Что она снова окажется права.

***

Он предвкушал её приезд.

Он предвкушал то, как заедет за ней в «Центр помощи пострадавшим», как заберёт её, как пожмёт ей руку в приветствии. Он будет шутить всю дорогу назад - она, может быть, улыбнётся ему в ответ; он проведёт её в дом, познакомит с Хэнком, одноглазым, старым псом, ласковым и преданным - тот будет ластиться к её ногам, задорно, совсем не по возрасту виляя хвостом; покажет ей приготовленную для неё комнату. Не осталось достаточно времени, чтобы сделать её довольно уютной, она была обставлена просто, скорее по-спартански, но Мэтт мог бы предложить Ивейн свою помощь.

Он провёл утро, убираясь, протирая окна - слишком тусклый свет, выбивая ковры - слишком пыльно, раздвигая мебель - слишком мало места. Приезжала Анна и глядела на него, взмыленного, чуть уставшего, почти что сочувственно и почти что не взглядом зачем-тебе-всё-это.

В магазин она согласилась пойти вместе с ним.

Мэтт не любил магазины - не любил общественные места, в которых не продохнуть, не сделать лишнего шагу - и привык заказывать всё, включая еду, по интернету; но он не знал, что Ивейн любила, и понятия не имел, что предпочитают девушки её возраста. Он провёл у витрины добрые полчаса, пока Анна, не вздохнув - получилось тяжело, обескураженно - не помогла ему.

Возвращались они с полными пакетами. Потом Анна, сжав ему запястье напоследок - что-то вроде поддержки - ушла.

Ивейн приехала сама.

Она приехала на целых два часа раньше того, как он должен был забрать её, и не было ни машины, ни дороги, ни шуток, ни улыбок, и Мэттью не оставалось ничего, кроме как полускомканно, полурастерянно поздороваться с ней, и глядеть на то, как она переступает порог, стягивает с плеч рюкзак со всеми её вещами, проходит, не останавливаясь, мимо старого Хэнка, добродушно обнюхивавшего её ноги, и чувствовать себя на редкость нелепо в старой, испачканной футболке и с взлохмаченными волосами.

Она прошла в дом, чуть заметно хмурясь, отчего веснушки на её лице проступили немного ярче. Она казалась собранной и в то же время невнимательной, словно детали проскальзывали совсем рядом, но не задевали её. Она куталась в тёмно-зелёный пиджак, что явно был ей не по размеру.

Мэттью что-то сказал ей.

Ивейн взглянула на него недоумённо, настороженно, в её синих глазах не было ничего, кроме глубины и осторожности. Она боялась его? Остерегалась? Горло Мэтта сжалось от этой мысли.

Я покажу тебе твою комнату.

Ивейн медленно, медленнее, чем это было нужно, кивнула ему, заправив кудрявую прядь за ухо, и последовала за ним, немного отводя плечо - чтобы не соприкасаться, не задеть ненароком.

Она заперлась в своей комнате, так ничего и не сказав ему.

***

Дни, монотонные, бесцветные дни тянулись неспешно, неторопливо, как в старой киноплёнке, осторожно наступая на секунды, тревожа их, пробуждая их.

Мэтт неохотно ездил в город и неохотно брал новые дела. Ивейн неизменно редко выходила из своей комнаты, готовилась к колледжу, читала книги, делала тайные звонки малочисленным подругам. Её комната по-прежнему оставалась неизменной, обставленной всё так же просто, и словно бы даже нетронутой, забытой, ненужной и непринятой, точно никто и не жил там, не дышал её воздухом и не нуждался в ней.

Они практически не разговаривали.

Пара слов за завтраком - обеды они пропускали по очереди - ещё три за ужином, хрустальное, зеркальное молчание перед сном. Анна приезжала по выходным, подкармливала Хэнка, гладила его серую, будто бы седую, мягкую шерсть и иногда общалась с Ивейн - выходило явно лучше, чем у Мэтта. Мэтт надеялся, что это пойдёт ей на пользу - она почти никуда не выходила; Анна называла это стрессом.

Постарайся подружиться с ней. Найти к ней подход.

Он соглашался с ней, он старался. Он покупал Ивейн новые книги, которые неизменно находил через несколько дней прочитанными у двери её комнаты - уголки некоторых страниц были загнуты, на полях оставались карандашные, неразборчивые пометки.

***

Стало немного легче, теплее через месяц.

Через месяц, во второй половине июня, когда воздух наконец прогрелся настолько, что можно было дышать, не чувствуя привкуса ледяной крошки и сухого, холодного пара, Мэтт впервые обнаружил на кухонном столе оставленный для себя завтрак. Мэтью всегда готовил чуть меньше, чем ужасно, но ему нравилось, как делала это Ивейн.

Ивейн вместе с книгами незаметно перебралась в гостиную. Она садилась на диван, подгибая под себя босые ноги и читая, пока он работал за ноутбуком, или пролистывал новостную ленту, или просматривал только что пришедшие письма, изредка бросая взгляд на Ивейн.

Она останавливалась на одной строчке по несколько минут. Она в нетерпении закусывала губу, что-то обдумывая. Ей было скучно, она хотела поговорить.

— Я помню вас, — сказала она однажды, откинув голову на спинку дивана, отчего её пушистые волосы казались ещё в большем беспорядке, ещё спутаннее, чем обычно. — Вы приезжали к нам перед Рождеством. И на день рождения отца.

Мэтт помнил - Майклу исполнялось тридцать пять, ему самому тогда было не больше двадцати восьми. Это была одна из немногих встреч, когда он приезжал после смерти жены Майкла. Они жили в Балтиморе, по соседству был густой лес, а вслед за ним - пустынная дорога, по которой редко ездили заплутавшие путешественники; блеклое солнце тогда почти не выглядывало из-за кучных, нависших плотным куполом туч, и ветер казался злее, обиженнее обычного.

Ивейн было около пятнадцати, она казалась тонкой, как ивовая веточка, и замкнутой. Её волосы были коротко обстрижены, словно наспех, затупившимися ножницами, и сама она чудилась Мэтту колючей, словно ель, царапающейся - словами, жестами, взглядами. Он приезжал и после несколько раз, они с Майклом ловили рыбу или смотрели бейсбольный матч. Он слышал, как Майкл называл Ивейн - Иви.

— Я тоже помню это, Ивейн.

Он разбирал бумаги, отправлял ненужные в мусорное ведро; он ощущал на себе пристальный, замешкавшийся взгляд, и чувствовал, как проседает ткань дивана подле него. Мэтт выпрямился - Ивейн была ближе, чем обычно, и он наконец мог разглядеть черты её лица - мягкие, аккуратные, казавшиеся ему теперь совсем не острыми, не безжизненными. У её глаз был неестественно чистый синий цвет - такого, наверное, не бывает.

— Они хотели отправить меня на обследование. Хотели оказать что-то вроде социальной поддержки, но на самом деле мечтали вытянуть подробности. О том, что случилось. Как будто бы я что-то знала, — она умолкла, вспоминая — бежевые, облупившиеся стены больницы, выстиранные халаты, запах белизны. — Спасибо. Что решили забрать меня.

Мэтт подумал том, что вместо её дома - выжженное место, но она сможет продать землю, выручить деньги, уехать отсюда. Сможет, если захочет.

— Ты можешь доверять мне, — сказал он, по-прежнему не решаясь взять её за руку - как-нибудь потом, после, когда она позволит ему это.

Он не мог быть её отцом, но мог стать её другом, всем, кого она пожелает видеть рядом, всем, что она пожелает.

Она улыбнулась ему - впервые за всё время.

Она сказала, что постарается.

***

Нет телевизора, журналов. Из развлечений - собака.

Ивейн выглядела недовольной, произнося это, а её голос звучал серьёзно и подозрительно-утомлённо, как послеполуденный свет, пробивающийся сквозь ажурные занавески.

Мэтт сложил руки на груди, отчего Ивейн состроила недовольную гримасу, но уголки её губ дёрнулись в едва заметной полуулыбке, выдавая.

Ты выглядишь старомодным.

Сколько тебе лет?

Она болтала ногами, сидя за столом и ожидая, когда закипит чайник - чайник кипеть не собирался и странно похрипывал, будто старик; делая оговорку на время его службы, так оно на самом деле и было. Настенные часы, круглые, потёртые, звучали громко и размеренно - Ивейн не замечала их.