Когда в Хайфе уже перестали надеяться и ждали со дня на день самых огорчительных известий, раздался телефонный звонок. Был будний день, около восьми часов вечера, для связи с Америкой время самое неподходящее. Света взяла трубку – она всегда брала трубку, так как общение Наума с внешним миром постепенно свелось к минимуму.
– Что такое, что-то случилось? – и она тяжело опустилась на стул. Трагические интонации в ее голосе на Наума не произвели большого впечатления. Света всегда очень драматично реагировала на любые новости в любой беседе. Всплескивала руками, удивлялась, ужасалась – почти вне зависимости от содержания разговора. Такой темперамент. Эта ее манера прогрессировала с годами. Сказанная с дрожью в голосе любимая фраза: «Какой ужас!» – могла с равным успехом означать и то, что соседский котенок написал на диван, и то, что сама соседка попала в больницу в тяжелом состоянии. Наученный опытом, Наум спокойно слушал краем уха обрывки разговора, а сам разыскивал что-то в Интернете.
– Ну, слава богу хоть на этом… Да говори ты толком… Да, здесь, конечно, здесь… Где ему быть… Хорошо, я набралась терпения… Я слушаю…
И дальше наступила долгая пауза, прерываемая только шумными вздохами Светы. Но вот прозвучало излюбленное:
– Какой ужас! Ох, какая я дура. При чём тут ужас?.. Прости, это я от неожиданности. Сколько времени?.. Полтора месяца? Это точно?.. А кто об этом знает?.. Всё, слушаю, слушаю…
И опять длинная пауза. Света слушала не прерывая и не вставляя реплик – очень на нее не похоже.
– Да, огорошила ты меня. Это комбинация… всем комбинациям комбинация. Надо еще поговорить. Такое дело… Я завтра позвоню, когда… Примерно в это время… Не всё мне понятно… Надо подумать, обсудить. Ну, целую…
Света положила трубку и застыла, глядя куда-то в пространство.
«Комбинация», «целую»… Наум заинтересовался:
– Кто звонил? Что-то случилось?
– Ничего, наши бабские дела. Тебе неинтересно.
Весь вечер Света двигалась как сомнамбула, со скоростью в несколько раз меньше обычной. Что-то забывала, что-то роняла. На вопросы отвечала невпопад. То же продолжалось и на следующий день. Наум даже забеспокоился:
– Что с тобой, давление?
– Если бы только давление… Да нет, всё в порядке.
Она неожиданно склонилась над сидящим в кресле Наумом и с чувством поцеловала его в лысину. Наум даже просветлел – давненько он не удостаивался такой чести.
– Ох, Нюма, Нюма… Так ты говоришь – системный подход? Иначе нельзя? Ну-ну, доктор наук…
Вечером, часам к семи, Света объявила, что на прогулку не пойдет, болит голова. А Наума отправила в магазин за черносливом – уже закончился.
– Из магазина пойдешь на море, а я пораньше лягу.
Наум послушно отправился по маршруту.
По возвращении он застал совершенно необычную картину. На журнальном столе, покрытом праздничной скатертью, был выставлен отличный натюрморт. В центре стояла бутылка дорогого импортного коньяка, подаренного друзьями к недавней годовщине их свадьбы. Некошерная ветчина. Банка черной икры из особых запасов. Печень трески нерусского происхождения. Овощи, фрукты, неизменный хумус – словом, всё то, что в крайне торжественных случаях позволяют себе русские репатрианты. Удивительным было и то, что стол был накрыт в салоне, хотя, как правило, они ели на кухне. Мало того, всё это изобилие являлось глазу в девять часов вечера, а согласно строгому семейному режиму позже половины седьмого есть было категорически запрещено.
За столом в праздничном платье восседала причесанная и накрашенная Света. Наум отметил, что глаза у нее были немного красными.
– Это праздник со слезами на глазах? – игриво спросил Наум. – Опять я что-то забыл? Кто-то из нас женился, родился, развелся?
– Иди, остряк, прими душ и оденься поприличнее. Не тяни.
– Но кто виновник торжества? Мы ждем кого-то?
– Никого. Мойся, обо всём расскажу…
Когда Наум в чистой футболке и наглаженных шортах подошел к столу, в тарелках была закуска, в рюмках – коньяк, и возле каждой рюмки соблазнительно выглядывал бутерброд с толстым слоем икры. Всё это было неспроста, и Наум наконец проявил проницательность:
– Так что мы празднуем? Неужели новости из Америки?
– Да. Из Америки. Но сначала выпьем за здоровье, оно нам очень понадобится…
На это Наум, которого Света обычно ограничивала в выпивке, охотно согласился.
Выпили, чуть закусили, и Света тут же налила по второй.
– Между первой и второй – промежуток небольшой. Но новости хоть со знаком плюс?
– Плюс, плюс, успокойся. Системный подход… Давай сначала еще по одной.
– Ну ты даешь… Впрочем, я всегда за. Ин вино веритас.
С аппетитом закусывая после второй, Наум нетерпеливо сказал:
– Ну, давай рассказывай. Хватит интриговать.
Света не интриговала. Она явно и очень сильно нервничала, и любой, кроме Наума, давно бы это заметил.
– Так, значит, эта беременность все-таки рассосалась? Как, каким образом?
– В том-то и дело, что не рассосалась. Надя ждет ребенка.
Наум выдал немую сцену. Это было настолько смешно, что Света не выдержала и, несмотря на свое с трудом скрываемое волнение, рассмеялась. Правда, в смехе ее звучали слегка истеричные нотки.
Но главное было сказано. Оставалось всё по порядку объяснить Науму, который, по его собственному признанию, «пока не врубился».
В изложении Светы это выглядело примерно так.
Надя беременна уже полтора месяца, и этот неожиданный шаг, кажется, действительно помогает решить все проблемы.
Она сейчас может смело подавать документы в магистратуру. У Пауделла нет никаких оснований их не принять. Только через два-три месяца он воочию убедится, что все его планы можно выбросить на свалку, но будет уже поздно. Это – Света отметила с явным удовольствием – первая пара неизвестных в том уравнении, которое она недавно предлагала решить Науму.
И третье неизвестное. У Жени теперь нет никаких оснований противиться ее дальнейшей учебе. Никаких поводов для ревности. И нечем будет оправдывать свои шашни на стороне, в чём Света его не без оснований подозревает. Жена с двумя маленькими детьми – надежный якорь.
Света замолчала и никак не могла набраться решимости закончить объяснение.
Но кандидат технических наук Наум Сипитинер оправдал возложенные на него надежды и догадался сам. Не напрасно он в не слишком далеком прошлом отличался умением четко видеть последовательность в цепи доказательств и безошибочно выделять основное звено.
– Постой. Постой. А четвертое неизвестное? Деньги? Раньше их не хватало на одного ребенка, теперь их будет два. И та же няня Белла теперь будет обходиться еще дороже… Как же Женя пойдет учиться?
Ответа не было. Наум внимательно посмотрел на Свету. Она отвернулась, и глаза ее наполнились слезами. Впрочем, это и был ответ.
– Ах, так… – Наум даже не успел испугаться. – Ты поедешь в Америку. Бесплатная няня Света заменит дорогую няню Беллу. Действительно системный подход.
Света украдкой вытерла слезы и заторопилась:
– Почему я? Мы оба поедем туда. Надя говорит, что мы оба…
– Надя говорит… На какие шиши? Два старых человека без гроша в кармане, без прав, но с болячками…
Света продолжала сыпать словами. Нет, нет. Не всё так безнадежно. Она, как одинокая старенькая мама, вполне может получить медицинскую страховку, у них это называется иншуренс, – это самое главное. В семье двое детей, и одинокая старенькая мама – она со вкусом повторяла это сентиментальное определение – даже может получить грин-карту. Надя узнавала. А уж на тарелку супа Света всегда заработает. Полдела, таким образом, уже решается… Правда, с Наумом на первых порах хуже, для иммиграционных служб он чужой человек, не член семьи, но гостевую визу…
Наум почти не слушал. Он как-то застыл и внезапно со всей очевидностью осознал масштаб и неизбежность ожидающих его перемен. Это был шок, настоящий шок. Равнодушно и устало он сказал:
