Оказалось, что Баки взял на себя огромное количество повседневных дел, от которых Себастьян за год успел отвыкнуть. Никто больше не готовил румынских блюд, Кайла приходилось выгуливать самому. Все… самому.

Себастьян выучил письмо Баки наизусть. И все равно почти каждый день перечитывал, вложив листок в пластик, чтобы не истрепать совсем.

Хотелось знать, сколько придется ждать - три года, четыре, пять? Знать, чем закончится киноистория Баки Барнса. Но к последним фильмам, наверное, даже сценарий еще не был написан.

Себастьян похудел и осунулся, под глазами появились темные круги, которые перед съемкой пришлось замазывать консилером. С этим надо было что-то делать. Высыпаться хотя бы.

Но со сном были серьезные проблемы.

Прошла еще неделя, прежде чем они оказались в Нью-Йорке. Барнс смотрел на стремительно приближающуюся панораму города, понимал, что не был тут очень давно, но память подкидывала ему четкие картинки Нью-Йорка, очень четкие для того, кто последний раз был тут, чтобы убить и исчезнуть. А если учесть то, что некоторые районы подверглись безжалостному уничтожению, то этого города Барнс не знал вообще.

Они приземлились сразу на голову к Старку, с которым Барнс не очень-то хотел встречаться, памятуя об их последнем расставании. Но, похоже, тот сменил гнев на милость.

Барнс чувствовал себя странно. Иррационально захотелось в крио, где просто не было ничего, а не быть иждивенцем, сидя на шее у лучшего друга. Барнс отчетливо понимал, что у него нет ничего своего, вообще. Да и существует он здесь очень условно. Казалось, у него было больше всего, и он был менее ограничен в правах, живя с поддельными документами на краденые деньги, чем сейчас.

Оглядываясь на интерьеры Башни и поглощенный своими мыслями, Барнс несколько выпал из разговора Стива и Старка, и очнулся только тогда, когда к нему обратились.

— Баки, ты же согласен? — спрашивал у него Стив.

— С чем? — тряхнул головой Барнс, возвращаясь в объективную реальность.

— Твоя реабилитация, восстановление в правах, — начал перечислять Стив.

— И сколько это будет стоить? — сразу же спросил Барнс, потому что ничего не делалось бесплатно. — У меня вообще-то ни цента нет.

— Расходы я беру на себя, — спокойно сказал Старк, и продолжил, когда брови Барнса поползли вверх от удивления. — Я, знаешь ли, пересмотрел свое мнение по поводу тебя. А точнее, я прочитал спецификации Зимнего Солдата. Кэп утверждает, что это не ты, и я склонен ему верить. Но психологические экспертизы подтвердят или опровергнут это точнее. Согласен?

— Что я буду тебе должен? — недоверчиво спросил Барнс, прекрасно понимая, что ничего в этом мире не делается просто так, за красивые глаза. Особенно, когда в эти глаза смотрели со всепоглощающей ненавистью.

— Ничего. Считай это прихотью гения, — отмахнулся Старк.

— Спасибо, Тони, — горячо поблагодарил Стив.

— Да не за что. Я все организую, расписание встреч вам скинут. А теперь, ваш этаж сорок второй, и не мешайте мне, — и ушел по своим делам.

Они спустились на сорок второй этаж, который был больше похож на слишком большой гостиничный номер, и Барнс пошел искать кухню, уверенный, что она тут есть.

— Баки, что с тобой? — подошел к нему Стив, слегка приобнимая за плечи, а Барнса как током пронзило, так захотелось совершенно других объятий: жарких, крепких, страстных. Объятий, от которых вспыхивал огонь желания, в которых хотелось утонуть.

— Все нормально, — попытался съехать с темы Барнс, аккуратно вывернувшись из рук Стива.

— Бак, не ври мне, — мягко попросил Стив. — Я же не слепой и вижу, что тебя что-то гложет.

— Да блядь, — выругался Барнс, резко разворачиваясь к Стиву. Он чувствовал, что его захлестывает злая истерика. — Стив, что хорошего в моем положении зависящего от всех вокруг? От милости и денег Старка, от твоего положения в обществе, от еще кучи вещей, про которые я даже говорить не хочу. Да у меня даже лишних трусов нет. И нет денег их купить. Я не могу ни работу себе найти, ни грабануть кого-нибудь, и сколько все это будет продолжаться, никто не знает, даже ты. И в Ваканде было точно так же. И, знаешь, это все ни хуя не лучше, чем быть Зимним Солдатом.

Осознание, что до этих странных воспоминаний о Себастьяне он так остро не реагировал на свое положение, пришло внезапно. Барнс закрыл рот, отворачиваясь. Нереальный год показал ему другую жизнь, жизнь, где он не иждивенец, где он поступал согласно своим желаниям, считаясь только с желаниями Себастьяна. А сейчас он даже не был уверен, что без разрешения может выйти на улицу. В Бухаресте было лучше, он ни от кого не зависел. А сейчас это желание Старка облагодетельствовать его нервировало.

— Баки, я… — растерянно начал Стив, и Барнс понял, что наорал на друга практически на ровном месте, ведь тот старался для него, хотел как лучше, хотел вернуть ему его жизнь.

— Прости, Стив, — Барнс повернулся к нему и крепко обнял. — Прости. Спасибо, что заботишься обо мне.

Стив обнял его в ответ, ничего не говоря, и Барнс был ему за это благодарен.

Потянулись дни, в которые Барнс большей частью был предоставлен сам себе, кроме того времени, когда с ним общались разного рода специалисты, больше частью мозгоправы, которым Барнс самозабвенно врал, что у него все отлично, его не мучают ни кошмары, ни странные воспоминания. Ему ставили ПТСР, частичную амнезию и еще кучу всяких труднопроизносимых диагнозов, которые имели смысл только для таких же мозгоправов, как и эти. Чем-то там занимался целый полк юристов, но туда Барнс вообще не лез, прекрасно сознавая, что ни черта не поймет.

Барнс занимал свои дни в тренажерке, подолгу плавал в огромном бассейне, читал и много гулял по городу. Он пытался найти тот дом в Бруклине, в котором он прожил целый год с любимым мужчиной, но, как в том Нью-Йорке не было места, где когда-то жили они со Стивом, так и в этом не было дома Себастьяна. Он даже пытался искать человека с именем Себастьян Стэн в сети, нагло пользуясь всеми благами Старка, до которых смог дотянуться. Совпадений было много, но все это были не те люди. Того, кого Барнс искал, в этом мире не существовало. Себастьян существовал только в его голове, нежно и горячо любимый, он даже не снился. Вместо него снова была пурга, завывания ледяного ветра в ушах и бесконечное падение. И Барнс практически перестал спать, потому что спать было невыносимо.

Встречая по утрам угрюмого Барнса, Стив только отводил взгляд и поджимал губы, не пытаясь выяснить, что случилось, потому что помочь ничем не мог. Дело по реабилитации Барнса шло своим чередом, но до конца было еще очень далеко.

Сам же Барнс впал в какую-то апатию, он мог подолгу просто сидеть, перебирая в голове счастливые воспоминания, помнил свое обещание вернуться, но не был уверен, что вообще есть куда возвращаться, что счастье реально, возможно, достижимо. И он не мог понять, когда успел выдумать себе такой здоровенный кусок жизни с такими яркими, четкими подробностями, потому что поверить в то, что все это правда было, он никак не мог. Ему нужно было что-то, какое-то подтверждение, что это все не безумие, не какой-нибудь выверт его сознания, которое захотело спрятать что-то плохое за иллюзорным счастьем.

Себастьян поправил плюшевого Зимнего Солдата на соседней подушке. Иррационально казалось, что он слабо, почти неуловимо пахнет Баки. Не сказать, что с ним спалось лучше… а все же лучше.

Пить он бросил совсем. Плохо сказывалось на здоровье. Он и так выглядел на ахти. Надо было брать себя в руки и приходить в себя. Иначе к возвращению Баки Себастьян превратится в призрак.

Себастьян сходил к врачу и получил рецепты на легкие антидепрессанты и на снотворное. Снотворное помогало. Антидепрессанты тоже, но они глушили все эмоции — не только печаль, но и радость. Глушили само умение их выражать. Это Себастьяну не нравилось, и принимать антидепрессанты он перестал: не хотел потерять в профессионализме. Врач этого не одобрил, но все, что осталось у Себастьяна - это работа.