Цымбал напомнил о той, весенней страде. Да, где-то начинался сев... А что же будет делать он, Долинин? Ходить по дорогам, перегороженным надолбами, перелезать через путаницу проволоки на полях?

И снова мысль вернулась к плану освобождения Славска.

Заметив в руках Долинина пистолет, который тот рассеянно вертел на указательном пальце, просунутом в спусковую скобу, Цымбал спросил:

- Это вам подарил товарищ Солдатов?

- Да, Солдатов.

- У немецкого капитана мы его взяли. Смотрите! - Цымбал указал на мелкие, еле приметные буковки, выцарапанные на рукояти. - Гейнц Шикльгрубер. Однофамилец Гитлера.

- Ну?! - с каким-то радостным удивлением воскликнул Долинин. Шикльгрубер! Очень любопытный подарок!

- А бьет как!..

- Вот попробуем сейчас. Я за этим сюда и пришел.

Долинин оглянулся, подыскивая подходящую цель. Цымбал подобрал с земли жестяную баночку из-под консервов и стал отсчитывать шаги вдоль берега. Шагах в тридцати от Долинина он поставил баночку на гранитный валун, выступавший из прибрежного песка.

Долинину мишень показалась до крайности малой, а расстояние до крайности большим, но он постеснялся сказать об этом и, деловито прицелясь, выстрелил. Банка не шелохнулась. Пуля звякнула о камень и с тонким звоном ушла вверх. Такая же судьба постигла вторую, третью, четвертую и пятую пулю.

Долинин не выдержал.

- Что-то неладно! - сказал он. - Я не снайпер, конечно, но и не мазила. Что-то, не то. Или мушка сбита, или патроны подмочены, или вообще этот маузер гитлеровского однофамильца ни к черту не годится.

- Что вы, товарищ секретарь! Дайте сюда!

Цымбал извлек из кармана горсть патронов, пересыпанных махоркой, протер их пальцами и дополнил обойму.

- Это замечательный пистолет. Мой трофей. Шикльгрубер-то ко мне на счет записан. Я и маузером владел. Привыкнуть к нему надо, приловчиться.

Цымбал выстрелил. Банка подпрыгнула и упала на песок. Долинин закусил губу.

- Поднять, что ли?

- Не надо. Я сам.

Цымбал выстрелил во второй раз, пуля отбросила банку метра полтора дальше. Тогда он выпустил в нее подряд все оставшиеся в обойме патроны. Банка прыгала, вертелась, перескакивала с места на место, проваливалась между камнями, по пули Цымбала доставали как-то ее и там.

- Всё! - наконец остановился Цымбал.

Он набил патронами и вернул пистолет Долинину.

- Вы, кажется, красноармейцем были? - спросил Долинин сухо. - Где же вам удалось так пистолет освоить? В отряде?

- Почему только в отряде? Я оружием с детства увлекался. С поджигалок начинал. Знаете, из винтовочных гильз мастерили? Врежешь ее в деревянную рукоятку, просверлишь сверху дырочку для запала, внутрь - пороху, пыж, пульку... Над запалом - головка спички. Прицелишься, чиркнешь по спичке коробком - ударит по всем законам пиротехники. Иной раз разорвет...

- Не от этого ли и глаз пострадал?

- Глаз? Это осколком. - Цымбал прикоснулся рукой к черной повязке. - В начале войны было дело. Пытались урожай собирать. Пшеница стеной стояла, на редкость была пшеничка, никогда не видел такой, хотя я комбайнер старый. Не успели ее собрать. Я по крайней мере не успел. Разбили бомбами и комбайн, и меня. И, что досадно, когда привезли в больницу, на мне ни одной царапины. А вот глаза нет. И всё чем? Осколком, вот таким, с маковинку, с булавочную головку. Лечиться - где там! Бабы примочки делали.

- Как же вас в таком состоянии в армию взяли, да еще и рядовым бойцом? - недоверчиво спросил Долинин.

- Меня и не взяли, сам пристал в августе к ополченцам. Ну, а потом, когда нас окружили да помяли под Кингисеппом, стал по тылам к Славску пробираться. Встретился сначала е одним отрядом, а зимой и к вашим вот перешел: первый отряд немцы весь растрепали, рассеялись ребята кто куда.

- Зачем же вы пробивались в Славск?

- Сложный вопрос задаете, товарищ секретарь. - Цымбал умолк на минуту, добавил: - Врать не люблю, а и правду сказать нельзя. Я и сам-то ее узнал случайно, правду.

- То есть? Как это понимать? - Долинин нахмурился.

- Как хотите, так и думайте, а сказать ничего больше не могу. Извините, товарищ Долинин.

Цымбал поправил повязку на глазу, сел на бревно и принялся рыться в карманах, как бы желая показать этим, что разговор окончен. Долинин, пожал плечами, постоял-постоял за его спиной да и стал подниматься по тропинке к поселку.

2

Этим утром и Вареньке Зайцевой не хотелось идти в райком, разбирать скучные бумаги, линовать надоедливые ведомости, перекладывать папки с места на место. Вдвоем с лейтенантом Ушаковым они тихо бродили под обрывом, перепрыгивали через сбегавшие сверху ручьи и плоскими камешками "пекли блины" на воде. У лейтенанта это получалось великолепно - длинные серии рикошетов. Пущенный им камень ровно и быстро шел над поверхностью реки, легко касался ее, так же легко подскакивал, шел дальше, к противоположному берегу. Выпекался добрый десяток "блинов".

Варенькин камень или сразу врезывался в воду, или, раз подлетев, описывал в воздухе крутую, непременно сваливавшуюся влево, дугу и тяжело шлепался на стремнине.

- Физику надо знать, - смеялся Ушаков. - Угол падения равен углу отражения.

- При чем тут физика? - сердилась Варенька. - Просто вы себе выбираете хорошие камни, а мне какие попало.

Она первой заметила Цымбала, сидевшего на бревне, и шепотом сообщила Ушакову:.

- Партизан. У него, наверно, какое-нибудь горе. Второй день сидит вот так и смотрит на воду. Ребята рады, что вернулись, гуляют, а он - никуда. Ни знакомых у него, ни родных...

- Война, - сказал Ушаков неопределенно и поздоровался с Цымбалом: Здравия желаю! Из каких мест будете, если не секрет?

Он тоже присел на бревно и достал из кармана кожаный кисет. Варенька устроилась по другую сторону от Цымбала. К ее великому огорчению - она уже озябла и хотела бы уйти в тепло, - мужчины разговорились. Цымбал, оказывается, хорошо знал танковую бригаду, в которой служил Ушаков. Началось выяснение подробностей.

- У вас там был комиссаром бригады товарищ Дрозд, - сказал Цымбал.

- Точно. Полковой комиссар, Илья Степанович Дрозд.

- Мы тогда, ополченцы, к Молосковицам отступали, кидались кто куда, командиров не хватало, путались в лесах, страхи нам всякие чудились, больше, чем было на деле. Вдруг где-то, вроде бы уже под Яблоницами, встречаем на дороге человека с ромбами в петлицах. Это он и был, Дрозд ваш. "Куда, говорит, так поспешаете? Не Родину ли продавать собрались? Почем берете?" Обидно было слушать. Чего только он нам не наговорил... Ну, в общем, собрал нас, вроде батальона получилось. Ничего дрались, за танками научились в атаку ходить. Держались долго на железной дороге.