— Именно эти слова? — уточнил директор. — Дай мне? Голос не просто грозил убийством, он кого-то просил разрешить ему убивать?
— Да, — кивнул Гарри, — именно так он и сказал, я хорошо помню. И мне показалось, что он немного разочарован.
— Понятно, — Дамблдор замолчал, думая о чем-то своем.
— Сэр, могу я задать вопрос? — спросил Гарри. — Это ведь не испытание для меня, как в прошлом году?
— К сожалению, нет, — ответил директор. — Не хочу тебя обманывать, мальчик мой, на этот год у меня было припасено кое-что... О, ничего опасного, не волнуйся, просто несколько идей для учебы. Но то, что произошло, меняет все планы. Если мои подозрения верны...
Он замолчал, о чем-то напряженно думая.
— Я хочу, чтобы ты сделал две вещи, Гарри, — наконец, произнес он. — Во-первых, продолжай с друзьями свои внеклассные занятия по защите, допуск в запретную секцию на этот год я дам. Вы занимались по учебнику Харлампиеффа, верно? Помню, помню, когда-то я сам по нему учился... И во-вторых, сегодня ты очень правильно поступил, когда не стал самостоятельно выяснять, откуда идет голос, а сразу пошел к преподавателям. Постарайся и дальше действовать так же благоразумно и не встревать в неприятности. Договорились?
— Конечно, сэр. Но могу я задать вопрос? — спросил Гарри. — Эта надпись, «Тайная комната открыта, враги наследника, берегитесь»... Что она означает?
— Что мы в очень большой беде, Гарри, — мрачно ответил Дамблдор. — Но пока об этом рано говорить... Ты можешь идти.
«Интересно, почему Дамблдор не захотел рассказывать про Тайную комнату? — думал Гарри, возвращаясь домой. — И чей наследник имеется в виду? Надо бы у Эль спросить, может она что-то вычитала в своих книгах...»
Видимо, эта светлая мысль пришла не только в его голову. Слух о таинственной надписи моментально разнесся по школе, а пуффендуйцы прекрасно знали, к кому следует обращаться за интересными историями. Ну а поскольку недостатком гостеприимства их дом никогда не страдал, то очень скоро гостиная оказалась битком набита учениками со всех четырех факультетов. Гарри с удивлением заметил в толпе даже слизеринские цвета — кто-то из когтевранок привел с собой Панси Паркинсон, которую сопровождал Драко Малфой, а за ним, в свою очередь, увязалась Дафна Гринграсс. Встретившись взглядом с Гарри, Драко моментально нацепил на лицо фирменное малфоевское выражение «сегодня я согласен терпеть твое существование» и отошел подальше. Впрочем, рассказ Элин он слушал очень внимательно.
История тайной комнаты
— Про то, что история ссоры между основателями намного сложнее, чем написано в учебниках, я уже рассказывала, — начала Элин. — С легендой о Тайной комнате то же самое. Если вы откроете «Историю Хогвартса» или спросите преподавателей, то узнаете лишь самый поздний ее вариант, который вкратце звучит так: Слизерин, поссорившись с Гриффиндором, перед своим уходом из Хогвартса создал страшное чудовище и запер его в Тайной комнате. Открыть ее по легенде сможет лишь его истинный наследник, и когда он это сделает, чудовище вырвется на свободу и очистит школу от тех, кто, по мнению Салазара, недостоин в ней учиться. А недостойными он, как известно, считал...
— Чушь! — перебил ее Драко. — Если Салазар мог создать зверя, способного уничтожить всех... кхм... маглорожденных... — это слово далось Драко с большим трудом, — он бы тогда же его и использовал. Какой смысл было запирать его на тысячу лет?
— Молодец! — Элин улыбнулась, и Гарри с удивлением заметил, что на долю секунды лицо слизеринца приобрело почти нормальное выражение. — Именно так я и подумала, когда впервые прочла эту легенду. И начала искать более ранние варианты. Дело в том, что чем дальше от нас событие, тем сильнее искажен рассказ о нем. Это нормально, ведь до изобретения книгопечатания хроники переписывались вручную и существовали всего в одном, реже в нескольких экземплярах. Очень немногим произведениям повезло дожить до наших дней в почти неискаженном виде. Гораздо чаще уникальные списки горели при пожарах, терялись, гнили в сырых подвалах...
— Это-то ладно, — подала голос Гермиона. — Самое обидное, что многие летописи просто уничтожались теми, кто не знал их ценности. Пергамент был очень дорог и часто использовался повторно, после того, как с него соскабливали «ненужный» текст. Хорошо еще, что сейчас научились его восстанавливать.
— И это тоже, — кивнула Элин. — В общем, о событиях десятого века мы знаем в основном не из оригиналов летописей, а из их позднейших копий. А копии эти делали самые разные люди, и если одни считали своим долгом воспроизвести старый текст максимально точно, повторяя даже очевидные описки и ошибки (и добавляя свои), то другие, наоборот, подходили к процессу излишне творчески. Некоторые переписчики даже просили у читателей прощения. Как там...
Элин прикрыла глаза, вспоминая когда-то прочитанный текст.
— И ныне, господа отцы и братья, ежели я где описал, или переписал, или не дописал, читайте, исправляя, ради Бога, а не ругайте, ибо книги ветхи, а ум молод, не дошел, — процитировала она.[7] — Но «книги ветхи» — это еще полбеды. Хуже, когда текст правился в угоду текущей политике или личным предпочтениям, или когда описание казалось автору недостаточно красочным, и он добавлял что-то от себя. Очень часто при переписывании компилировалось несколько разных летописей, а иногда в летопись вносились и устные предания. И так как давать ссылки на источники тогда еще было не принято, то отличить достоверные дополнения от фантазий бывает крайне сложно.
— Ну а с Тайной комнатой-то что? — нетерпеливо спросил незнакомый Гарри гриффиндорец.
— Я как раз к ней подошла, — ответила Элин. — Самый старый рассказ о Тайной комнате содержится в «Краткой хронике» Гервадиуса, который лично общался со свидетелями событий. Он пишет, что незадолго до ухода Слизерина в Запретном лесу появилось страшное чудовище, повадившееся воровать скот в Хогсмиде. Такое случалось и раньше, Запретный лес тогда был намного больше, и в нем водилось много ныне вымерших чудовищ. Крестьяне, как обычно в таких случаях, обратились за помощью в Хогвартс, и Годрик Гриффиндор, собрав отряд, отправился на охоту. Опытные бойцы могли справиться с любым чудовищем, даже с драконом, если бы тот случайно залетел в лес. Но в этот раз половина отряда полегла в бою за считанные минуты, и, как сказано в летописи, остальные сумели вернуться назад только потому, что Годрик вовремя понял, с кем имеет дело, и скомандовал отход.
— Гриффиндор не был трусом! — вскинулся Рон Уизли.
— А кто говорит о трусости? — удивилась Элин. — Он поступил совершенно правильно, не став напрасно гробить людей, а временно отступил, чтобы вернуться в следующий раз уже более подготовленным.
Рон начал было возражать, но на него зашикали, заставив замолчать.
— О том, что это было за чудовище, все источники пишут разное, — продолжала Элин. — Видимо, оригинал в этом месте был испорчен, а переписчики выдумывали, кто во что горазд. Один написал о гигантской змее, способной проглотить конного рыцаря в полном доспехе, второй — о выводке пауков (гигантских, само собой), третий решил, что это кокатрикс... Самый упоротый довыдумывался даже до гигантской, высотой с Астрономическую башню, жабы, от одного квака которой люди якобы падали замертво. Но точно известно, что чудовище было неуязвимо к магии и столь ужасно, что даже приближаться к нему было опасно. И справиться с ним смогли лишь все четыре основателя, собравшись вместе и на время позабыв обиды. Они вчетвером смогли заманить чудовище в старые каменоломни под Хогвартсом и запереть его там.
— Ну а как эта история превратилась в современную? — спросила Гермиона.
— Сейчас поясню, — ответила Элин. — Второй по древности источник — так называемая «Пространная хроника», написанная анонимным автором лет через сто после основателей. Она намного больше по объему, но в основном за счет ничего не значащих формальных оборотов. Там, где в «Краткой хронике» написано просто «Кадоган Коротышка победил виверну», в «Пространной» обязательно будет «Благородный сэр Кадоган из рода Фуллхарди, прозываемый Коротышкой, принеся положенные рыцарю обеты и вознеся молитву Деве Марии, отправился в достославнейший поход на чудище, виверной именуемое, и в оном походе претерпел тяжкие невзгоды и совершил множество подвигов, о коих у нас нет возможности рассказать подробно...»
