Рас отпрянул назад, отпустив портьеру. Ещё сильнее вжался в стекло, чувствуя, как возбуждается. Мадам вовсе не выглядела старой уродиной. Слишком худая, конечно, но всё ещё вполне аппетитная штучка. А то, что она проделывала в полутора ярдах от него, сводило с ума. Можно было, конечно, не смотреть, даже зажмуриться, но тяжёлая портьера не спасала от звуков, и разыгравшееся воображение вовсю дорисовывало недостающие детали, похотливо будоража и без того уже вздыбленную в штанах плоть.

Он отчаянно пытался не думать о том, что происходило сейчас на кровати, старательно воспроизводил перед глазами план здания, мысленно считал купюры, которые получит за ключ, даже перебирал в уме имена королевской династии, но Мадам не оставляла ни малейшего шанса отвлечься. Она то и дело раздавала указания, смешивая их с возгласами одобрения и громкими протяжными стонами.

А когда всё закончилось, Рас и сам был готов взорваться.

Он выждал пару минут, прислушиваясь и переводя дыхание. Игнорировать требующее выхода возбуждение по-прежнему получалось с трудом, но в мозгах хотя бы начинало проясняться.

Мадам тоже пришла в себя.

— Ты сегодня была очень послушной девочкой, Рози. Очень-очень послушной и старательной. Ты сделала мне очень хорошо, поэтому заслужила подарок, — ласково промурлыкала она. — Смотри, что я тебе приготовила. Да-да, вот здесь. Ну же, смелей!

Послышался крик и, кажется, кричала именно Рози.

Рас снова отвёл тростью портьеру и осторожно заглянул в щель.

— Меня что-то укусило… — лепетала девица, размахивая правой кистью и пытаясь высвободить левую, которая всё ещё была привязана к изголовью кровати. — Мне больно…

Мадам стояла рядом и с любопытством смотрела на неё:

— О чём ты?

— Там… там же что-то было, да?

— Разве? — Мадам Муро перехватила Рози за запястье, грубо заломила её руку за голову и ловко пристегнула к цепочке. — Не дёргайся! Мы не закончили.

— Но там… там же что-то было…

— Тише-тише. Я обо всём позабочусь, не бойся. Будь и дальше хорошей девочкой. Сейчас всё пройдет. Смотри… — Мадам выпрямилась и отступила назад, наблюдая, как тело Рози изогнулось дугой, забилось в конвульсиях, словно угодивший в паутину мотылёк, и вдруг обмякло. — Видишь, как быстро? Я же говорила. Ты заслужила покой.

========== Клиент ==========

Комментарий к Клиент

Гоглы — (от англ. goggle) защитные очки, характерный аксессуар стимпанка.

К счастью, улица была пустынна.

Когда балансируешь без всякой страховки на высоте десяти футов, уцепившись за скользкий от дождя карниз и вложив носок ботинка в выступ на щербатой стене, об этом обычно не задумываешься, но Скааль должна была предусмотреть всё. Она куда больше любила импровизации, но импровизации всегда шли рука об руку с чудовищным риском. Рисковать было нельзя. По крайней мере, не сейчас.

Она дотянулась до фонаря, вделанного в выцветший кирпич, вытащила клапан и перекрыла газ, с трудом прокрутив проржавевший вентиль. Часть дома утонула в дымной пелене сгущающегося сумрака.

Где-то тоскливо, пронзительно взвизгнул клаксон паромобиля — но Скааль, привыкшая к грому циркового оркестра и пушечным выстрелам, даже не шелохнулась. Отпустив фонарь, она кошкой полезла вверх — до узкой прорехи окна оставалось несколько дюймов и один решительный рывок. Скааль подтянулась, взобралась на карниз, толкнула створку, которая — она уже знала — не запиралась на защёлку, и, навалившись животом на деревянную раму, стала втискиваться внутрь. Это была самая сложная часть плана: девочка-змея из Скааль получалась никудышная, несмотря на природную гибкость и пластику. Затрещала ткань трико. Скааль беззвучно выругалась и, ухватившись руками за портьеру, скользнула вниз, к чёрно-белой напольной плитке.

Наконец-то.

Она перевела дух и улыбнулась.

Угловая комната Мадам Муро — единственная из необследованных — была полностью в её, Скааль, распоряжении на ближайшие полчаса. Неподалёку — скорее всего за стенкой — фыркали пумы, которых выводили на подмостки в причудливых кованых намордниках. Скааль прислонилась ухом к гобелену, прислушалась. Ей было жаль животных, выкупленных у владельца зоопарка: пумы выглядели хорошо, их золотистые шкуры лоснились, но она прекрасно знала, что может скрываться за внешним благополучием подневольных зверей.

Она сбежала в передвижной цирк — к подкупольным обручам и цветным полотнам — на самой заре своей молодости, когда до смерти устала от пыльной духоты конторы, монотонного стрёкота пишущей машинки и чопорных кружевных платьев. Тогда же выкрасила часть светлых волос лиловыми чернилами и взяла себе это забавное прозвище-имя.

Воздушная гимнастика была глотком свежего воздуха, страстью, а в перерывах между выступлениями кипели другие страсти — дорожные, репетиционные, любовные. Она закрутила роман с молодым дрессировщиком и в целом была довольна жизнью, пока не увидела, как он охаживает кнутом обезьянку. Скааль рванулась вперёд и тоже получила удар, в первую очередь по розовым стёклам гогглов, доставшихся ей от деда-конструктора — рассечённое плечо зажило быстро.

Той же ночью дрессировщик был найден в клетке с простреленной головой, а выпущенные на волю звери пустились в бега — как и сама Скааль. Старенький отцовский револьверчик она выбросила в канал, едко воняющий химикатами, и плакала о потере ещё несколько дней.

Её поймали, но совсем не те, кто ожидалось: странный человек во фраке, опираясь на глянцевый капот новёхонького кабриолета (непривычная роскошь!), сказал, что в достаточной степени оценил её таланты и хочет предложить работу.

Оружие у Скааль появилось снова — она метко стреляла по живым мишеням с самых высоких крыш, а потом скрывалась в темноте, минуя пожарные лестницы и проявляя чудеса эквилибристики.

Человек давал задания, деньги — и сулил море.

Скааль не любила города. Механические цветы урбанизации распускались не для неё. Она не очень хорошо представляла, что находится вне Саары, но слышала, что там было совсем иное медное солнце свободы, цветущая зелень и море, богатое на шторма. Кто-то утверждал, что никакого моря и в помине нет, но Скааль не верила.

Так у неё появилась новая мечта и новая цель.

Всякий раз, спуская курок, она заставляла себя думать исключительно о море. Оно будет. Скоро. Вот ещё немножко… и ещё… и ещё…

Последним заданием стал артефакт бордельной дивы Мадам Муро — ключ, который та прятала у чёрта на куличках. Скааль не слишком вникала в подробности — что и где он открывал. Вроде бы какую-то секретную лабораторию по преобразованию солнечной энергии. Её ждало своё солнце — медное, не запачканное смогом заводов и туманов, грациозно уплывающее за линию горизонта на побережье.

Скааль вытащила из кармана спички, спрятанные в маленькой жестяной коробочке из-под белил, достала из поясного мешочка лучину, зажгла и принялась за дело. Нужно было обследовать каждый уголок — она и так слишком засиделась в чёртовом доме терпимости, сегодня же ключ должен быть у неё в руках. Скааль быстро, но методично проверила все ящики, ловко орудуя шпилькой; заглянула под ковры, прощупала содержимое шкафа, обследовала свечные светильники. Комнату окутывал навязчивый, хоть и едва уловимый тошнотворно-сладковатый душок гниения — где-то сдохла мышь?.. Это казалось странным — комната была вылизана до блеска.

Запах привёл к мусорному ведру. Неплохое место для хранения секретов: кому придёт в голову копаться в чужом дерьме, которое к тому же отвратительно воняет?

Взрывая тишину, массивные часы на стене зловеще отбивали секунды, с лёгким скрипом крутились шестерёнки.

Тик-так…

В этом весёлом доме живут монстры, девочка.

Чик-чик…

Они уже знают, что ты здесь.

Тик-так…

Они поднимаются по лестнице — слышишь их шаги?

Чик-чик…

Ты в ловушке, малышка.