«Сила и идея образов» – тема, выделенная на нашей конференции1, абсолютно оправданна. В нынешних условиях идеи и образы государств – участников международных отношений влияют на развитие мировой обстановки не в меньшей мере, чем сила денег и сила оружия. Сначала об общих подходах.

Первый. Неверно представлять, будто после окончания «холодной войны» завершилось влияние идеологии на политику, соотношение сил на региональном и глобальном уровнях, на международные отношения в целом. Видоизменились характер и форма такого влияния, но оно не ушло в историческое прошлое. Более того, идеологическое противостояние, целенаправленное внедрение своих, часто подкрашенных, образов при искажении чужих стали одними из составляющих внешнеполитической практики. Второй подход – либерализм, консерватизм и социализм сохраняются как три самые значительные идеологии.

Однако в нынешних условиях они проявляются не самостоятельно, испытывая взаимовлияние, подвергаясь конвергенции, они стали составными частями идеологической модели, присущей различным странам. Для понимания сегодняшней России – это относится и к другим государствам – необходимо исходить не только из определения идеологии, но и из того, что определяющим является соотношение между частями идеологической модели. Третий подход. Далеко не всегда политика лиц или группы лиц, причисляющих себя к той или иной идеологии, соответствовала и соответствует ее сути.

Исходя из этих общих положений, хотел бы представить идеи и образы, характеризующие сегодняшнюю Россию. В Советском Союзе сущности социализма во многом не отвечали политика и практика властей, это справедливое и широко распространенное мнение. Но можно ли считать либералами тех, кто встал у штурвала после краха Советского Союза? Научный редактор русского перевода книги лауреата Нобелевской премии Дугласа Нор-та, основоположника теории институционализма, Борис Мильнер рассказывает о своей встрече с ним в марте 1996 г. По словам профессора Мильнера, Норт, говоря об экономической ситуации в России, свел ее к решению трех задач: освоить перемены и новые механизмы, преодолевать негативные последствия ошибок старого и сохранять цены из наследия прошлого.

Эта триада не была положена в основу перехода России к рыночному хозяйству. Процесс демократизации в России после краха Советского Союза нельзя рассматривать без экономической политики тех, кто пришел к власти. Многие из них во время горбачёвской перестройки пропагандировали «социализм с человеческим лицом». Иными словами, возможность демократизировать социализм. А придя к власти, во главу угла поставили ликвидацию всего того, что было в СССР, не только того, что подлежало отторжению – я хочу это подчеркнуть, – но в целом ряде случаев механизмов для научно-технических и экономических достижений, позволивших мобилизовать ресурсы для решения многих задач модернизации.

В начале 1990-х годов псевдолибералы призывали государство вообще уйти из экономической жизни. Это привело к тому, что появилась группа лиц, присвоивших при антинародной приватизации природные богатства страны, ее экономический потенциал и претендовавших на власть в России. В результате российская экономика потеряла за 90-е годы больше, чем в годы Второй мировой войны. Все это, как представляется, полезно знать тем, кто поднимает на щит деятелей, возглавивших Россию при переходе на рыночные рельсы и провозгласивших демократизацию страны.

Политика псевдолибералов потерпела полный провал. Им принадлежало авторство дефолта в 1998 г., переросшего в экономический кризис, чуть не обрушивший Россию в пропасть, политическим провалом псевдолибералов можно считать расстрел танками российского парламента в 1993 г. После краха псевдолибералов в России установилась линия на развитие рыночного хозяйства с широким участием государства в экономике. На Западе это породило образ России как страны, задвигающей на задний план частное предпринимательство. Такое представление не соответствует действительности. В интересах России было и остается развитие частного предпринимательства, на это нацелена политика властей.

Однако нельзя пройти мимо того, что частные предприниматели далеко не во всем были готовы и сейчас не во всем готовы выполнить свои функции. Все большее значение в таких условиях приобретало бюджетное финансирование проектов. Но нужно признать: его оказалось недостаточно для остро нуждающихся в инвестициях инновационных производств и крайне необходимых проектов в области образования, здравоохранения. Эти трудности усугубились кризисом 2008–2009 гг.

Еще один образ России, созданный теми, кто враждебно относится или не очень осведомлен о сути происходящего в нашей стране, это стремление власти к авторитарному режиму. Либерализм либо авторитаризм. Такой выбор будто стоит перед нашей страной. В середине первого десятилетия XXI в. наблюдается определенное оживление либеральных идей в России. Целый ряд требований – независимого суда, решительной борьбы с вседозволенностью чиновничьего аппарата, с коррупцией, с фальсификацией на выборах, за обязательность подчинения закону всех, сверху донизу, эти идеи выдвигаются и поддерживаются российской руководящей элитой, широкой общественностью, политическими партиями с различными взглядами. Определенная акцентировка либеральных принципов стала более заметной, чем ранее в выступлениях и действиях российского руководства.

Однако, с моей точки зрения, это не свидетельствует о переходе России на позиции неолиберализма, который содержит в себе принципы, несовместимые с российской реальностью. Видный представитель неолиберализма австрийский ученый Хайек отмечал, что свобода в экономической деятельности создает главное условие быстрого экономического роста и его сбалансированного характера, а свободная конкуренция призвана обеспечить открытие новых продуктов и технологий. Это действительно так, но можно ли считать, что в современной России сам рыночный механизм уже способен обеспечить рост и сбалансированность экономики, а низкий уровень конкуренции, свойственный нам, достаточен для достижения технико-технологического прогресса. Дело в том, что без государственного вмешательства в экономику невозможно ни усовершенствовать в России рыночный механизм, ни достичь необходимого для научно-технического процесса уровня конкуренции.

Один из начальных принципов неолиберализма заключается в том, что свободная игра экономических сил, а не государственное планирование, обеспечивает социальную справедливость. Но этот вывод не выдерживает столкновения с действительностью не только в России, но и в других странах, где, в частности, государство ввело прогрессивную шкалу налогообложения, способствующую перераспределению доходов в пользу малоимущих. Что касается России, то без государственного индикативного планирования, конечно, не директивного, вообще невозможно преодолеть отставание в жизненном уровне населения от развитых западных стран. Нельзя абстрагироваться и от других противоречий с неолибералами.

Вопреки сдерживающей позиции Путина они выступают за резкое сокращение роли государства как собственника в экономике, настаивают на максимальном охвате приватизацией важнейших для страны стратегических предприятий. В их числе Рос-нефть, ВТБ, «Русгидро», «Аэрофлот», частичная приватизация предусматривается в отношении РЖД, «Транснефти» и др. Конечно, в деятельности целого ряда госкомпаний есть серьезные минусы, которые следует устранить. Приватизацию крупных госкомпаний нужно осуществлять, в этом нет никаких сомнений, но постепенно, и что главное – без ущерба для процесса концентрации и централизации производства. Поэтому явно негативными для нашей экономики являются призывы безотлагательной приватизации госпредприятий, а на тот срок, пока они действуют, лишить их возможности приобретать акции частных компаний. Такие призывы раздаются в правительстве.