучики веселья в ответ, не мог остановиться. И чем паскуднее и проблемнее была ситуация, тем обворожительнее улыбка прятала за собой настоящего, сосредоточенного и собранного Барнса. И знали об этом только Стив и Брок. И, Баки был уверен, догадывалась Романов.
Косатка пожала плечами, показывая, что ей все равно, когда и как они примут решение.
— Мы здесь всю ночь, если что, — сказала Злата, давая понять, что они могут валить на все четыре стороны. — Вы только ноут Сане отдайте, он чуть позже зайдет, я ему скажу, — и, улыбнувшись, добавила, — он твой фанат, Барнс.
Баки кивнул, мол, отдадим, и они с Броком ушли к себе в каюту.
Как только за ними закрылась дверь, Брок припечатал к ней Баки и зашипел ему в губы.
— Совсем охуел, Барнс? — Брок был зол, и Баки чувствовал это, но еще он чувствовал возбуждение любовника, разливающееся мускусом по каюте.
— Да… — протянул Баки, прижимаясь бедрами к бедрам Брока, показывая, насколько он охуел. У него стояло крепко, да и Броку, уверенным стояком упирающимся Баки в бедро было грех жаловаться на потенцию.
— Рехнулся? — выдохнул Брок ему в губы, и Баки коснулся его губ кончиком языка, совсем чуть-чуть, но у Брока сорвало тормоза.
Все напряжение последних суток, помноженное на непонимание ситуации и нереализованное желание, невозможность быть рядом друг с другом так, как привыкли, взорвалось нереальным смерчем желания, в котором непонятно было, кто кого ласкает, где руки сменяли губы, а губы — руки, где желание затмевало все. Каюта огласилась громким, просящим стоном Баки, который невозможно прогнулся в пояснице, принимая член Брока в себя полностью, отдаваясь ему в самой полной мере, на которую был способен.
— Да… Да… Брок, жестче… — почти хныкал Баки, насаживаясь на его член, а Брок, натягивая его на себя, склонялся, чтобы целовать его в шею, за ухом, в висок. Дарил наслаждение, вбиваясь, как Баки больше всего любил: жестко, до конца, медленно проезжаясь по простате.
— Лю…б… Да, Брок!, — шипел и стонал Баки, плавясь в его руках, выгибаясь, слыша стоны, переходящие в хрипы.
— Мой, — просипел Брок, утыкаясь губами ему за ухо, прикусывая мочку и жестко сжимая бедра, — малыш…
От этого ласкового обращения Баки выгнуло, скрутило, сжимая член Брока до боли внутри себя. Брок резко поднял его, прижимая спиной к своей груди, сжал член Баки в руке, лаская, резко ворвался несколько раз, и кончил глубоко внутри, прижимая Баки к себе. И рухнул, припечатывая содрогающегося в оргазме Баки собой к кровати.
— Мой, — просипел Брок, обнимая Баки, не желая выпускать его, пока член почти болезненно пульсировал внутри.
— Твой, — согласно прошептал Баки, аккуратно переворачиваясь, чтобы уложить Брока себе на грудь. — А ты — мой.
Брок только кивнул, соглашаясь и проходясь губами по солоноватой коже на шее Баки, совершенно не готовый ничего делать, даже думать.
— Блядь, Барнс, — пробормотал он, понимая, что в голове каша, а мышцы, как кисель, — ты…
— Самый лучший на свете? — самодовольно закончил за него Баки.
Брок ничего на это не ответил, бездумно поглаживая Баки по толстым шрамам на стыке живой плоти и бионики кончиками пальцев.
— Так что ты думаешь? — вырвал его Баки из блаженного безмыслия. — Мне кажется, они нам не врут.
Баки всегда легко перескакивал с темы на тему, периодически нещадно вырывая Брока из блаженной неги, но сейчас это было как нельзя кстати.
— Я думаю, что хочу принять душ, а уже потом обсуждать, врут нам или нет, — решил не начинать серьезных обсуждений в кровати Брок.
— Тебя отнести? — улыбнулся Баки, погладив Брока по плечу и уткнувшись носом ему в макушку.
— Сам справлюсь, — отказался тот, и Баки прекрасно понимал почему, ибо это все закончилось бы вторым раундом постельных игрищ, который они не могли себе позволить. Если бы было возможно, они бы не вылезали из кровати вообще, но реальный мир требовал к себе внимания.
— Тогда иди мойся, — великодушно отпустил Брока Баки, сам тоже вылезая из постели, потому что знал, что, если не устроится хотя бы на диване, то обязательно затянет любовника обратно.
Мыслей в голове не было никаких, и Баки бездумно рассматривал альбом, что нашел до этого. В нем были очень, просто невероятно реалистичные карандашные рисунки, некоторые из которых больше походили на фотографии. Горы, здоровенный мужик, явно любовно прорисованный неизвестным художником, таежные дебри и тундра. Баки лениво рассматривал рисунки, ни на чем не останавливаясь надолго, пока его взгляд не впился в бескрайнюю тундру, обрывающуюся изрезанным берегом моря, в который били волны. Это было невероятно, но он узнал этот берег, не с той точки, с которой видел его сам несколько раз, но это место точно было ему знакомо.
— Брок! — влетел он в ванную, когда тот уже вытирался большим махровым полотенцем, и сунул почти в нос знакомый ему пейзаж. — Я тут был. Бывал. С Пирсом!
Баки от волнения запинался и не мог нормально составить предложение, чтобы высказать Броку свои переживания по поводу узнанного места на рисунке, но тот, отложив полотенце, отобрал у него альбом и взял за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
