– Ну, вот и приехали, – сказал Иван и натянул поводья.

– Ой! Какая красота! – воскликнула Алена.

– Обалдеть можно! – согласилась с ней Катерина.

Девушки молча глядели на стоявшие на небольшом холме избы, обнесенные добротным забором. Две стояли рядышком, и казались новыми, а еще две покосились, забор был кое-где поломан, но впечатление производили домов жилых, а не заброшенных. Прямо под ними текла река. Река простиралась далеко и казалась очень быстрой. Трава изумрудным цветом покрывала берег и склон, на берегу росли большие деревья, некоторые стояли практически в воде. А от домов спускалась узкая тропинка к песчаному берегу реки, образуя небольшой пятачок, будто пляж, вода у которого была чистой и прозрачной. Перед забором росли высокие деревья черемухи и рябины. Ягоды на рябине уже набирали алый цвет, черемухи шелестели листьями, давая густую тень, к забору прислонилась небольшая лавочка. Прямо за домами стоял высокий лес, тайга…

– Ну, что застыли, рты пооткрывали, слезайте, пойдем что ль. Лошадь напоить и накормить надо.

Девушки соскочили с телеги и стали ждать, пока Иван открывал ворота крайнего дома и заводил во двор лошадь. Войдя во двор, они увидели добротный сарай, лужайку, небольшой огородик, на котором зрели огурцы и помидоры. Возле окон цвели цветы, по скошенной траве палисадника ходили куры, и постоянно что-то клевали, иногда косясь на девиц, будто опасаясь их.

– А кто же кур кормит? – удивленно спросила Катя.

– Как кто? Петрович. Он присматривает за хозяйством, ну и я тут иногда кой чего делаю. Мать уж совсем плохая была, а все сажала что-то, да сеяла. Поговорка такая есть – собираешься помирать, а пшеницу сей… Что тут говорить. Вот уж и матери нет, а огород ею посаженный вона какой!

– Да, – чуть не плача, сказала Алёна. – Тут и в магазин ходить не надо – все на грядках. И укроп и петрушка и лук…

– И коза в сарае живет. Подоить надо вечером, умеете? – спросил дядька.

– Козу? – округлив глаза, и с ужасом смотря на дядьку, воскликнула Алёна.

– Козу! У бабушки твоей коза живет – Белка. Осиротела теперь!

– И как же теперь с ней быть? – испуганно взирая на улыбающегося Ивана, выдохнула Катерина. – Мы никогда не доили коз!

– Да не бойтесь, девчата, шучу я. Петрович подоит. Он и вас научить может. А что – дело не хитрое!

– М-мы постараемся, – почти промычали испуганные столичные девицы, никогда не видавшие, как надо доить коз.

– А где она сейчас? – спросила Алёна.

– Скоро Петрович ее приведет. Пасется она.

– Ага, – кивнули обе девицы. – Больше никакой живности нет?

– Нет. Собака полгода назад издохла. У Петровича тоже давно уж собак нет. Кошка только. Он и помогал матери тут во всем, хотя сам – не поймешь в чем душа держится. Он ведь старше матери на 3 года. Ему уж 90 скоро стукнет.

– Ничего себе! – воскликнула Катя. – Нам так не жить!

– А ты чужой век не считай. У каждого свой. Может, и ты до ста лет доживешь!

– Ага. До ста! В Москве до пенсии бы дотянуть! Гарь, шум, ужас, да и только! Продукты все – не поймешь, из чего сделаны, химия и жизнь называется!

– А кто вас там держит? Вот, принимайте наследство, вместе с курями и козой Белкой. Будут вам тут и яйца свежие и молоко, и овощи. В лесу земляника, черника, малина, клюква, брусника! Грибов разных видимо-невидимо, кедровник… А дичи в тайге сколько! А рыбы в реке! Натуральное хозяйство!

– Заманчиво рассказываешь ты, дядь Вань! Только мы люди городские, к труду на земле не привыкли. Нам там привычнее.

– Конечно! У вас в квартирах центральное отопление, вода холодная и горячая, нужник теплый, чего не жить! А тут воду натаскать, нагреть, руками постирать, в реке выполоскать! Печь растопить, а перед этим дрова наколоть, ой и муторно же! – сказал Иван и засмеялся. – Тут вам совсем не сподручно. Да и в хозяйстве всегда мужик нужен. А мужики у вас есть?

– Нет. Мужиков пока не нашли. А тут и подавно не найдем! Один твой дед в 90 лет!

– Это точно! – улыбнулся Иван.

Тут отворилась калитка, и во двор вошел старенький дедушка, ведя за собой пегую козочку. Дедушка был высокий, жилистый и совершенно седой, с белой, на удивление густой шевелюрой, и с аккуратно подстриженной бородой. Глаза его пытливо всматривались в двух девушек. Старик переводил взгляд с одной девушки на другую, пока не остановился на Алёне. Он ласково ей улыбнулся и, подойдя к ней, обнял.

– Приехала, внученька! – сказал он. – Не дождалась тебя бабушка, а как страдала, как хотела увидеть тебя. Вот и мне наказала, если ты приедешь, оберегать тебя и помогать тебе во всем.

– Спасибо, дедушка Архип, – сказала Алёна. – А как вы меня узнали?

– А ты мне не выкай. Я тебе не какая-то там птица важная. Просто старый дед. А как другую внученьку зовут? Подруга что ль твоя? – вглядываясь подслеповатыми глазами в Катерину, спросил Петрович.

– Катя я, – пропищала девушка.

– Так ты на отца похожа, – пояснил Алёне дед Архип. – Одно лицо!

– Я знаю. А вы папу моего помните?

– А как же! Я всех помню. Только вот давненько никто тут не появлялся. Кроме Ивана. Ну, твой-то батя помер, царствие ему небесное! – и Алёне показалось, что в глазах старика блеснула слеза, – а остальные и глаз сюда не кажут. Матери совсем не помогали, а все туда же! Заграбастать хотят заимку. Только моего дома им не видать, как своих ушей!

– Ну, ладно дед, что-то ты развоевался! Знакомь девчат с Белкой, да в дом пошли.

Петрович подвел Алёну и Катерину к козе, которая опасливо шагнула назад и прижала рогатую голову к ноге деда.

– Не боись, Белка, они тебя не обидят.

Девушки тоже с некоторой опаской подошли ближе, Алёна протянула руку и погладила козу по голове. Катька вся сжалась и, зажмурившись, сделала то же самое. Дед удовлетворенно кивнул, и завел Белку в сарай.

– Вот и подружились! – сказал старик, – а теперь заходите в дом, уж щи простыли в печи. Я накануне сварил. Сейчас принесу, обедать, чай, пора! – и пошел к себе, в соседний двор.

Алёна и Катя зашли в сени, сняли обувь и прошли в комнату. Комната была большая, полы чисто вымыты и покрыты домоткаными дорожками, возле большого стола, стоявшего посередине, добротные деревянные лавки. Между двумя оконцами с сатиновыми занавесками стоял комод, над которым висело зеркало, две кровати, и печь. Алёна сразу вспомнила эту комнату, ей стало тепло и радостно на душе – будто домой вернулась… На столе стоял глиняный кувшин с молоком и накрытый льняным полотенцем еще теплый хлеб. Алёна удивленно взглянула на дядьку Ивана, а он улыбнулся ей и весело подмигнув, сказал:

– Хозяин. Хлеб печет. Молодец старик. Эх, боюсь, не согласится он со мной в деревню уехать.

– Офигеть! – воскликнула Катя. – Вот это экзотика! Я такого никогда не видела! И печь, и изба! Да как чисто и уютно.

– Мать моя хозяйкой до последнего дня оставалась. Эх, жаль, не увидела ты ее, Алёнка. Она ведь почти на ногах и умерла! – помянем сейчас, ведь мы только с кладбища. – Дядька полез в буфет и достал оттуда бутылку самогона и четыре стопки. Самогон был почти черного цвета, и Катька посмотрела на бутылку с некоторым недоверием. – На кедровых орешках настояна! – пояснил дядька. – Что ж ты, Алёнка, как не родная! Давай, хозяйничай, тарелки ставь, хлеб режь, сейчас Петрович придет, и сядем обедать. Девушки засуетились, осмотрелись, и быстро разобрались, что к чему. Они как-то сразу все нашли и накрыли на стол. Катерина выбежала на двор, сорвала на огороде огурцов и помидоров, нарвала зелени, и, войдя в сени, деловито все вымыла в миске с водой. Тут и дед Архип подошел. Он улыбнулся Катерине, погладил ее по голове и устало сказал:

– Вот бы остались тут. Ладно, у тебя все получается. И мне мороки меньше. – В руках он держал кастрюлю со щами, даже не кастрюлю, а большой чугунный горшок, от которого шел восхитительный запах.

– Погостим немного, – сказала Катя, – как вкусно пахнет!

– Ну, пошли скорее за стол, а то щи опять простынут. Проголодались, чай. Дорога-то неблизкая была.