Она показала певучим часам язык, вытащила из кармана перчатки, натянула и, вставив лучину в металлический подсвечник, полезла в ведро обеими руками сразу. Смятые листы, салфетки, измазанные красно-бурым… пальцы натолкнулись на мягко-твёрдое, железо и… Скааль вытащила находку, поднесла к лучине и в ужасе отшвырнула прочь. Ладони задрожали, ноги подломились: она опустилась на колени и поползла под стол, больше похожий на разделочный, чем на обычный письменный.
Подобрать… найти и подобрать… это…
Скааль сцепила зубы, протянула руку… перед ней лежал человеческий палец — кажется, указательный: чёрный овальный ноготь, грубая бахрома посеревшей кожи, кольцо. Она вгляделась в тонкий серебряный обод, зажав рот. Дыхание сбилось, стало рваным и громким. Да что, чёрт возьми, происходит? Она повидала немало пепельно-розовых ошмётков мозгов на мостовой, но сейчас её мутило и шатало.
Смерть была слишком близка — ухмылялась в спину, а кольцо было слишком знакомо. Оно принадлежало Вите, яркой брюнетке в страусиных перьях (в голову отчего-то лез сценический образ) и фаворитке хозяйки. Не далее как вчера Мадам, печально кривя надменные напомаженные губы, вспоминала Виту, которая «уехала отдохнуть к морю».
Надеюсь, у нас с ней будет разное море, в ужасе подумала Скааль. Швырнула палец обратно в ведро и прислонилась к стене, прикрыв глаза.
Часы на стене продолжали издевательски скрипеть шестерёнками.
Часы!..
Скааль подскочила, осветила их лучиной — отведённые на дело полчаса давно прошли. Если она сейчас же не явится в комнату для свиданий, то задание можно считать проваленным. Мадам не потерпит самовольных отлучек и выгонит её взашей.
Скааль погасила лучину, затолкала в мешочек, натянула на голову капюшон плаща и снова нырнула в окно. Ботинки скользили по залитой дождём мостовой, сердце подпрыгивало внутри. Какой-то дурак в проезжающем мимо дилижансе выкрикнул скабрезную шуточку и оскалился, крайне довольный собой — но сейчас было не до него.
Скааль вихрем влетела в парадные ворота, поднялась по круговой винтажной лестнице, толкнулась в нужную дверь и ввалилась внутрь. Сладко пахло розовой пудрой и одеколоном.
Скааль скинула с напряжённых плеч плащ, сменила трико на чулки и задорный каскад юбок, а тяжёлые ботинки — на изящные сапожки с кокетливым каблучком и высокой шнуровкой. Быстро провела щёткой по растрепавшимся волосам, наспех собрала их в узел и зафиксировала наточенной заколкой в виде механического паука. Если сегодняшний — надо же, первый! — клиент не отключится от пинты виски с экстрактом белладонны, всегда можно пустить в ход украшение.
На руку — крепкую чёрную атласную ленту. Вдруг заколка тоже не сработает?
Скааль исправно играла роль новенькой несколько недель кряду, танцуя бурлеск практически в неглиже, но ложиться под кого-то из этих грязных похотливых животных не собиралась: всему есть предел. Однако Мадам настаивала: «Мы уже набили тебе хорошую цену, акробаточка — пора в дело».
Комната снова была завалена цветами: прислуга носила их охапками, а Скааль отправляла в мусор — каждодневно, безжалостно. Кроме одного цветка — чёрной розы в высоком бокале красного вина. Роза пахла горьковатым миндалём, морем и смертью. Скааль видела в ней отражение самой себя и жалела, жалела… стараясь не думать о том, что отправитель — один из гнусных типов, торопливо засовывающих мятые купюры под её кружевную подвязку и старающихся грубо облапать прямо там, на сцене.
Скааль провела по губам розовой помадой, размазала по векам тени, нанесла блёстки. Она так и не научилась делать макияж. Мадам, наблюдая за её первыми попытками, криво усмехнулась, а затем ловко зажала между коленями, обняла холодными ладонями её лицо и стала творить сама, приговаривая: «Ну вот и прекрасно, вот и куколка. Не такая уж это наука…»
А Мадам, оказывается, та ещё штучка — кто бы мог подумать!
Сердце стекало под ноги при воспоминании о жуткой находке. Интересно, за что Мадам убила Виту? И куда спрятала тело? И где, чёрт побери, проклятый ключ? Скааль отчаянно надеялась найти его именно сегодня, но теперь придётся делать ещё как минимум одну вылазку — а в довершение неприятностей так не вовремя свалившееся на голову свидание…
Ну и что ему говорить? «Ах, сэр, я так счастлива, что вы почтили меня своим визитом! Не желаете выпить?»
Вспомнились недавние наставления Мадам: никаких откровенных бесед с клиентами. Женщина для них, как конфета. Пусть видят красивую блестящую обёртку; начинку показывать ни к чему.
«Самое ценное прячь внутри, а душу продавай подороже».
Скааль сморщилась, бросила на стол тюбик с сурьмой, который крутила в руках, и в это время в дверь деликатно, но уверенно постучали.
В глаза бросилось мусорное ведро с пышным букетом вонючих лилий — Скааль постаралась незаметно затолкать его носком сапога под туалетный столик. Вот будет конфуз, если лилии отправил этот тип. Хотя какая теперь разница? Она не станет с ним спать — а значит, ему одна дорога. Увы.
Стук повторился. Скааль удалось наконец взять себя в руки. Поднявшись, она подошла к двери, распахнула и уставилась на высокого незнакомца.
Он был хорош собой. Симпатичный молодой шатен с длинными кудрявыми волосами. В руках цилиндр и изящная трость, на локте висело сложенное пополам дорогое кашемировое пальто.
— Добрый вечер! — на его губах застыла спокойная вежливая улыбка, но в зелёных — надо же, прямо как у неё самой — глазах бушевала буря. — Можно?
Чтоб тебе провалиться и желательно прямо в преисподнюю, мысленно проговорила Скааль, изо всех сил стараясь придать лицу выражение экстатического восторга.
— Разумеется, сэр. Присаживайтесь. Воды? Или… — она кинула беглый взгляд на бар, — чего-то покрепче?
Нужно было спровадить его — пусть и на тот свет! — как можно скорее. Скааль не терпелось вернуться к поискам: часы тикали и насмехались, а драгоценное время словно утекало сквозь пальцы. Но сначала придётся разобраться с этим франтоватым патлатым кретином.
С мужчинами было куда проще, да и местные обитательницы наперебой рассказывали о том, как эти напыщенные чучела превращаются в желе, стоит только красиво и со вкусом расстегнуть им штаны. Усыпить бдительность, а потом… Ладно, сначала — усыпить бдительность. А если вздумает наброситься на неё прямо сейчас — в его взгляде продолжало подозрительно штормить — получит шпильку под рёбра.
— Ты новенькая? — его голос прекрасно сочетался с улыбкой: такой же спокойный, вежливый, выдержанный. — Как тебя зовут?
— Скааль, — она решила не лукавить и представиться именем, под которым её знали больше пяти лет: настоящее даже она сама вспоминала с трудом. — Да, сэр, я тут недавно. Что будете пить?
— Я — твой первый клиент? — Он всё-таки соблаговолил войти и закрыть за собой дверь — небрежно, ботинком, даже не оглядываясь. Поискал взглядом, куда бы ему сесть, и, видимо, остановился на стуле.
Скааль подавила раздражённый вздох. Эдакая беспардонно-вежливая назойливость начинала действовать на нервы. Ну да, гадкое мужское тщеславие. До чёрта важно знать, что он у неё первый… клиент. А на простой вопрос о выпивке — молчок и до тошноты пристальный взгляд. Ничего, она повторит.
— Бренди, виски, шампанское?
— Что ты умеешь делать?
— Танцевать на полотнах, — Скааль попыталась спрятать за скромной улыбкой завуалированную дерзость. — Ну и кое-что ещё… по мелочам.
— По мелочам, надо понимать, относится к постели? — усмехнулся он.
— И к этому тоже.
За недели, проведённые в борделе, Скааль всё никак не могла привыкнуть к подобным разговорам и тем более научиться их вести: вот и сейчас ей казалось, что щёки предательски вспыхнули.
— Здесь немного жарковато, — сказала она, подошла к окну, стараясь вилять бёдрами, как показывала Мадам, и распахнула створки. Пока она совершала короткий променад до стула, на котором расположился клиент, поняла, что тянуть бесполезно: пить он не станет, значит, следующее по плану — его штаны.
