Кроме того, Делия написала три романа в жанре взрослой фэнтези, номинировалась на Всемирную премию фэнтези и выиграла Мифопоэтическую премию. Делия исполняет обязанности редактора-консультанта для «Тор Букс» и является президентом Фонда «Искусство без границ» (www.artistswithoutborders.org).

Взрослея, я очень много времени проводила в системе Нью-Йоркской публичной библиотеки – по большей части в детской секции филиала на 79-й улице. С Исследовательской библиотекой я познакомилась, только когда пошла в колледж и столкнулась с необходимостью выискивать биографии ирландских поэтов и работы по театру эпохи Возрождения. Библиотекари были со мной очень милы, карточный каталог – удобен и прост, читальный зал – восхитительно просторен, а стулья – достаточно комфортабельны, чтобы сидеть и читать часами. Я просто влюбилась в это место и с тех пор так и осталась влюбленной. Теперь я живу в Бостоне, и у нас вынужденно любовь на расстоянии. Я поддерживаю отношения, регулярно наведываясь к КАТНИПу он-лайн (http://catnyp.nypl.org). На рабочем столе у меня до сих пор восседают книгодержатели в виде библиотечного льва, которые папа подарил мне, когда я уезжала в колледж.

Ниф и ее товарищи родились в результате спора с подругой по поводу того, удобно ли фэйри жить в современном городе. Я сама выросла в Нью-Йорке, считаю его совершенно волшебным местом и знаю, что да, они чувствуют себя там отлично.

Учитывая, сколько разного народу в разное время приехало сюда жить, будет только логично, если и по части фэйри Нью-Йорк тоже будет представлен самым широким спектром культур. Есть среди них, конечно, и коренные фэйри, происходящие от собственной нью-йоркской ветки магии. С ними так здорово играть, что я принялась за роман про ранние годы Ниф среди Народа, и называться он будет «Подменыш».

Делия Шерман

[29]

Когда они переехали в Брайдстоун, Сьюзи старалась быть очень позитивной. Да, вот это самое слово. Позитивной. Ничего другого тебе и не остается. Джек пытался во всем ее поддерживать. Ей и так уже много пришлось пережить – да им всем на самом деле. Вертишься, как умеешь.

Ему было семнадцать с половиной, и потому она сказала, чтобы он звал ее Сьюзи, хотя вне дома, в колледже, Джек величал ее полным титулом – «мам». Люс все еще имела неотъемлемое право звать Сьюзи мамой, но тоже им не пользовалась. Четырнадцать лет, снежно-белые волосы и общая странность, какую девочки обретают внезапно, никого не спросясь.

– Сьюзи – личность, – серьезно и даже властно сообщила Люс. – И имеет право на собственное имя – она же не только наша мама.

– Но она и правда наша мама, – вставил Джек.

Тут вошла Сьюзи, вся сама позитивность, и они очень позитивно принялись прибираться в новом доме и распаковывать вещи.

Дом был действительно новый, во всех отношениях: часть целого блока домов, соединенных вместе, с большущими гладкими стеклянными окнами и дверьми, – одного из нескольких кварталов, которыми недавно обзавелась растущая деревня. Внутри все дома тоже, надо полагать, были одинаковые. Одна громадная комната внизу, кухня, гардеробная, три маленькие спальни наверху и уборная. Зато выходил их дом на поля, живые изгороди и лес. Это было круто, куда лучше, чем та квартирка в лондонском пригороде, где они все едва помещались, когда папу… Когда Майкла вдруг уволили.

А уволили папу потому, что он слишком много пил. Нет, не папу… Майкла уволили потому, что он слишком много пил. Алкоголя. Джек еще помнил, как оно было всего каких-то несколько лет назад: Люс девять, такая милая; Сьюзи никакая не позитивная, а просто счастливая, а папа – он тогда был просто папа. Майкл слишком много работал, объясняла Сьюзи, когда все покатилось под откос. Он просто старался заработать им на пропитание, и теперь они должны все его поддерживать. Потом его уволили, семья потеряла дом на Честер-роуд, где выросли Джек и Люс, и переехала в квартиру. Там папа – точнее, теперь уже Майкл на полную ставку – продолжил крепко пить и начал рассказывать Сьюзи, Люс и Джеку, что до смерти от них устал и какая они обуза, – а заодно и поколачивать Сьюзи. Как-то ночью Джеку пришлось разбить ему об голову бутылку, чтобы хоть как-то остановить. Потом Джек плакал, Люс и Сьюзи тоже, а Майкл сидел на полу с ошеломленным видом. Дальше он встал – струйка крови еще бежала у него со лба до самого кончика носа – и просто вышел. Больше он не вернулся.

Это случилось полтора года назад. И вот теперь они здесь.

Реально глупый ход, думал Джек. Мама, видите ли, выиграла в национальную лотерею. Нет, не миллионы, конечно, но вполне достаточно на первый взнос за маленький домик, и еще оставалось кое-что до тех пор, пока она не найдет работу (это Сьюзи крайне позитивно наврала ипотечному отделу). Еще они не менее позитивно нашли для Люс местную школу, а для Джека – колледж, всего в получасе езды на поезде.

До чего же досадно, все никак не мог перестать думать Джек, что они не выиграли в лотерею раньше, чем разразился весь этот ад. Сьюзи сказала, что смысла нет смотреть на все под таким углом. Им просто чудесным образом повезло. Естественно, повезло.

Но Брайдстоун…

Джек разглядывал это место с подозрением, пока поезд еще только подходил к станции. Ну, да, Сьюзи сама выбрала… Одна из тех кентско-сассекских деревенек, что когда-то были живописны, да и сейчас еще местами оставались: настоящая старая кузня, да и паб не моложе, а церковь наверняка построили на следующий день после норманнского завоевания в 1066 году. Даже развалины римского форта и норманнского же замка неподалеку имелись. Но и сама деревенька за это время тоже успела раздаться. Она порядком набрала вес с пятидесятых, разжирела новыми домами, землевладениями и идиотскими магазинчиками, явно торговавшими всяким хламом, который никто в здравом уме не позволит себе купить – да даже и не захочет.

Ясное дело, великий водораздел тоже присутствовал. Тут были свои богатеи, жившие в старых домах с деревянными балками на крутых узеньких улочках или в кичливых особняках за деревней, с садами размером в добрый парк. Они владели большущими собаками, катались верхом, говорили так, будто все слова у них тявкают одно на другое, и посматривали очень, очень свысока на «эту обычную публику», что покупала новые дома.

Сьюзи, между прочим, когда-то была актрисой. Ее и по телевизору показывали, и всякое такое, только этого уже никто не помнил. И что-что, а обычной она не была – как раз наоборот, необычной.

– Вы только поглядите, какой вид! – пропела она, когда они впервые увидали его как полагается, из окна лестничной площадки на втором этаже.

Да, вид оказался и вправду недурен, Джеку пришлось это признать. На следующий год он собирался изучать фотографию – сейчас-то у него только подготовительный курс. Можно будет делать превосходные снимки: зелено-золотые холмы, темные купы леса, раскинувшиеся за ними просторы открытой земли…

Почему же этот вид так ему не по вкусу?

Смешно, но он старался совсем на него не глядеть, не видеть. Вообще не смотреть в окна.

Ненормальный какой-то.

А вот Люс вид нравился. И крошечный садик тоже, с голубыми, как бы из кованого железа, но на самом деле нет, стульями и столом (их купила Сьюзи), с растрепанными розовыми кустами и одним – сиреневым, почти с дерево. Она часами торчала там одна по вечерам, пока Джек со Сьюзи пялились в телевизор: напевала что-то себе под нос, совсем как тогда, когда была малышкой. Может, ей так и лучше. За забором жужжали и курились летней дымкой поля.