Женщина шла так решительно, будто знала, что дождь вскоре кончится.

А платье было чуть ниже колена.

А под мокрым платьем прятались тени нижнего белья, как прожилки под тонкой кожей.

И было холодно, и сиденья в троллейбусе были твердые, как камень, а спины были мягкие, как земля…

Однако у женщины в белом платье спина была твёрдая. Слишком твёрдая. Ведь на этой спине висел рюкзак. И каждый, кто прикасался к нему – невольно, случайно или намеренно, ведь для чего ещё существуют троллейбусы? – каждый, кто прикасался к её рюкзаку, чувствовал странные холод и твердость. Чувствовал под тканью черный металл.

Женщина с рюкзаком была чем-то похожа на насекомое со сложенными крыльями. На какую-то белую муху с чёрной спиной – вот на кого она была похожа. Она доехала на троллейбусе до Дома печати, спустилась в метро, и вот уже охранник смотрит на неё с подозрением, так как слишком уж твёрдой кажется эта спина его искушённому глазу, но вот она уходит, она всё дальше и дальше, женщину в белом платье уносит течением эскалатора, крылья намокли от пота, вот она уже впархивает в вагон, а охранник всё думает, всё раздумывает, не проверить ли её, не заставить ли её снять чёрные крылья, белое платье, тонкую кожу и всё, что под ней. «Что в рюкзаке?» – спросил бы он, и она ответила бы: «Белые колготки». Он хотел бы, чтобы она так ответила. Но он боится и не решается её остановить. Тугие, долгие, грязные мысли ворочаются, будто этот дядя заржавевший кран откручивает.

Злое, неприветливое метро. Женщина приезжает на вокзал. На перекрёстке стоят шоферы маршруток, ищут пассажиров: «Мир, Кореличи, Новогрудок! Мир, Кореличи, Новогрудок!» – громко повторяет один, будто выкрикивает первомайский лозунг. Но женщина идет дальше, к стоянке.

Там её уже ждёт автобус. Очень важный автобус. Экскурсионный автобус этой истории. На лобовом стекле – реклама, приглашающая посетить недавно отреставрированный замок на западе страны. У автобуса – с темной душой, в рубашке с короткими рукавами, с дешёвой сигаретой в зубах – стоит водитель. Триста тысяч плюс деньги на обед, плюс чаевые экскурсоводу. Женщина в белом платье зашла последней, незаметно переглянулась с кем-то, сняла рюкзак, примостила между ног, погладила его как собаку…

Волей судьбы в этом автобусе сижу и я. Вот я опускаю глаза в книжку. Кто-то чихает. Включенное на полную громкость радио обещает грозу – и по автобусу, как её предзнаменование, проходит едва слышный недовольный вздох.

«В восемь вечера будем дома», – с нарочитой охотой отвечает на чей-то вопрос Женщина из турбюро. Она сидит рядом с водителем и никак не может нас пересчитать. Раз, два, три, четыре… Пять. И сначала: раз, два, три…

Она ошибается. Мы все ошибаемся, пассажиры глупого, но очень важного автобуса, который собирается выехать дождливым утром из серой столицы. Все, кроме женщины в белом платье, которая смотрит прямо перед собой, и никто пока что не обращает на неё внимания. Только я – ведь я давно узнал её, но делаю вид, что вижу первый раз. Есть женщины, которых лучше не знать.

То, что она здесь, не предвещает ничего хорошего. Ещё не поздно выйти, ещё не поздно вернуться домой и не принимать участия во всём этом. Дать возможность другим делать Историю. Другим – то есть нам, мужчинам. Их в автобусе хватает. Вот хотя бы этот, на вид – иностранец. Он подозрительно вглядывается в окно. Он чего-то боится…

Автобус медленно выбирается из толпы нервных людей и мёртвых домов. Будто наощупь, грузно, но уверенно автобус выезжает на шоссе. Автобус везёт нас в Замок.

Женщина в белом платье, из ниоткуда, нежданно, из моей темной юности… Единственное известное мне здесь лицо. Это сейчас я могу рассказать о каждом из пассажиров так подробно, будто они все были у меня на исповеди. А тогда у меня были свои планы. На блошином рынке в моей голове уже вовсю раскладывался товар – залежавшиеся смутные мысли. Как только я занял своё место, вокруг моей головы будто бы образовался прозрачный шар, и оттуда, из глубины этой сферы, я, прищурив глаза, наблюдал за пассажирами, думая о своём. Но о моих планах позже. У каждого из нас тогда были планы. Но только один из них был воплощён до конца.

Потом, когда всё закончится и виновные будут наказаны, а герои получат заслуженные награды и скромные компенсации, нас снова пересчитают. Нас посчитают до последнего, четко и строго, и выяснится, что в один прекрасный день в замок, где и так хватало народу, вошло девятнадцать человек. А точнее, десять, так как женщины всё же не совсем люди, не правда ли? Но пока что пассажиры ещё не вышли из автобуса, они ещё несутся навстречу теплому дню, который не предвещает ничего, кроме грозы. Самое время прислушаться к их болтовне, тем более Замок уже появился на горизонте. Ещё минут пятнадцать, и они будут на месте. Женщины преимущественно молчат, мужчины ведут неспешные разговоры. О политике, о культурно-исторических ценностях, о животных, о деньгах и, конечно, о женщинах.

О чём же им ещё говорить? И о чем молчать?

Судя по тому, что в автобусе есть свободные места, экскурсия по недавно отреставрированному замку не пользуется бешеной популярностью. Пассажиры крутятся на сиденьях, их тянет друг к другу, но пока что проклятая порядочность не даёт нормально расслабиться. Эти люди, решившие посвятить свой выходной путешествию в Страну Замков, потратившие деньги, немного, но потратившие, сейчас словно возбуждённые дети на новогодней ёлке, которые убеждены сами и готовы убеждать кого угодно, что оно того стоит. Они улыбаются, они ещё невинны, они ещё не знают, что их ждёт, но уверены, что всё, всё будет хорошо. Что из них получится? Кем они вырастут, поднявшись со своих насиженных пронумерованных мест? Кем войдут в Замок?

Посмотрим.

А лучше послушаем. Замок все ближе. И радио уже приходится перекрикивать, потому что как раз сейчас на весь автобус звучит бодрая композиция, обработка народной песни о Ганне. Песни, которую нельзя ни задушить, ни убить, а можно только дослушать:

Тупая, если задуматься, песня. Не наша. Было в ней что-то искусственное, что-то фальшивое. Но её считали народной, а народное не может быть ни ложным, ни глупым.

Запомни это, читатель.

Издали Замок был похож на огромную, закрывшую глаза и оскалившую зубы голову индейца.

«Вам, наверно, это все неинтересно, – убеждал своего соседа Человек в тёмных очках. – Представляю, как вам смешно, хаха. Вот у вас в Австрии – это замки. Настоящие бурги, аутентичность, с феодальных времен! А у нас? Все фальшивка, имитация!»

Австриец жалостливо улыбался и выставлял вперед ладонь. Он не понимал ни слова. Он хотел углубиться в свою брошюру, которая объясняла ему на местном, достаточно сердитом диалекте английского языка, что Беларусь стала членом ЮНЕСКО в 1954 году и что национальным животным этой страны является бизон. Кроме того, брошюра сообщала, что сохранение исторического наследия – это обязанность каждого гражданина и важнейшая государственная забота.

Австриец не знал, что такое ЮНЕСКО. Он приехал сюда, чтобы найти какую-нибудь недорогую русскую женщину и привезти её домой до наступления зимних холодов. Зимние холода его пугали. Рассказывали, что когда-то здесь замерзали живьем целые армии. Австриец был впечатлительным человеком – вот и сейчас, в самый разгар лета, сидя в этом автобусе, где постоянно играло оглушительное радио, а человек рядом с ним трещал, как бразильский футбольный комментатор, австриец представлял себе бесконечную череду ледяных солдат, замерших вдоль дороги. Солдат, которых засыпает дикая славянская метель. А недорогие женщины, которых хотели спасти эти воины, бегают полуголые по снегу, хохочут и гоняют бизонов. И каждая знает, что в 1954 году их страна вступила в это загадочное ЮНЕСКО.