Поразительно, но, встав на политико-идеологический путь либеральных преобразований, наши реформаторы на деле прибегают вовсе не к адекватным этому принципиальному выбору средствам. Вопреки классически-либеральным требованиям ухода государства из экономики и использования сугубо рыночных рецептов обеспечения экономического роста у нас тем не менее множатся примеры именно государственного вмешательства в инвестиционные и инновационные процессы. При этом такие решения, несмотря на их беспрецедентную дороговизну, принимаются без приличествующих обоснований и в угоду определенным (избранным) участникам экономических отношений, все сильнее деформируя их благодаря сопровождающей такие действия мощной коррупции.

Ярким примером подобных действий служат очень капиталоемкие мероприятия так называемых престижных проектов. В последние годы принято было много решений такого рода, прикрываемых интуитивными, по-детски непосредственными представлениями о целесообразности для страны (компаний) этих мероприятий. Именно ими, наверное, руководствовались власти, когда принимали такие дорогостоящие решения, как проведение всемирных спортивных мероприятий (универсиада, олимпиада, чемпионаты мира), создание наукограда «Сколково» и т.д.

Без раздумий тогда начинали они вкладывать огромные инвестиции в их реализацию, не имея корректной системной оценки эффективности этих очень дорогих проектов и тем более не проведя необходимого общественного обсуждения с целью хотя бы ликвидировать сомнения. Без таких проектов и оценок эффективности, конечно, нельзя всерьез априори утверждать, что эти мероприятия неэффективны, и их не надо осуществлять, но нельзя утверждать и обратное – что они эффективны, и их заведомо надо реализовывать. Тем более, когда в стране имеются проблемы с бюджетами всех уровней, с пенсионным фондом, с десятками миллионов бедных россиян и т.д.

Так, идея необходимости подъема нашего разрушенного в 90-е годы производственного потенциала на инновационной основе и в этих целях развития соответствующих сфер научной деятельности пользуется практически всеобщей поддержкой. Однако вызывает обоснованные сомнения предлагаемый и уже реализуемый ими способ. С помощью обильно поливаемого финансовыми государственными вливаниями нового наукограда «Сколково» они надеются создать в нем аналог американской Силиконовой долины, в который якобы в массовом порядке приедут из-за рубежа «суперученые», да и вернутся лучшие представители нашей свершившейся «утечки мозгов». Никакими доказательствами инициаторы, естественно, себя не утруждали, и, по-видимому, необходимость и целесообразность этого не ощущается теми, кому следовало бы. Даже простейший анализ показывает, что для нашей страны эффективнее выращивать своих «быстрых разумом Невтонов» здесь и создавать условия, чтобы уезжать далеко и надолго желание не появлялось. Но, кажется, структуры, решающие проблемы российской науки, так не думают.

Наконец, еще один симптом детской болезни, который часто проявляется в виде вопроса: «Надо ли нам изобретать велосипед?» В прямой форме ответ очевиден – как правило, не надо. Но ведь вопрос-то не прямой, а лукавый. Смысл его в том, что якобы не надо заниматься пионерными исследованиями и вкладывать в них большие инвестиции. Мол, всё равно, за редкими исключениями, на Западе это делают лучше и надо просто перенять, т.е. купить и пригласить гуру оттуда. На эти грабли мы уже неоднократно наступали – именно так провели и нашу реформу 90-х годов. Итог для России и в гражданской, и в оборонной сферах общеизвестен, и позитивным его могут назвать ну, разве что, лишь наши ориентированные на дальнее зарубежье праволиберальные оптимисты.

Так что, конечно, не любой велосипед и не при любых условиях надо изобретать, но если мы всерьез хотим модернизировать нашу экономику, то во многих случаях надо. Решать же – надо или не надо – следует на основе профессионально проведенной системной оценки эффективности этих альтернативных вариантов. И нередко, особенно при рассмотрении крупных (всех мегапроектов и вообще миллиардных инвестпроектов) обязательна государственная экспертиза и проектов, и расчетов эффективности. Кстати, это относится не только к инвестпроектам, но и ко всем существенным изменениям правил и элементов нашей экономики и социума.

Справедливости ради надо сказать, что в отличие от Бурбонов наши правые неолибералы, хотя и очень медленно, кое-чему за 20-летний период устроенной ими в России катастрофы, похоже, все же научились. Правда, далеко не тому, чему нужно, и тем более не всему, чему нужно. Все-таки небольшой прогресс есть. Во всяком случае, на словах, а может быть и только на словах. Либералы из «Единой России» инициировали обсуждение темы дискредитации либерализма, объявили о создании либеральной платформы и опубликовании «Манифеста российского политического либерализма»20.

В нем имеются некоторые нетрадиционные, особенно для неолиберализма, мысли, которые заслуживают поддержки. В частности, утверждается, что «либеральные идеи можно реализовать только с сильным государством», что ставшие в России привычными либеральные взгляды «являются до странности узкой версией либерализма, в силу этой узости почти не подразумевающей собственно свободы»21. Знак ли это того, что неолиберальная государственная политика дискредитировала себя и что у наших политиков появляется желание начать лечиться от нее, как от детской болезни?

Завершая критику российского правого либерализма, хотелось бы задаться вопросом: каких же целей вообще добиваются либералы, к чему собственно стремятся их идейные лидеры?

Ошеломительный ответ пришел оттуда, откуда пожаловала в свое время и сама доктрина. В недавно выпущенной у нас книге с многоговорящим названием «Доктрина шока»22 высказывается пугающее предсказание, что в ближайшие годы гигантские «корпорации» отвоюют властные права у государств, и мир будет преобразован в иерархию страт, воплощающую сокровенные чаяния элит жить в совершенно иных пространствах, чем средние и нижние слои общества. Главным идеологом такой модели «социального апартеида» почитается М. Фридмен.

Его подход, который он начал «обкатывать» в Чили еще в 70-х годах, сводится к простому алгоритму: налоги – снизить, торговле – дать полную свободу, часть государственных функций – приватизировать, расходы на социалку – сильно уменьшить, госконтроль – ослабить. Такой напор быстрых и одновременных реформ, повторенных неоднократно в разных уголках планеты, назвали «революцией» чикагской школы, которую и возглавлял в свое время М. Фридмен. Подход основывается на разрабатывавшейся им и его единомышленниками на протяжении 30 лет «эффективной стратегии», предписывающей дождаться глубокого кризиса (или его спровоцировать), чтобы пока люди в шоке от него распродать «вкусные части» собственности государства частным лицам и быстро-быстро сделать «реформы» «устойчивыми», т.е. необратимыми.

H. Кляйн подробно рассказывает, как под знаменем «шоковой терапии» неолибералы на самом деле осуществляют «шоковое ограбление» – эффективно обворовывают страны и народы. И самое печальное, что в этом ряду пострадавших заняла свое место и современная Россия, подвергнутая с помощью доморощенных «чикагских мальчиков» наглому и подлому разграблению.

Наступивший XXI век принес человечеству не только смену тысячелетий но, что гораздо важнее, он широко открыл двери глобализации всех процессов, включая экономику, культуру, социальную сферу. В условиях глобализации наиболее очевидной становится аксиома – побеждает сильнейший. И это в полной мере относится к существующим ведущим государствам. Но вместе с тем в наступившем XXI столетии геополитическое положение некоторых государств в мире, особенно после распада Советского Союза, суверенизации новых независимых государств (СНГ), последствий балканских событий (Югославия, Чехословакия) и, как следствие, активизации внешней политики США на мировой арене, значительно изменилось. Вследствие этого произошла коренная перестройка международных отношений и перестановка политических сил основных игроков на мировой арене. Более того, сегодня тенденции современного развития политических процессов в государствах обусловлены еще и рядом существенных факторов, которые связаны, прежде всего, с общими глобализационными изменениями в мире.