Приемник пустовал. Медсестры пили чай в дежурке, охранник, наверное, тоже. Даша прошла холл и свернула в длинный коридор. Ее кабинет находился в середине прогона. Когда ключ уже поворачивался в скважине, распахнулась соседняя дверь. Из нее вышла Людмила Ивановна.

Даша вообще-то мирно уживалась с хирургами, но Люсю побаивалась. Суровая была дамочка, но и в общем добрая – такое вот сочетание. Она тоже недавно переехала на побережье. В отличие от Даши – с семьей.

– Вызвали? – спросила Людмила Ивановна, что-то дожевывая.

– Нет. Зарядку от телефона забыла.

– Слышала, в районе Вишневки трупы нашли?

– Что?!

– Мне Гена позвонил. Говорит, туда аж две бригады выехали.

Муж Люси работал судмедэкспертом. Она всегда располагала самыми последними криминальными новостями.

– Это, наверное, они мне навстречу попались, – ляпнула Даша и осеклась. Потом тряхнула головой – ну чего она боится! – Я из Туапсе возвращалась, видела машину с мигалкой.

– Наверное, – безразлично согласилась Люся.

Они еще поболтали немного. У Люси сынуля доучивался в институте. Родительница за него сильно переживала. Семья уже хлебнула с парнем лиха, и еще предполагалось. Несмотря на разницу в возрасте, Даша и Люся общались почти дружески. К себе, однако, хирургиня терапевтиню не приглашала, хотя сама забегала иногда в гости. Оно и понятно: молодых одиноких подруг приводят в дом только самые что ни на есть распоследние дуры.

Прихватив зарядное устройство, Даша медленно прошлась по аллейке больничного парка. Тут завязла тишина. Магнолии только чуть пошевеливали тяжелыми глянцевыми листьями. Фонари светили ровно и ярко. В сторожке сидел дяденька охранник. Он махнул Даше рукой.

Машина не успела остыть, тихо завелась и покатила в темноту неосвещенного больничного переулка. Еще чуть-чуть и дома!

Небольшая черная толпочка на углу, колготилась и агрессивно гыркатала. Единственное освещенное окно соседнего дома давало возможность разглядеть, кто тут произрастал. Одного Даша узнала.

Ее как-то пригласили на армянскую свадьбу. Она в тот момент лечила то ли бабушку то ли прабабушку жениха. Первое официальное приглашение на новом месте обязывало. Дарья долго готовилась, собиралась, одевалась. А когда пришла, выяснилось, что гостей – человек пятьсот. Не в переносном, в прямом смысле. Даша потерялась в этом море. Говорили в основном по-армянски. Она побарахталась немного, дождалась схода жениха и невесты с умопомрачительно пышной лестницы, поздравила родителей, с которыми случайно оказалась рядом, и тихонько ушла, не сомневаясь: ее бегства просто не заметят.

На углу в свете одинокого окна топтался родственник того самого жениха. Очень уж колоритная была фигура. Он еще со свадьбы запомнился жуткой массивностью и густым утробным хохотом.

Он и сейчас возвышался над остальными, выпихнув животом всех мелких на проезжую часть. Даша объехала их по широкой дуге, повернула в сторону освещенных кварталов и только тут сообразила, что на углу затевалось нехорошее. Там махали руками, покрикивая на смеси русского и армянского. Потом двое рванули в сторону моря, остальные следом за ее машиной. Они бежали тяжело и шатко как три пьяных першерона.

Да что же это за день такой выдался! Дарья опять увязала в какой-то криминальной гадости.

За поворотом улица имела единственный, но яркий фонарь. Знакомый бомж стоял у забора, цепляясь одной рукой за прутья решетки, а другой, зажимая рану на голове. Шапку он потерял. Длинные слипшиеся от крови волосы свешивались сосульками. На звук приближающейся машины он дернулся и махнул рукой. Так инстинктивно останавливают такси. Но, видимо спохватившись, заковылял к деревьям – спрятаться в тени.

Ну что ей оставалось делать?! Кляня себя всеми известными клятвами, Даш подъехала и распахнула дверь:

– Быстро!

Он не заставил повторять дважды, проворно и привычно уже забился под заднее сиденье, только дышал тяжело. Пока троица выскочила на светлый перекресток, Даша успела отъехать, и теперь катила себе, вроде не при чем.

– Я тебе машину кровью испачкал, – прохрипел бомж.

– Сам испачкал, сам отмоешь.

Вот так вот! Она решила больше не бояться. Ну не походил этот человек на спившегося бродягу.

Когда вокруг тебя в течение двух лет говорят почти исключительно на русском матерном, начнешь разбирать нюансы. Нормальная лексика осталась в другой жизни. Там же остались люди, с которыми хотелось общаться не из меркантильных соображений или по работе – просто сидеть в углу и слушать, потому что интересно.

Центральная площадь городка распахнулась как дверь из темного коридора в праздник. За каскадом неработающих зимой фонтанов стояли, опутанные гирляндами пальмы. По ним скакали разноцветные огоньки ярко и весело почти как летом. Даша свернула на мост, попетляла по запутанному серпантину ближней горки и, наконец, уперлась фарами в собственные ворота.

Машину она бросила во дворе, тащиться открывать сарай, загонять туда тойотку, закрывать, уже не осталось сил.

– Пойдемте.

– Чей это дом? – спросил бомж, выбравшись из машины.

– Мой.

– Впечатляет.

– Заткнитесь, умоляю. И еще: оставьте вашу фуфайку на улице. Воняет, знаете ли.

– Я бы и штаны оставил, да как-то оно не комильфо.

– Не забудьте подмести двор перьями шляпы.

Человека сильно качнуло. Он схватился рукой за стену.

– Я бы посидел с вашего позволенья.

Но фуфайку сбросил и шагнул за Дашей в тускло освещенную прихожую. Большая часть вони осталась на улице, однако, и той, что он привнес, хватало.

Было бы идеально, оставить его в сарае. Там когда-то гнездились строители. Даша поставила им печку буржуйку. Гастарбайтеры кайфовали и просились на постой до конца зимы. Но выкинуть спасенного – как ни крути – человека на холод она уже не могла. Оставался еще цокольный этаж. Даша просидела в нем всю прошлую зиму, обогреваясь надеждами и самопальной газовой печкой. Этой зимой она ее вообще не включала. В цоколе было не холодно, но и жилой атмосферу не назовешь.

– Тут лестница. Подняться сможете?

– Мы как будто уже перешли на ты.

– Вам показалось.

Дома было тепло. Только стянув куртку, Даша поняла насколько устала. Хотелось лечь и не шевелиться. Со дна мутными завихрениями поползла злость. За каким лядом она вообще ввязалась? Дура – дура и есть. Притащила в дом неизвестно кого…

Он все же сел. Не нашел ничего подходящего и опустился прямо на пол у двери. Кровь уже не бежала. На виске справа запеклась толстая черная корка. Узкое изможденное лицо неожиданно сдавало в благородную аскезу. Над тонким с горбинкой носом сошлись темные брови. Губы он сжал, глаза прикрыл.

– Сейчас. Посижу…

– Сидите. Я принесу аптечку. Вас в больницу надо было, да сегодня дежурит… у нее муж с полицией связан. Я так поняла, лишние участники в вашей судьбе вам не нужны.

– Угу, – мыкнул сквозь зубы бомж и открыл глаза.

Ничего от мутного безразличия к себе и окружающим, которые отличали эту социальную породу. Даша встретила серый, очень светлый, внимательный взгляд. Боль и усталость присутствовали, конечно – куда же без них – но и нормальный человеческий интерес тоже.

Дома нашлось все необходимое. Даша вообще-то держала аптечку не только для собственных нужд. Ее выезды на спасение утопающих в запое требовали широчайшей медподготовки. Даже малый хирургический набор имелся.

На виске оказалась всего-навсего широкая плоская ссадина. Но крови набежало все же очень много.

– Идите в душ. Смойте кровь. Не бойтесь, мылом помойте. Я потом обработаю.

– Что, и горячая вода есть?

– Спуститесь в цокольный этаж. – Ее соцкорректоности не хватило на то чтобы предоставить свою собственную ванную. А в цоколе хоть и прохладно, но горячая вода в душевой таки имелась. – Вот полотенце.

Даша пошла в спальню, наконец-то разделась, наскоро приняла душ, натянула слаксы, свитер и теплые толстые носки, в которых так уютно зимой.