– Согласен, – кивнул комиссар. – Только трупы в озере надо утопить, чтобы фрицы сразу не поняли, что к чему.
– Ну, это само собой, – улыбнулся отец Георгий, – рыбам ведь тоже кушать надо.
«Уборка местности» заняла не более пяти минут. Убитых немцев сбросили в озеро, а трофейное оружие, за исключением трёх автоматов, которыми тут же взамен винтовок вооружились окруженцы, сложили в кузов БТРа, решив прихватить с собой на всякий случай.
Вроде всё – отец Георгий внимательно оглядел берег. Хорошо они с особистом поработали. С первого взгляда и не скажешь, что менее десяти минут назад здесь шёл бой. Ладно, едем. Он залез в кабину.
– Уверен, что сможешь управлять? – с тревогой в голосе спросил сидящий на соседнем сиденье комиссар.
– Попробую. На полуторке ездить приходилось, – пожал плечами отец Георгий.
«Вернее, на „ЗиЛе Бычок“, – закончил он про себя. – БТР вряд ли сложнее. Главное – завести». Внимательно осмотрел приборную панель. Да, конечно, никакого ключа зажигания здесь не будет. Запуск, скорее всего, от простого тумблера или кнопки. Что же, применим метод тыка. Двигатель завёлся с третьей попытки. Ну вот и отлично. Передачу на первую скорость – и поехали. Развернувшись и проехав в сторону деревни по грунтовке, отец Георгий свернул в лес и повёл БТР в западном направлении, отрабатывая тем самым свою утреннюю стратегию маскировки. Пусть на востоке ищут, а мы в другую сторону.
Предположение отца Георгия о проходимости бронетранспортёра через лес вполне себя оправдало. Правда, ехать пришлось крайне медленно, постоянно объезжая деревья, в результате чего скорость движения не превышала скорости пешехода, но это было всё же быстрее, чем идти пешком, подстраиваясь к возможностям передвижения раненого комиссара. Так ехали минут сорок, как вдруг неожиданно сверху послышался шум авиационных моторов и интенсивная пулемётная стрельба.
Отец Георгий резко затормозил и, высунувшись из кабины, глянул вверх. В небе кипел воздушный бой. Три «Мессершмитта BF-109» гонялись за «ИЛ-2». Поочерёдно атакуя, они пытались зайти нашему штурмовику в хвост. Но это было не так-то просто. Пилот «ИЛа» крутил высший пилотаж, каждый раз уходя из-под огня. Очередная атака. Разогнавшись на вертикали, «Мессершмитт» дал очередь, но за мгновение до этого штурмовик крутнул бочку, и пулемётная трасса прошла далеко за его хвостом. «Мессершмитт» отвалил в сторону, уступая место своему товарищу, но штурмовик снова крутнул бочку, и четыре пунктира пулеметно-пушечных трасс буквально разорвали «Мессершмитт» на куски. Немец, занимавший как раз позицию для атаки и явно не ожидавший такого поворота событий, резко уйдя в сторону, сорвался в штопор, из которого так и не вышел, попав под очередной залп штурмовика. Но на этом везение нашего лётчика закончилось. Сверху его атаковал третий «Мессершмитт», буквально прошив пулеметной очередью от винта до хвоста.
Всё, конец, – подумал отец Георгий. – Кабину наверняка вдребезги, а это значит… Но он ошибся. Оставляя за собой широкий дымный шлейф, штурмовик начал набирать высоту.
– Сейчас прыгать будет, – произнёс комиссар. – Один двоих истребителей завалил, мастер.
И верно – от гибнущего самолёта отделилась едва заметная точка и понеслась к земле. Сердце отца Георгия учащённо билось: что с парашютом, почему не раскрывает? А, вот есть – в небе возник купол, и в тоже мгновение на него ринулся «Мессершмитт», пытаясь расстрелять сбитого лётчика в воздухе. Не тут-то было! Очевидно, висящий под куполом пилот был не только мастером воздушного боя, но и прекрасно умел управлять парашютом, потому что сумел, стянув стропы, уйти из-под обстрела, а «Мессершмитт» не решившись повторить атаку на малой высоте, исчез в облаках. Ветер нес лётчика прямо в сторону отца Георгия и окруженцев. Ещё каких-нибудь две минуты, и он, зацепившись куполом за ветви деревьев, повис на стропах в нескольких метрах от БТРа.
– Саша! – вдруг завизжала санинструктор и, выпрыгнув из кузова, бросилась к только что приземлившемуся лётчику. – Ты как – не ранен, всё в порядке?
– Я-то не ранен, – последовал удивлённый ответ. А вот ты, Ёжик, что здесь делаешь?
– Ну я, как и ты, воюю. Товарищ комиссар, – санинструктор вся аж светилась от радости, – это мой Сашенька. – Знаю, знаю, – комиссар улыбнулся.
– Лейтенант Лукашевич, комэск третьей эскадрильи нашего авиаполка.
– Хорошо летаешь, Саша, поздравляю с двумя сбитыми.
– Спасибо, товарищ комиссар, – лётчик тоже улыбнулся. – Но я не пойму, как тут оказалась Наташа.
– Сашенька, я сейчас всё объясню, – тут же влезла в разговор санинструктор. – В общем, я из Ленинграда возвращалась, когда война началась. Пути разбомбили, пришлось идти пешком, потом на ближайшей станции воинский эшелон стоял, его тоже бомбили, а я всё-таки один курс медучилища окончила и в ОСОАВИАХИМе тоже занималась, вот меня и зачислили в медслужбу. Потом с боя- ми отступали, раненых с поля боя выносила, из пулемёта стреляла… Ну, как и все. А теперь вот из окружения выходим, трое нас из всего батальона осталось: я, товарищ комиссар, товарищ сержант госбезопасности и дядя Жора ещё. Он здесь партизанит, помог нам сегодня утром от немцев отбиться.
– Так, понятно, – лётчик, отстегнувшись от подвески, сдёрнул с дерева парашют.
– Лейтенант, до передовой далеко? – поинтересовался особист.
– Километров двести, – после короткого раздумья ответил лётчик.
– Как двести?! – комиссар аж подскочил от такого ответа. – А ты ничего не путаешь?
– Если и путаю, то в меньшую сторону, – вздохнул лётчик. – Это утренние данные, они у меня на карте, сами можете убедиться, – он хлопнул себя по висящему на боку планшету. – А немцы до полусотни километров в день проходят, вот, посмотрите. Лётчик, закончив сворачивать парашют, расстегнул планшет.
– Не надо, – отмахнулся комиссар. – Двести или ещё на полсотни больше, это для нас уже не важно. Тут недели две хода для здорового человека, а я в обе ноги ранен и, как твоя Ёжик сказала, ещё дня три, а может и все пять, ходить нормально не смогу. Вот и выходит, что даже если немцев, к примеру, сегодня остановят, то и тогда нам как ты сказал до передовой…
– А как оперативная обстановка? – перебил монолог комиссара особист. – Когда наступление начаться может? – Насчёт наступления не знаю, – пожал плечами лётчик.
– Даже слухов нет. По всем направлениям идут тяжёлые оборонительные бои с многочисленными прорывами фронта. Нас так на уничтожение танковых и моторизованных колонн кидают. Причём не только штурмовиков, но и истребителей «И-16» с РСами, а также «СУ-2», «СБ», «Пе-2». В общем, всё, что найдётся. Так что вы меня, товарищ сержант госбезопасности, не поймите неправильно, но наступления в ближайшее время не будет.
– Не пойму, – процедил сквозь зубы особист. – Я уже почти месяц от самой границы с боями пячусь, так что реализм от паники отличать хорошо научился. Ещё что сказать можешь?
– Да, в общем-то, это и всё, – снова пожал плечами лётчик. – У меня вот к вам вопрос. Если вы с партизанами соединились, то зачем же опять к линии фронта вдруг снова идти вздумали? Не лучше ли здесь остаться?
– Не лучше, не лучше, – замотал головой комиссар. Потому как, во-первых, партизан здесь нет, а это, – краткий кивок в сторону отца Георгия, – всего лишь боец-одиночка. А во-вторых, мы люди военные и воевать должны в составе регулярной армии. Да, конечно, если учитывать нашу сегодняшнюю ситуацию, мы бы могли здесь остаться и партизанить начать, но как без приказа?
– Есть такой приказ, – неожиданно заявил лётчик. – Нам на политинформации зачитали. Принято решение по возможности даже посредством листовок с воздуха проинформировать население и малочисленные окружённые воинские части о необходимости формирования партизанских отрядов и ведения вооружённой борьбы в немецком тылу.
– Вот оно как?! – обрадовался комиссар. – Так это в корне меняет дело. Мы впятером как раз под этот приказ подходим. Спасибо, Саша, за информацию. Тем более что и оружие имеется, кроме нашего, ещё двенадцать винтовок и пулемёт с бронетранспортёра в придачу. На два десятка бойцов хватит. Всё! Залезай в кузов, едем дальше.
