Царь добился своего. Теперь он точно знал, что три года враги не посмеют напасть на него с моря, а значит едва ли пойдут и с суши. Целых три года можно готовиться к осаде, растить воинов, придумывать новую тактику, обзаводиться союзниками. Наверное, это мало, но несравнимо много, если представить, что уже завтра за городскими стенами будут стоять полчища варваров, для которых здесь нет ничего святого, ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. В глазах их будет лишь жажда злата и крови, дьявольский огонь, испепеляющий все чистое и живое вокруг. Десятки тысяч мародеров и убийц, по которым плачут все плахи мира, полезут на крепостные стены, не отдавая себе отчет в своих деяниях. Даже умирая от копий и стрел защитников города, они ни на миг не пожалеют о себе, и с хохотом самого дьявола падать будут в бездну… О, ужас, на голову мирных граждан!

Царь долго молится перед святыми иконами. Никто не знает кроме него о дальнейших его действиях, никто. Малейшая утечка информации и все пойдет прахом, все полетит в тар-тара-ры и не укрыться будет от врагов ни ему, ни его семье, ни друзьям, ни единому доброму горожанину. Все, что строилось веками будет сожжено и сброшено в море и там найдет свой вечный покой. И только слезы добрых дельфинов и стоны русалок будут напоминать о былой радости и мире. Необходимо представить все это зло, чтобы знать, чего опасаться, чтобы не тешить себя бесплодной идеей, что все не так страшно и враг будет благороден и милостив. Нет, не будет, никогда! Как и не было раньше.

Через несколько дней после начала строительства кораблей для заморских купцов к нашему Царю прибыли его ближайшие соседи цари. В бешенстве, тайном смятении и испуге, вошли они в комнату для приема близких друзей. Царь пил чай и вкушал бублики с корицей, которые ему испекла накануне одна из бывших рабынь, прибывших из мавританского плена и хорошо изучившая восточную кухню и не только. Вид у него был спокойный, умиротворенный и даже счастливый. Он пил чай, расположившись на роскошном плюшевом ложе и с удовольствием наблюдал, как за окном в голубом небе носились стайки стрижей и ласточек.

– Ой, ой-тыж, ха-ха, как носятся, сорванцы! Ишь ты, ха… какие быстрокрылые, ох…!

Стрижи и ласточки гоняли в небе свою молодь, пролетая над самым окном государя и почти касаясь крыльями ажурных решеток. При этом они издавали радостные крики, напоминающие повизгивание дельфинов.

Царь, улыбаясь во весь рот, поднялся к гостям. Други обнялись и облобызались.

Один гость, опустив взгляд в пол, спросил Царя:

– Друг наш, все ли меж нами как прежде, не случилось ли что с тобой, не встала ли меж нами корысть, зависть иль еще какая черная выгода, посеянная теми, кто мыслит лишь о том, чтобы поссорить нас и принести недоброе в наш дом!

Второй гость подтвердил вопрос друга и напряженно кивнул головой.

– Друзья, братья мои, – улыбаясь, но уже серьезно ответил хозяин. – Уверяю вас, ничего не изменилось с тех пор как много лет назад познакомили нас наши родители, как вместе купались и забавлялись мы в ручье, бегая босоногими детьми за мальками! Ничего!

Гости немного успокоились и переглянулись.

– Знаю ваше беспокойство, – продолжал государь. – Я сам бы на вашем месте, видя то, что происходит, воспылал бы ненавистью и недоверием ко мне. Но это все, что вы видите, закладка новых кораблей, золото в моем порту, это только оболочка, пенка на молоке. Большего пока не скажу в целях моей и вашей безопасности. В одном поклянусь и дам голову на отсечение, что вы – мои друзья, а те, для кого корабли – враги. И еще говорю вам спасибо за то предупреждение, и я вас предупреждаю, у нас есть три года, нужно подготовиться. Вы поняли, о чем я? – заговорил шепотом Царь. – Никому ни слова! В противном случае горе нам и беда нашим народам!

– Да, государь, старший брат наш! Как будто все проясняется, как небо после грозы, в ожидании погожего дня.

– Будьте начеку, когда я позову вас и мы сделаем все для себя и для наших царств. А теперь чай с заморскими бубликами! Ах милая, постаралась, ха-ха! Хорошая м-м!

Князья вкушали чай и выпечку, беседа постепенно переросла в веселые посиделки и воспоминания о ранней юности.

Когда друзья покинули Царя, он призвал к себе бывшую рабыню и строго спросил ее:

– Как ты посмела Карина?

– Не пугайте меня, я не сделала ничего приступного и порочного, мой милостивый Царь!

– Я спрашиваю, как ты посмела прийти в мой дворец и свести меня с ума? Ты черноволосая и голубоглазая гречанка или македонка? Кто ты, как зовут тебя на самом деле?

– Я Фотиния, родом из этих мест, в детстве меня похитили и продали маврам. Я умоляла отпустить меня к вам, мой красивый Царь.

– И они послушали тебя? Отпустили, чтобы ты следила за мной и докладывала моим врагам о всех моих секретах? – закричал Царь в бешенстве.

Глаза его горели, он смотрел на свою кулинарку и его ус начинал дергаться. Карина была прекрасна и сексуальна.

– Нет, нет! Мой Царь, я избежала этой участи. Они предлагали мне это, но я отказалась, я им сказала, чтобы убили меня сразу.

Султан засмеялся и махнул рукой.

– Я приготовилась к смерти, – продолжала Карина, – но они отпустили меня.

Она упала на пол из оникса и зарыдала, словно маленькая девочка. Слезы ее были искренни и чисты.

– Не плачь, не о чем горевать. Я просто хотел сказать тебе, что твои плюшки и баранки божественно вкусны. Я не ел раньше ничего подобного…

– Спасибо, наш отец! Мой Царь! – засмеялась она и смахнула слезу.

Он помог ей подняться и дал свой красивый белый платок.

– Присядь, дорогая, – мужчина указал ей на роскошное кресло.

Он не переставал наслаждаться ее девственной красотой, как юноша или муж не может насладиться, рассматривая прелести своей жены.

– Сколько же тебе лет от роду?

– Семнадцать мой государь, с хвостиком…

– У тебя были связи с мужчинами? – строго он спросил ее и посмотрел ей в глаза, словно был ей отцом.

– В каком смысле? – она покраснела и опустила глаза. – Нет, нет, я даже не видела обнаженного мужчину.

– А на меня ты хотела бы взглянуть? – хитро и мягко спросил наш Царь.

– Я? Да, я хочу посмотреть на тебя, – ответила она и опустила взгляд.

– Хорошо, пройди в мои покои и разденься. Если хочешь там есть чистая вода в кувшине и полотенце, а также масла и духи. Я приду к тебе через половину часа. Ты должна расслабиться и успокоиться. Но если ты не хочешь этого, ты должна тотчас уйти. Ты вольная женщина, а не рабыня.

Царь внимательно следил за реакцией юной смоковницы.

– Я не хочу уходить, о, мой Царь! Я пошла в покои, – ответила она, призывно улыбнулась, и прошла в покои правителя.

– О! Какая женщина? Я схожу с ума от ее пряников и бубликов! Представляю, что там у нее еще в запасе, чтобы свести меня с ума! Глупый осел? Да осел, не осел, а дикий конь! Я возьму ее, а потом узнаю, что она задумала. Если она еще и девственница! Этот мой алмаз…

А мы тем временем возвращаемся в семью корабельного плотника. После долгих споров родители решили назвать своего первенца Актеоном, что означало – сияющий.

Когда исполнилось мальчику около трех лет, зашел к ним в гости старик, тот самый, что приходил на утро после зачатия. Он поинтересовался как живет маленький Анаклетос, все ли у него в порядке и в чем нужна помощь родителям. Старика пригласили в дом, напоили медовым напитком и предложили домашний пирог с абрикосами и вишней. Потом позвали маленького Актеона. Гость расцеловал мальчика и усадил к себе на колени. Ему так понравился малыш, что он долго не хотел отпускать его. Он гладил его по светло-пшеничной голове и приговаривал, как будто пел: «Анаклетос, Анаклетос, воин призванный обратно в отчий дом». Мать поправила старика, что сына зовут Актеон, на что старик ответил:

– Нет ничего плохого, если вы будете называть его Актеон, а я добавлю Анаклетос. Ведь в ту ночь я не спал и описывал свое новое лекарство и когда искал имя ему, вдруг я услышал любовные крики молодой женщины и пальцы мои взяли перо и вывели «Анаклетос». Я понял, что в этот миг происходит зачатие любимого ребенка. Это очень хорошее и родное имя. Ни многим удается носить его. Людям дают чаще обычные, привычные для нашего слуха имена, а это имя судьбы.