– Старый друг Одина.

– Ты служишь ему?

Резкий раздраженный порыв ветра унес ее слова в густую алую темноту, но Джейн была уверена – оно услышало ее.

– Я не служу никому. Я был предан забвению его предком, но возвращен назад Одином Всеотцом. И теперь – теперь всего лишь оказываю ему небольшую услугу.

Она почувствовала, что прежде раскаленная, точно угли, земля под ее босыми ногами начала остывать – и выдохнула с облегчением, и опустилась на нее; ее ноги болели и горели. Она прислушивалась к шепоту в своей голове, и он едва ли отличался от шепота ветра по осени среди увядающей, опадающей листвы. Шепот тот убаюкивал ее – ужасно хотелось спать, но еще больше – выбраться. Она постаралась разобрать тот шепот, и она услышала:

– Думаешь, вечность – это дар? Все, кого ты знаешь, все, кого ты любишь – угаснут на твоих глазах. Угаснет все – жизни, звезды, ты потеряешь им счет. Что ты получишь взамен?

Знания, подумала она. А затем ужаснулась.

Любовь пришла лишь после.

Мысли о Торе не было вовсе.

Теплый ленивый смех облизнул ей лицо – она бы задохнулась, но не осмелилась.

– Так вот, что ты ищешь на самом деле, – услышала она. – Девочка, взращенная песками, жаждущая ответов больше воды. Ничего не меняется. Каждый раз, когда я встречаю тебя – это всегда ответы, то, что ты беспрестанно ищешь.

Тихий смех в ее голове звучал громко, неторопливо, скрипуче. Джейн закрыла уши – лишь бы не слышать тот ужасный неповоротливый смех, но он был внутри нее, и это предсказуемо не помогло.

Внезапно все оборвалось – смех остановился, прекратился, оставив Джейн измученной и опустошенной.

– Это может быть интересно. Я передам Одину, что ты справилась, – оно выдохнуло ей в лицо, и дыхание его было прогорклым, обещающим. – И когда ты станешь бессмертна, когда получишь свои ответы, но так и не обретешь счастья…

Она прислушалась, чувствуя, как вдруг стала остывать боль в запястье, оставляя после себя лишь тянущее эхо воспоминания.

… мы встретимся вновь.

Через секунду она снова увидела свет.

Обессиленная, лежащая точно посреди залы перед царской семьей и свитой, она глядела на спешащего к ней Тора, обеспокоенного и встревоженного. Он помог ей подняться, он обнял ее, и сказал ей – все хорошо; стараясь не обращать внимания на внимательный, подозрительный взгляд Одина и ласковый – Фригги, она постаралась поверить Тору.

Тор обнял ее.

Его же не было нигде.

========== .9. ==========

***

Их перемещение представляется ей яркой вспышкой неоновой, серебристым сиянием звезды. Локи держит ее в крепком кольце своих рук – ровно до тех пор, пока они не оказываются где-то на окраине Асгарда, и она успевает заметить – кровоподтеки на его шее нисколько не изменились, не сошли.

Она надеется, их исчезновение будет недолгим – их точные копии, оставленные во дворцовом саду, практически идеальны, но все же – не они. Джейн оглядывается назад – за ними бескрайний лес, покрытый зеленью и тишиной, а над ним – стеклянное серое небо, опоясанное тревогой перед скорой бурей. И у самой кромки того леса темное с алыми искрами, разросшееся…

– Ты тоже видишь это?

Он стоит чуть впереди нее, но смотрит туда же – туда, где разверзлась сама бездна. Он кивает, и она следует за ним, ближе, еще ближе. Ее шаги утопают в шелестящей листве, его же не слышны вовсе. Он останавливается, когда они совсем рядом, и он говорит ей – не подходи ближе, и в его голосе – напряженность.

И все же она делает небольшой шаг вперед, и еще один. Она хочет рассмотреть – это больше похоже на расщелину или карман, заполненный чем-то едва потрескивающим, гудящим…

– Это энергия?

Он не отвечает, лишь глядит внимательно и настороженно, пытаясь определить, понять или же узнать. Он не смотрит на нее – и она делает еще один шаг. Это больше напоминает ей магнит, и она ничего не может с собой поделать, не может сопротивляться. Она подходит совсем близко.

Ее опасную близость Локи замечает лишь в последнее мгновение, она уже протягивает руку, чтобы прикоснуться, чтобы услышать его крик; и становится слишком поздно.

***

Когда она приходит в себя, она лежит на спине, и она окружена тишиной и одиночеством.

Она пытается подняться – голова болит, словно бы она ударилась затылком, а ее руки испачканы в земле. Она оглядывается, пытаясь понять, где она – но она все там же, все то же моросящее небо, все тот же лес у которого нашли…

Локи.

Там, где была темно-алая бурлящая энергия – лишь далекий знакомый силуэт, и Джейн облегченно выдыхает холодный разряженный воздух – он здесь. Она поднимается на ноги, стряхивая сухую пыль с платья, и окликает его. Он оборачивается – так быстро, словно бы ее голос – последнее, что он ожидает услышать, и на его лице застывает странное неопределенное выражение – волнения, или беспокойства, или неверия. Джейн пытается немного улыбнуться – он заслужил хотя бы это, и сказать ему, убедить его, что все на самом деле в порядке, и она глотает этот холодный воздух, набирает его в легкие, чтобы произнести…

А потом замирает.

Его волосы короче, чем она привыкла видеть в последнее время. Он кажется немного плотнее, не измождено худым, его лицо чуть менее бледно. И она уже совсем рядом, чтобы наконец увидеть – в его глазах не синева, но зелень.

Его взгляд ровно такой, каким она ожидала его увидеть почти двадцать лет подряд после того дня, как он ушел.

– Я так долго ждал тебя, – говорит он, и она чувствует, как последний воздух выходит из ее легких, и она не может, никак не может набрать нового. Она протягивает к нему руку, желая проверить, убедиться, и она дотрагивается до его руки, протянутой ей в ответ, и она ровно такая, какой Джейн ее помнит. Он сам ровно такой, каким она его помнит, и что-то затмевает ей взор, горячее и соленое. Ты здесь, шепчет она, и он притягивает ее к себе, обвивая, укутывая своим теплом. Их воссоединение тихое и спокойное, и оно делает все неправильное правильным. Его запах – это лес, и пыль, и он сам, и, снова вдруг способная дышать, она дышит им.

С первым вдохом приходит жгущая, жгучая боль – она знакомо концентрируется в запястье (левом), и Джейн замирает, затихает, вспоминает – это уже было, с ними или с ней одной, и это не принесло ничего, кроме отчаяния.

Не смотри на руки, слышит она его тихий голос и старается подчиниться ему – ведь нет ничего проще, чем последовать за ним, туда, куда бы он не привел. Но она уже знает, что приведет он ее в никуда.

Она цепляется за него, отвечая столь же тихо – ты не настоящий, и не отпускает его, вымаливая у неожиданной иллюзии еще хотя бы одну блаженную секунду, озаренную его присутствием. Он прикасается к ее подбородку, заставляя взглянуть на себя – и она вздрагивает, так идеальна его копия, что она выглядит совершенно настоящей – не отличить, куда более настоящей, чем те, что они оставили во дворцовом саду.

– Разве это имеет значение, если мы можем быть счастливы? Вместе?

Он успокаивающе прикасается к ее лицу, беря его, словно чашу, взглядом испивая его до дна. Жжение в запястье усиливается, и это помогает ей бороться, пусть бороться она уже и не помнит – за что.

Он пытается убедить ее:

– Это всего лишь боль, но разве она сравнится с той, что ты почувствуешь, когда потеряешь его? Один уже ушел, уйдет и второй, – он губами прикасается к ее виску, так, как не делал тот Локи, которого она знала, но так, как бы она хотела, чтобы он прикасался к ней. – Но ты можешь остаться. Здесь. Со мной.

Она думает, она и правда могла бы. Когда-то она уже оставляла все ради призрачной надежды, и это не принесло ей ничего, кроме разочарования, так важно ли – иллюзия это или нет, если отныне есть надежда на счастье? Однако она все еще помнит – он бы не хотел, чтобы она сдавалась, он бы хотел, чтобы она выбрала то, что правильно.

И она говорит то, что правильно, пусть заинденевшие губы едва слушаются ее.

– Отпусти меня. Он зовет меня.