========== Глава 1 ==========

В гостиной, освещенной мягким светом пары напольных торшеров, было тепло и уютно. Стив сидел на диване и казался таким домашним, мягким, что у Баки начинало щипать глаза.

— Я, пожалуй, начну, Стиви, — он тяжело вздохнул, понимая, что разговор будет неприятным и длинным. — С начала, наверное… Только выслушай до конца, — и, не давая себе передумать, а Стиву вставить слово, начал. — Я не знаю, почему Он вытащил тебя на берег, спас и, оставив лежать на берегу, ушел…

1

За спиной, уже далеко, грохотали и сыпались в воду остатки того, что было надеждой на будущее и Щита, и Гидры. Миссия была полностью провалена, Командир не выходил на связь, покоясь, наверное, где-то в руинах Трискелиона, а Он уходил не оборачиваясь, осознавая, что остался совершенно один: без Командира, без задания, без координат отступления, без Цели. Оставляя у себя за спиной знакомого незнакомца, единственную Цель, которую Он не смог устранить. Но сейчас это Его волновало меньше всего. Координаты запасного отхода тоже могли быть скомпрометированы, но по этому поводу никаких указаний у Него не было. И Он оказался растерян, если самонаводящееся оружие вообще может чувствовать себя растерянным. Ему никогда не нужно было принимать решения вне миссии, за него это всегда делали другие. Но сейчас был особый случай, и Он, состоящий из навыков и инстинктов, давно не способный принимать самостоятельные решения, должен был что-то решить. Поврежденный частыми обнулениями и крио мозг судорожно искал выход из сложившейся ситуации, но вбитые намертво установки “после окончания миссии вернуться по заданным координатам” не отпускали, не давали ослушаться. И Ему ничего не оставалось, как прийти по нужному адресу, так незаметно, как только это было возможно. Как ни странно, это оказалось довольно легко, потому что все возможные силы медиков, полиции, репортеров и просто зевак были заняты тем, что происходило в месте, где еще несколько часов назад была штаб-квартира Щита.

По заданным координатам оказался старый, давно закрытый мотель на окраине. По только Ему одному заметным приметам выбрав дверь, Он вошел в номер, на первый взгляд такой же разваливающийся, как и все остальные, но Ему надо было именно сюда. Методично обшарив весь номер сверху до низу, Он нашел сумку с одеждой, в которой обнаружился и коммуникатор. Нацепив его на ухо, Он переоделся, сложив свой тактический костюм в сумку, сел в продавленное кресло и принялся ждать, бесстрастно глядя на свое отражение в пыльном экране чудом сохранившемся здесь старого телевизора. Вторые сутки без сна медленно, но неотвратимо приближались к концу, опускаясь на город ночной темнотой.

За двенадцать часов ожидания коммуникатор так и не ожил, никто не дал Ему новых указаний, не пришел, чтобы забрать его на базу, некому было отчитаться о провале миссии. На этот счет не было никаких инструкций и запасных планов. Он остался совершенно один, брошенный хозяевами, как пришедший в негодность, ненужный больше инструмент. Ему было бы, наверное, обидно и горько от этого, если бы он знал эти чувства, если бы вообще мог испытывать человеческие чувства. Но сейчас Он не был человеком, хотя был мыслящим и мог принимать решения сам.

Поднявшись из кресла, в котором без движения просидел кучу времени, Он раздавил в руке коммуникатор, подхватил сумку с тактическим костюмом и вышел в ночь. В голову пришла странная мысль, взявшаяся из ниоткуда: Он свободен.

Голова начала нещадно болеть, но Он продолжал куда-то идти, совершенно не представляя, куда именно. Ему нужно было спрятаться, чтобы никто его не нашел. Очередной приступ свалил Его у опоры какого-то моста. Привалившись спиной к опоре, Он съехал по плоскости вниз, хватаясь руками за голову. А потом стали приходить образы, перемешанные, словно в калейдоскопе. Он закрыл глаза, пытаясь свернуться, сгруппироваться, стать маленьким и незаметным, сжимая руками голову, которая уже не болела, ее разрывало.

Он видел того, кого вытащил из воды, кто был Его целью, и он улыбался. Он видел странную, очень старую винтовку у себя в руках, а вокруг было много снега. Видел людей в белых халатах, которые, он знал, хотят причинить ему боль. А потом Его накрыла кровавая пелена, и Он очнулся, прижимая к земле, левой рукой сдавливая кому-то горло.

Он ослабил хватку, чтобы тот, вернее, та, что лежала сейчас на земле, могла дышать, но не выпустил, хотя, оценив уровень опасности, прекрасно знал, что она не сможет причинить ему вреда.

Хрипы и беспомощное шкрябание пальцев по рукаву его куртки прекратились, но страх из глаз не исчез. Вот только выражение лица было каким-то понимающим, как у того, из воспоминаний. У того, кого он вытащил из воды, кто был его заданием. Он тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли.

— Что тебе надо? — рявкнул Он оскалившись, желая напугать до истерики, чтобы от него отстали, не подходили к нему. Не рушили хрупкий мостик между ним и чем-то очень важным, что он должен был знать, помнить, но забыл.

— Эй, мужик, — просипела девушка, перестав пытаться отодрать от себя смертоносную руку, укрытую сейчас рукавом куртки и перчаткой, — все ок. Пусти.

Она раскинула свои руки, как заложник, показывая, что безоружная и не собирается нападать. Но Он, продолжая прижимать ее к холодной земле, незаметно огляделся. Тренированный глаз не уловил ничьего присутствия, и Он медленно отпустил ее. Она тяжело поднялась, явно боясь снова спровоцировать Его на агрессию, и отошла на десяток шагов, усевшись прямо на землю.

Он с долей интереса рассматривал ее: короткие грязные волосы, когда-то, наверное, были светлыми, как у того, из сна наяву, одета в какое-то тряпье и грязная до невозможности. От нее пахло грязью, немытым телом и болезнью. Он был уверен, что болезнь пахнет именно так, но не знал, почему.

— Ну ты и силен, — снова прохрипела она, потирая чуть не раздавленное в труху горло и надсадно кашляя.

— Что тебе надо? — тяжело глядя на незнакомку, спросил Он.

— Хотела тебя, — снова закашлялась она, — укрыть. Чтобы не замерз, — только сейчас Он увидел старый, побитый молью, дырявый и грязный плед в крупную светлую клетку, что лежал рядом с ним. — Ночи холодные. ПТСР, да?

Он растерялся от такого обращения, все вопросы, которые ему задавались, были только о его функциональности, когда он давал полный отчет на запрос, но сейчас у него спрашивали что-то другое. Аббревиатуры Он не знал, но по интонациям, которые умел распознавать, эта девушка хотела узнать у него что-то личное. Но у Него не было ничего личного. По крайней мере до сих пор.

Он мотнул головой, отгоняя непонятные мысли, и взял в руки плед, тупо рассматривая его. В голове всплыло воспоминание, как кто-то — Он — укрывал пледом изможденного болезнью худого блондина.

— Мне не холодно, — ответил он, скомкав и кинув плед, точно попав им в девушку. — Уходи!

Он не соврал, ему не было холодно. Вернее, тело ощущало холод и, наверное, могло замерзнуть, но он бы этого просто не почувствовал. Чем холоднее ему было, тем он становился спокойнее, ведь холод крио приносил покой. Он всегда помнил это: после боли кресла, когда, казалось, что голову пронзают толстыми, раскаленными добела штырями, после того, как в голове становилось кристально чисто и пропадало все, даже боль, он помнил о том, что холод приносит покой. В холоде никто не отдает приказов, в холоде нет того, за что делают больно. Мозг давно не воспринимал холод, как помеху, и только несовершенное тело иногда замерзало, хотя он этого мог даже не заметить. Тогда командир, тихо беззлобно матерясь накидывал ему на плечи куртку. Это называлось странным словом “забота”.

Девчонка, подобрав плед, ушла, а Он внимательно огляделся вокруг и вернулся туда, где сидел. Он не спал почти трое суток, но Он никогда не мог заснуть вне крио, и, если Ему надо было спать, Его просто накачивали химией под завязку. Такой сон всегда был тяжелый, муторный, а тело долго приходило в себя, норовя упасть, голова кружилась, а глаза отказывались открываться. Он предпочитал не спать, по первости ломая людям в белых халатах руки, носы и выбивая зубы, но его все равно жестко фиксировали в кресле, вставляя иглу капельницы в вену.