- Правильно, было такое дело под Молосковицами, - сказал Ушаков. Вернее, сюда ближе, к Большим Хотыницам.

- А потом нас забрали от танкистов, - продолжал Цымбал, - так и распрощались.

- Товарищ Ушаков, - не выдержала Варенька, видя, что разговору этому, как и всегда у фронтовиков, конца не будет; голосе звучал жалобно и обиженно. - Я совсем закоченела.

- Ну, друг, будь здоров, - сказал, поспешно подымаясь, Ушаков. Забегай, я тут, рядом. Вон за каменными домами фургоны стоят, видишь? Там и землянки наши! Наведывайся. Повспоминаем еще.

3

- Пешком быстрее будет! - нервничал Долинин, расхаживая по двору.

Разогревая мотор закапризничавшей "эмки", Ползунков одну за другой жег промасленные тряпки.

- Я что, Яков Филиппович! - возражал он. - Мое дело легкое. Мое дело, чтобы машина была в порядке. Она и есть в порядке. А если бензин ни к черту, что я могу сделать? Давайте другой бензин.

- Командующий на таком же ездит.

- А запускает на каком? На авиационном. Что вы мне рассказываете, Яков Филиппович! Я его шофера все-таки немножко получше, чем вы, знаю.

- У тебя на все отговорка готова.

Долинину было от чего нервничать. Утром нарочный на мотоцикле привез ему пакет с вызовом на заседание Военного совета армии - "к 13.00". Зачем вызывали - Долинин не знал. Может быть, хотели просить о какой-либо помощи, как в январе просил изготовить партию лыж, как в марте - снабдить сеном, наладить производство понтонов и десантных лодок. Не проходило месяца, чтобы армия не давала району того или иного - и всегда спешного - задания. А сейчас, по весеннему времени, когда не только на дорогах, но и в оврагах уже не осталось снегу, - сейчас Долинин может помочь войскам ремонтом повозок, кузовов к машинам: фанерный-то завод на ходу - в армии это знают. Может быть, конечно, вызывают и в связи с тревожным положением на фронте? Ходят слухи, что немцы вновь готовятся штурмовать Ленинград...

И вот уже давно тринадцать ноль-ноль, Военный совет заседает, а тут эта нелепая задержка, всегдашняя история с искрой, которая, как в таких случаях острят шоферы, ушла в колесо.

- Яков Филиппович, - попросил Ползунков, - сядьте за руль, погазуйте.

Долинин влез в кабину, взялся за регулятор газа. Ползунков яростно вращал заводную ручку, по лицу его, со лба к подбородку, бежали струи - уже не пота, а нефти, - но мотор все молчал.

- Режешь ты меня, Алексей! - Долинин выскочил из машины. - Пропадай тут со своей механикой один! Ухожу!

- Чертова курица! - не выдержал и Ползунков. - На свалку пора! - Он в ярости ударил кулаком по капоту машины. И что там в этой "эмке"-ветеране случилось от такого удара? Долинин, отошедший было уже к воротам, даже обернулся от удивления, - мотор ее зафыркал, зачихал, заработал.

Выехали на фронтовую булыжную дорогу. По дороге мчались грузовики с боеприпасами, громыхали тракторы-тягачи; подскакивая на камнях и дымя на ходу, тарахтели кухни; шелестя резиной, пролетали легковые машины.

В небе, прикрывая главную коммуникацию Н-ской армии большими кругами ходили два истребителя. За рекой, поднятый высоко в воздух, серебрился аэростат наблюдателя, корректировавшего огонь батарей, которые неторопливо и басовито били из оврагов за кирпичными заводами. Аэростат большой усатой рыбиной плыл среди белесых облачков; подобно плавникам, вились по ветру нити его стропов.

Долинин увидел вдруг, как небо возле аэростата испятнилось черными оспинами бризантных разрывов. Проследив взглядом за тем, как поспешно аэростат стал уходить к земле и через какую-нибудь минуту уже скрылся в зелени дальней деревушки, он спросил:

- Алешка, а ты оккультными науками не занимался, часом?

- Что, что?

- Оккультизмом, говорю, не занимался?

- Не понимаю, Яков Филиппович.

- Ну, как бы тебе объяснить?.. Колдовством, что ли, машина у тебя завелась?

- А? Это попятно. - В вогнутом автомобильном зеркальце, где скрещивались их взгляды, Долинин увидел расплывшееся в улыбке лицо Ползункова. - Это понятно. Это и с человеком бывает. Толкуешь ему, объясняешь, и так и этак подходишь - никакого толку! А вот преподнесешь к носу хорошую дулю...

- И поймет?

- И поймет. Определенна. Но опять же и не каждый, Яков Филиппович. К другому нужен подход аккуратный, вежливый.

- К тебе, например?

- А что вы думаете! По моему характеру от дули только вред будет. Меня дулей не испугаешь, а оттолкнешь - и больше ничего.

- Ну понимаю, понимаю: разъяснительную работу ведешь, до души, как говорится, доходишь.

Ползунков был доволен: объяснил свою точку зрения на только что происшедший инцидент; Яков Филиппович, безусловно, понял, что повышать голос не следовало, что виноват во всем не он, Алексей Михайлович Ползунков, а те две сотни тысяч километров ("вот взгляните на спидометр!"), которые пробежала эта старенькая "эмка" за пять лет совместной его, Ползункова, работы с Долининым.

Он нажимал на газ, и Ленинград был уже совсем рядом.

Военный совет армии размещался на самой окраине города, одном из многоэтажных зданий большого квартала, возведенного на пустыре за. несколько месяцев до начала войны. На стенах домов здесь чернели рваные пробоины от частых артиллерийских обстрелов, над разбитыми витринами магазинов поблескивали в рамках вывесок остатки золотых и синих букв, когтистые следы осколков исчерчивали вкось штукатурку фасадов.

Когда "эмка" остановилась у подъезда, охранявшегося часовым, на крыльце появился бригадный комиссар - член Военного Совета.

- Товарищ секретарь! - радушно приветствовал он Долинина. - Опоздал, дорогой мой. Только что окончили заседать. Хотели тут у вас об одном дельце спросить, подумав решили пока не трогать, обойдемся своими силами.

- Жаль! - Долинин не скрыл огорчения. - Я всегда готов.

- Знаем, знаем, что готов. Поэтому и не хотим тревожить до более серьезного случая.

Долинину было до крайности досадно: и глупо опоздал, чем продемонстрировал свою "штатскую" расхлябанность, и вот обошлись без него в каком-то важном деле, и район, следовательно, да этот раз не примет участия в осуществлении замыслов командования армии.