Григорий потянулся, отошел от дерева и громко крикнул: «Не находишься? И не надо! Даром ты мне сдалось! Мне нужно найти тонкие веточки, чтобы утеплить пол». И он стал искать веточки. Кусты ореха, встречающиеся ему на каждом шагу, не годились. Их ветки были жесткими и ломкими. Нужно что—то другое. А вот и то, что нужно. Григорий заприметил заросли ивняка. Ивовые прутики прекрасно подойдут… ну, и дурачок же я!
Ива – это же водное растение, значит озеро там.
Григорий вприпрыжку кинулся к ивняку, так и есть.
Судя по карте это и было то самое озеро, хотя при ближайшем рассмотрении оказалось всего лишь небольшим прудом. Но это отца Герасима пруд, подумал Григорий, и он имеет право назвать его, как хочет, хоть океаном. У берегов пруд начал покрываться льдом, скоро, чтобы добыть воду, нужно будет рубить прорубь. Григорий набрал, принесенную с собой цистерну водой, нарубил ивовых прутиков, сколько смогло уместиться у него на плечах, и направился к дому. Завтра он снова придет к озеру и послезавтра. На ближайшие девять месяцев этот пруд станет его Григория озером, если Бог сподобит дожить.
Глава 5
Того, Кто вечно был и есть,
Рождает миру Дева днесь.
И Неприступному Ему —
Непостижимому уму
Земля нашла уже приют.
И в небе ангелы поют,
И пастухи спешат с холма,
И пред Звездой теснится тьма,
А за Звездой идут волхвы.
И в эту ночь познали мы,
Как ради нас родиться мог
Младенец – Он же вечный Бог.
Григорий пел во всю силу голоса, закрыв глаза и прислонившись к бревенчатой стене хижины. Когда он окончил очередной Рождественский куплет, то, смахнув ладонью набежавшие слезы, поднялся и прочитал церковный кондак Рождеству. Затем перекрестился и уселся за кое-как сколоченный из бревен стол, на котором был «сервирован» праздничный ужин: компот из сухофруктов, банка кильки в томате, гречневая каша и диабетический хлебец. Если не считать, кильки, то подобным образом Григорий ужинал, чуть ли не каждый день. Но килька береглась только на самые большие праздники, такие как Рождество, и если Бог даст дожить, то Пасха. А компот в честь праздника был особенно наваристый, не экономный.
Григорий праздновал. Вчера вечером после первой звезды он ужинал кутьей из гречневой каши и отнятых у ворон орехов, которые запасливые птицы закопали в лесу осенью. Пока снег не покрыл землю Григорий, шерудя палкой в пожухлой листве, то и дело натыкался на воронью кладовую, и без зазрения совести грабил. Теперь у него была настоящая кутья, и настоящая первая звезда, дождавшись которую, на его Григория необычно близком лесном небе, можно было эту кутью съесть, полизав «для праздника» кусочек сахара. Звезда была Григорию и свидетельницей и сотрапезницей и собеседницей, он пел ей задушевные песни о тихом свете, который пришел на землю с рождением Христа.
Уютно стало Григорию в его хижине. Он наслаждался покоем, слабым потрескиванием бревен в очаге и завыванием ветра в трубе. Отшельник знал, что там с наружи хижину покрывает белое одеяло. Задувает стены, заваливает дверь, и утром ему дверь уже будет не открыть. Но он не переживал, знал, что на рассвете, когда погаснет очаг, полезет в трубу, нырнет с крыши в мягкий снег, а потом, порезвившись в нем, как дитя, примется откапывать двери. И если погода будет солнечная, то лучшего развлечения не сыскать. Человек ко всему привыкает. За два с лишним месяца привык Григорий и к суровому отшельническому житью, и к одиночеству. Приучился разговаривать с собою вслух, громко петь, преодолев привычку не выражать свои чувства так, что бы ни потревожить людей, и находить радости там, где раньше их не замечал.
Но нелегко далась Григорию эта наука. Первое время своего одиночества он был как натянутая струна. Дни, а особенно ночи постоянного страха, чуть было не повредили психику молодого человека. Он чувствовал себя, как моряк, потерпевший крушение, который брошен на волю волн, и пытается спастись в океане, уцепившись за небольшой обломок погибшего корабля. В перерывах между тяжелым трудом по превращению сруба в жилье, и добыче средств для выживания, мозг Григория кричал: «Что ты тут делаешь? Это же просто опасно! Зачем похоронил себя зимой в этом глухом месте? Твое место среди людей, беги к ним, что ты слушаешь какого-то старого выжившего из ума гнома? Он стар и всю жизнь был уродлив, а ты молод, силен и красив! Тебе еще жить и жить». Вот так смущали Григория мысли, но он не поддался им, видно был в когда—то разбалованном родителями и женщинами красавце некий стерженек, который, отражая все атаки «мысленного врага», а в сущности собственной натуры и привычек, все глубже врастал в землю, как русский сказочный богатырь, которого били дубиной.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
