Формально, всё правобережье Амура до впадения Уссури было китайской территорией. Если Россия начнёт там собирать ясак, она тем самым признает нарушение договора, заключённого с Китаем. За него может «подписаться» Франция и Британия. Надо это нам? А без сбора ясака получаются «пограничные конфликты», вроде и Россия границы не нарушает формально, претензии предъявить сложно. Откуда государыня-императрица знает, что творят разные торговцы на её границах? При случае можно и пообещать навести порядок, если европейцы станут жаловаться. Сил наших во Владивостоке вполне достаточно, чтобы справиться с любой армией. При необходимости есть право найма казаков и прочих добровольцев, даже капёрский патент могу выписать, и не один.
А, когда укрепимся, лет этак через пять-десять, да ещё Китай заставим договор о границах изменить, тогда и поясачить можно аборигенов на правом берегу Амура. Пока Россия с золотого прииска больше получит, чем ясак с нищих селений. Ну, это я так Потёмкину объяснял. Вряд ли он поверил, конечно, но отправил со мной полуроту солдат для охраны прииска, под командованием поручика Синицкого, и назначенного управляющим золотодобычей Приамурья, Генриха Штейгаузена. Синицкий и Штейгаузен оказались людьми практичными, со мной не спорили, понимая необходимость добрых отношений. Своих людей берегли, за весь путь на Восток никто из солдат не заболел.
Так, что, не зря прокатился я через половину земного шара, нужных нам полномочий добился, кое-какое официальное признание получил. Теперь лет пять-десять спокойной жизни у нас есть, можно смело выстраивать согласованную со всеми друзьями линию воздействия на будущее. Благо, неплохие наработки в этом направлении уже сделаны.
Во-первых, к весне 1777 года через лазутчиков братьев Агаевых удалось установить прочные связи с повстанцами на севере Кореи, всего в сотне вёрст от Владивостока. Под видом «маньчжурских добровольцев» к ним отправился взвод башкирских стрелков, с парой миномётов, вооружённый «Лушами». Холодного оружия поставили бунтовщикам две тысячи комплектов. Не бесплатно, конечно. Ошибок Советского Союза мы повторять не собирались, никакой безвозмездной помощи «братским народам», только за плату, причём, «сначала деньги, потом стулья». С деньгами, естественно, у бунтовщиков было плохо, вернее, совсем никак не было. Тут мы и пошли навстречу, выделив пару тысяч лян серебром. А в качестве платы за всё пошли захваченные в разгромленных усадьбах ценности, их отбирали наши знатоки из числа учителей и торговцев. Ради этого целая бригада два месяца ревизовала хозяйство корейских повстанцев, переправляя во Владивосток бронзовые и фарфоровые статуэтки, картины, веера, посуду металлическую и фарфоровую, прочую экзотику.
Конечно, этих ценностей хватило едва на четверть поставок, остальную сумму мы добрали пленными кореянками молодого возраста. В большинстве своём служанок разграбленных поместий и селений, разбавленных некоторым количеством крестьянок. К этому времени гендерная ситуация во Владивостоке сложилась нехорошая. На одну женщину приходилось едва не десять мужчин, это среди русских, конечно. У китайцев было ещё хуже, на две тысячи пленных китайцев не было и сотни их соотечественниц. Так, что ещё перед моим отплытием в Европу, во Владивостоке появились шесть сотен молодых кореянок. Надо сказать, ни одна из них так и не вернулась впоследствии домой, даже те, кого наняли в работницы крестьяне, жили лучше, чем у себя на родине. Не говоря о том, что на долгие годы на Дальнем Востоке лучшими горничными, поварами, прачками и просто служанками стали кореянки.
Во-вторых, по пути в Европу, я всё-таки встретился, как и обещал, с руководителями южно-китайского подполья. Не произвели они на меня особого впечатления, судя по всему, были подставные лица, но, облечённые необходимыми полномочиями. Мы договорились с ними о дальнейших поставках оружия, о продаже пушек (трофейных, разумеется) и, самое главное, обучении двух сотен китайских повстанцев на базе Владивостока. Туда они обещали добраться к середине лета своим ходом. Мы с Палычем не сомневались, что сможем из этих повстанцев за год подготовить неплохих бойцов. А, главное, обучить их тактике применения «Луш» и миномётов, обеспечив себе не только заказы на эту продукцию, но, и, серьёзную головную боль династии Цин на юге империи.
Кто знает, в перспективе южно-китайские союзники могут и отколоть часть Китая, создать с нашей помощью на юге независимое китайское государство. Если очень постараются, пока наши планы дальше заключения нового мирного договора с Китаем с утверждением фактических новых границ не простираются. Когда (если) заключим мир с южным соседом, накопим сил, приступим к вытеснению европейских колонизаторов из Юго-Восточной Азии. Создадим, как говорится, здоровую конкуренцию англичанам, голландцам, французам и прочим испанцам. Пусть торгуют, но, честно, без всяких поставок опиума в Китай, без опиумных войн. Без захватов территории и целых стран.
Поможем странам Индии и Юго-Восточной Азии бороться с европейцами на равных, продадим им оружие, обучим солдат. Поспособствуем выгнать колонизаторов, через нашу РДК поможем самим аборигенам продавать товары в России и Европе и посмотрим, какой регион будет развиваться быстрее, когда Европа и Азия получат равные условия торговли и производства. Лишим европейцев права сильного (если получится, конечно).
Глава вторая
– Чёрт возьми! – не удержался я при виде железных рельсов, ведущих от причала наверх, на крутой камский берег пристани Вогулка, – кто у вас лебёдки тянет, лошади?
– Ты смотри дальше, – сияющий, как новогодняя игрушка, Вовка, махнул рукой помощнику, там, на крутом берегу, куда упиралась железная дорога.
Через минуту канат, прицепленный к загруженному товаром вагону, натянулся, и колёса медленно закрутились. Вагонетка с грузом угля поползла в гору, откуда ветер принёс ритмичный стук работающего двигателя.
– Паровой движок?
– Уи, Вася, уи6, – кивнул головой мой друг, жестом предлагая занять место во втором вагончике, со скамейками для пассажиров. Тот стоял на второй паре рельсов и также медленно потянулся вверх, к срезу крутого берега. Володя забрался в вагончик и сел рядом, на передней скамье. Позади вполголоса обсуждали новинки пассажиры, в основном приказчики и торговцы. Наши парни невозмутимо рассматривали окрестности, делая вид, что ко всему привыкли.
– Помнишь, сколько продукции отгружал Воткинский завод? – Володя наклонился к моему уху, продолжая экскурс по местам боевой славы.
– Полтораста тысяч пудов в год, где-то так.
– Теперь полмиллиона пудов стальных и железных изделий, и половину из них продаёт нам. В виде кровельного железа, жести, стальных заготовок, стального листа. А нынче за зиму отлили восемь чугунных станин для станков, наших станков, универсально-расточных, зуборезного, и пары фрезерных. Дело за строгательным станком, его, думаю к осени закончить и сразу пустить в производство. Знаешь, сколько паровых двигателей мы в месяц выпускаем? От пяти до восьми штук, различной мощности. Жаль, особого сбыта нет, у нас уже склад переполнился, двадцать пять двигателей в смазке лежат, может, прихватишь?
– Если с ходовой частью паровоза, возьму сразу штук десять, без котлов, топки и корпуса, их мы сами неплохо клепаем. Повозки у тебя найдутся?
– Обижаешь, мы их на продажу до десятка в месяц строгаем, да своих, два десятка про запас законсервировали.
– Почему законсервировали, – не понял я, – при таком обороте их не меньше полусотни должно быть на ходу?
– Смотри, – толкнул меня плечом Вовка, кивая на появившийся из-за крутого склона пейзаж.
– Трам-тарарам! – вырвалось у меня при виде двух железнодорожных путей, направлявшихся в сторону Таракановки. На правом пути уже пыхтел паровозик с пятью грузовыми платформами, к которому быстро подцепили пассажирский вагон. Короткий гудок, и поезд медленно набирает ход. Несмотря на смешную скорость километров сорок в час, до Таракановки мы добрались за полчаса, остановок не было. После первых минут движения притихшие пассажиры привыкли, парни кричали «Ура!», девушки с удовольствием визжали, особенно при переправе через реку Сиву, по железнодорожному мосту. Даже я невольно улыбался, подставляя лицо теплому весеннему ветерку, заметно отдававшему угольным дымом. Наше прибытие на конечную остановку машинист огласил троекратным гудком, который постарались перекричать пассажиры. Всех охватило чувство праздника, девушки и парни улыбались, кричали, смеялись, поглаживали руками паровоз, рассматривали колёсные пары. Даже изумлённый поручик Синицкий, снял фуражку, вытирая вспотевший лоб.