- Скапыжное ты рыло, старый, - рек я, когда сиятельный граф затих и, прищурившись, уставился на решетку. – Я тебе тут цыпленка принес.

- Жареного? – зачем-то спросил он.

- Сырого,- сказал я, влив в слова свои, как можно больше яду. Голос графа стал куда веселее, и он подполз к решетке, после чего обнял меня иссохшей и слабой рукой. Я же отстранился, ибо платье на мне было еще чистым и хранило прикосновения грудастой прачки с родинкой на щечке. – Не ходи ко мне обниматься. Ты стар и вонюч, а я чист и уставший. Бери цыпленка и рассказывай, как тебе тут живется? Доволен ли ты обслугой, не имает ли тебя извращенец какой в усохший зад за сушеный цветок?

- Ох, Матье. Три дня прошло, а кажется, что вечность, - в перерыве между уничтожением цыплячьего мяса поведал мне сиятельный граф. – Не иначе диаволы здесь всем заправляют, раз время не властно над этой дырой.

- Вполне нормальные стражники, старый, - хмыкнул я. – А ты похорошел, я смотрю. Диета из мышиных кишок тебе на пользу пошла однозначно. И пузо внутрь втянулось и бледность вернулась на щеки. Почти Аполлон.

- Ох, Матье. Кипит голова, а в животе будто вилами вертят. Вот если б вина я глотнул, хоть немного, - я покачал головой в ответ, заставив сиятельного графа надуть сочащиеся жиром губы. – Оставь меня тогда, паскудник. Не иначе диавол ты, раз мучить пришел старика без капли с лозы виноградной.

- Зубоскальная ты ханыга, - ругнулся я. – Сиди тут один и ешь мышей или червей дождевых. Не буду я больше тебя навещать, хоть сдохни ты от проказы, любитель жирного хера Диониса.

- Прости, Матье, - вздохнул рыцарь, протягивая ко мне руку, но я отошел в сторону, все еще обижаясь на него. – Не иначе ум мой повредился, коли я на тебя злобно кричу.

- Кричишь. И хулу наводишь. Язык бы твой вырвать, да ты и так страдаешь, старый.

- Принес ли ты добрые вести? – с надеждой спросил он.

- Относительно добрые.

- Как же так?

- Вот так. Вроде ты по горло в помоях, но дышать тебе еще дают, - сказал я. – Война на пороге. Её милость велела все дела отложить на потом.

- Война? – глаза сиятельного графа заблестели, но так же быстро угасли. – Ох, не видать мне войны и блеска мечей. Не слышать изумительные песни умирающих и не наступать им на раны, коростой покрытые. Я падший, Матье. Кто даст мне оружье?

- Никто, вестимо. Но я тут с тролльчихами пообщался давеча. И хоть и заерзали они одного германца вусмерть, но дали мне то, что спасет твою дряхлую сраку, старый. Всего-то потерпеть до конца войны надо.

- Не знаю, Матье. Как тут терпеть, коли каждый день я с ума схожу от безделья и вони?

- Это уж сам решай, - вздохнул я, и вздрогнул, когда вдалеке раздался скрип и голоса стражников, возвращавшихся с обеда. – Пора мне на службу. Служу я теперь королеве, и пахнет она, замечу, приятней тебя.

- Ступай, дитя. Забудь мое лицо и руки. Теперь ты выше, а я ниже, чем когда-нибудь, - всплакнул сиятельный граф.

- Ох и жлоб же ты старый, что так искусно на струнах души моей играешь. Воспрянь духом, ибо я все еще твой оруженосец, хоть и недостоин ты этого ни капли, - ответил я ехидно. – Задумал я спасти тебя, а посему заканчивай тут сопли лить, покуда в них ты сам не захлебнулся. И выжить постарайся, наперекор клятой Судьбе.

- Ступай, дитя, - чуть помолчав, ответил рыцарь. – Тебе в любом я случае буду благодарен. Ступай, Матье. Ступай.

Вернувшись в тронный зал, я удивился, ибо пустоты, как не бывало. Наоборот, от обилия разномастных вельмож зарябило в глазах, а язык зачесался, дабы выпустить новую порцию желчи и яда в их адрес. Я нахмурился и подошел к трону, где стояла Софи, и знакомый мне блядско-розовый герцог де Кант-Куи, что-то высказывающий королеве взволнованным шепотом.

- Не вылилась еще вода в клепсидре, как розовощекий плут уже на уши приседает, - констатировал я, обращая на себя внимание всего зала. Софи, все еще дующаяся на меня, не сдержала улыбки. И даже королева почтила мою остроту веселым блеском лазурных глаз. – Потребно выпороть его, как сидорову козу, Ваше величество, покуда язык его не достиг вашего умного мозга и не пробурил в нем обширную дыру, размером с Бретань.

- Да как ты смеешь ко мне так обращаться? – вспылил было светлейший герцог, но поперхнулся, когда ему ответила королева.

- Смеет, светлейший герцог. Отныне он услада наша и острый наш язык, что правду говорить любую имеет право, - сказала она.

- Истинно так, Ваше величество. Не смел я задерживаться, и сразу вернулся к вам, как получил новую одежду. И вовремя, смотрю. Уж лысый развисляй юлой тут так и вертит задом, мороча ум ваш, и краснея словно бычий хер.

- Остер язык, - пробормотал честной люд, отдавая дань богу всего очевидного.

- Вестимо, - согласился я и занял место на ступенях трона.

- Так я продолжу, Ваша милость? – стушевалась Блядская рожа, но быстро вернула себе приличествующее личине выражение высочайшего коварства, а своим словам сахар.

- Продолжай, светлейший герцог, - велела королева и глаза её похолодели, когда светлейший герцог продолжил, выставив свои хорячьи зубы и чуть ли не касаясь милого ушка королевы свербящим языком. – На дюйм лишь отстранись.

- Прошу простить меня за истую заботу, - сказал герцог де Кант-Куи.

- Забота эта похожа на жопу бегемота, - тут же сказал я, но королева слабо сдавила мое плечо и велела Блядской роже продолжать.

- Считаю я, как ваша правая рука, что испанцев не стоит бояться, - сказал светлейший герцог и сметанные его щеки затряслись, как сало на обширном заду портомойки, когда её любит соскучившийся по женскому телу солдат. – Что нам известно? У них лишь две тысячи войска. Из них пять сотен конных и сотня лучников всего. И это на наши пять тысяч и тысячу с половиной тяжелых рыцарей. Разбить успеем их и даже попируем на теплых костях.

- Прошу простить, Ваше величество, - вставил суровый мужчина с лицом дьявольской горгульи, которую измордовали кожаными вожжами.

- Говорите, магистр, - кивнула королева и, поморщившись, отодвинулась от герцога де Кант-Куи, который все еще пытался ей что-то сказать.

- По сведениям разведки, испанцы ожидают подкрепление, - ответил он мудрым и густым, как кровь старого отшельника, голосом. – И правит ими королева.

- Ах, неужели? – воскликнула королева, приподнявшись на троне. Она оскалилась в острой улыбке, а я невольно залюбовался её грозной мощью и размяк, как кисель на солнышке. Она повернулась к побледневшему светлейшему герцогу и задала вопрос, от которого у Блядской рожи по роже расползлись трупные пятна. – Сама королева ступила на берег моей страны? Да еще и во главе войска. Кастелян!

- Я тут, Ваше величество, - ответил ей бледный господин Жори, подлетев на коротких кривых ножках.

- Заготавливаются ли припасы на случай осады? Достаточно ли довольствия в войсках? Как обстоят дела в провинциях, которыми мы правим? – я хмыкнул и покачал головой, ибо королева задала кучу вопросов, которые к кастеляну относились, как вши к лобку невиннейшей принцессы.

- Припасы заготавливают, Ваше величество. Уже заготовлено мяса копченого двести семьдесят три…

- Цифры оставь казначею, - велела Её милость. – Что с остальным? Ответит кто-то мне?

- Довольствия достаточно, - подтвердил магистр, сделав суровое лицо еще суровее, словно жесточайший запор терзал его зад и не давал всей злобе и тьме выйти наружу. – Войска готовы, если прикажете, хоть сейчас мы выступим. Разрозненные группы соглядатаев дежурят на границе, где лагерем испанцы стали. Все донесенья лично мне передаются.

- Отлично. Ознакомлюсь с ними позже, - кивнула королева и прищурила глаза. – А что в провинциях?

- Народ гудит, Ваше величество, - сказал другой мужчина, чья голова была покрыта жесткими курчавыми волосами, а кожа слабо отливала оливковым цветом. – Все, как обычно. Налоги, эпидемии, разгул бандитов. Но гудение это слабое, на рассерженный улей совсем непохожее.

- Благодарю, сиятельный граф, - сказала она, внимательно посмотрев на хорьковую рожицу светлейшего герцога, переливавшегося пятнами, как стыдливый хамелеон из далекой Мавритании. – Но если улей гудит, то лишь вопрос времени, когда пчелы станут жалить, а не мёд творить. Видимо, слишком долго скорбела я по утрате своей, глаза закрывая на то, что в мире творится. Отныне будет все иначе. Все донесения мне в первую очередь. Поднять книги учета по налогам и принести в мои палаты. И еще. Великий магистр. Организуйте стол переговоров с испанской бесстыдницей, так дерзко и нелепо вторгшейся в нашу страну.