– Неужели я такой скверный негодяй, что меня и накормить-то никто не хочет?… неужто я людям только худое делал?… Ну, ведь должно же быть что-то хорошее,… что-то полезное… – подумал он, и первый раз в жизни начал вспоминать, что же он такого доброго для людей сделал. За голову схватился, трясёт её, крутит, а ничего хорошего припомнить и не может, только одно плохое видится, лишь вред да убытки. Тут с него как морок, какой сошёл, осознавать он стал.

– Как же так, всю жизнь рядом прожили, а я людям слова приветливого не сказал, поступка доброго не совершил. Эх, теперь-то я уж точно знаю, никто мне не поможет,… глупый я человек,… никому-то я тут не нужен… – рассудил он, посмотрел на дорогу, рядом с которой сидел, да и поплёлся по ней домой восвояси. Пришёл домой, нет никого, пусто, сел и горько заплакал. Но плачем горю не поможешь, что-то делать надо, совсем муторно на душе стало. И решил тогда Ивар в столицу идти, родителей там искать. Поднялся он, расправился во весь рост, и тут вдруг вспомнил, что не знает какой дорогой из городка выйти, ведь дорог-то много из него ведёт, а какая в столицу выведет неизвестно. Как мог, собрался Ивар, воды взял, кое-какие крохи в карман сунул, и пошёл первым делом к мельнику дорогу спросить. Подошёл к его калитке и из-за штакетника кричит.

– Эй, мельник будь так добр, укажи, по какой дороге мне в столицу добраться!?… мне очень надо!… покажи, пожалуйста, куда идти! – как-то уж больно жалобно запросил он. А мельник как раз на крыльце стоял, услышал его и даже подивился такому его жалобному тону. Но виду не подал, да и зла он на Ивара не держал, а просто с того места где стоял, рукой куда-то вдаль махнул и этак невпопад ответил.

– Да хоть куда иди,… и та и эта дорога верная,… она сама тебя выведет… – сказал и в дом зашёл. А Ивар посмотрел, в какую сторону рука его показала туда и пошёл. Не понял бедняга, что дорога-то не та, ошибся малость и по самой неказистой отправился. Сначала путь ровный был, потом ухабы пошли, а уж как полдня по ней прошагал, так она и вовсе сузилась, в тропинку превратилась, да и по полям петлять начала. Идёт Ивар по полю солнце печёт, устал, запарился, да так что всё перед глазами кругом пошло. Замедлился чуток, воду глоток за глотком на ходу пьёт, не останавливается, да на голову льёт. Так вода у него вся и кончилась. Постоял он секунду, ругнулся, и дальше поплёлся. Вот уже и вечер подошёл, солнце на закат движется, а Ивар теперь уж совсем уморился, еле-еле идёт, ползти готов. Видит лес недалече, добрёл до него как мог, упал под дерево, да и уснул, ни жив, ни мёртв.

Ночь пролетела, будто её и не было. Утром проснулся Ивар чуть свет. Росы напился, крошек из кармана наелся, сидит на дерево облокотился, и думает, что ему дальше делать. Дороги нет, еды нет, а идти-то надо. Вздохнул, с силами собрался, встал и побрёл, куда глаза глядят. А пока шёл, сильный дождь начался. Вымок Ивар весь, нитки сухой нет, замерз, дрожит, словно лист осиновый. Бредёт, труситься, сил уж совсем лишился, поскользнулся, да и в яму свалился. Лежит, подняться не может, руками ногами сучит, набок перевалиться хочет, но не получается. Ещё так чуток подрыгался, посучил, да и затих.

– Ну, вот и всё, смертушка моя пришла,… зачем я батюшку с матушкой не слушался,… зачем добрым людям вредил да мешался,… иначе выручили бы они меня сейчас и я бы дома остался… – теряя сознание, подумал Ивар и уже глаза прикрыл. А тут вдруг из чащи леса мужичок выходит и прямо к нему направляется. Мужичок тот, низкорослый, бородатый, волосатый, в странном балахоне и льняном колпаке на голове, подходит к Ивару и спрашивает его.

– Что, мил человек, заплутал?… с пути сбился?… али припадок тебя разбил?… – настойчиво так вопросы задаёт, а Ивар от усталости ответить ему ничего не может, только в глаза смотрит и мычит. А глаза у мужичка большие карие, взгляд добрый с лукавинкой. Ивар хотел было к нему руку протянуть, напрягся, вздрогнул как в последний раз, да и чувств лишился.

– Эхе-хе-хе,… вот оно как одному-то в дальней дороге,… так ведь и помереть можно,… прям беда,… надо бы выручать тебя паря… – вздохнул мужичок, покачал головой, да неспешно за дело взялся. Соорудил из валежника волокуши, вынул Ивара из ямы, погрузил его на те волокуши и потащил к себе в лес в избушку. Тащил недолго, сразу понятно, мужичок в лесу все стёжки дорожки знает, свойский старичок оказался. А как до избушки добрались, так на Ивара уж без жалости и смотреть невозможно. Мокрый весь, худой, щёки совсем ввалились, на скелет стал похож. Мужичок, невзирая на свой малый рост, силён оказался, и с лёгкостью переложил беднягу Ивара на свою грубо рубленную кровать из дуба. Кстати, всё жилище мужичка было из дуба сделано; и стены, и крыша, и двери с окнами и даже та скудная обстановка, что имелась. По всей избушке были развешаны пучки трав, сухие коренья, стебельки, лесные плоды. По полкам расставлены какие-то снадобья, зелья, отвары, и поэтому в домишке пахло как на осеннем лугу.

Мужичок оказался травником, знахарем и немного чародеем. Жил он отшельником и его мало кто знал. А кто знал, тот звал его лешаком, или просто лешим, хотя правильное его имя было – Лешек. В лесу он жил давно, и много обо всём здесь знал. И о повадках зверей, и о лесных растениях, и об их целебных свойствах, и как сделать так, чтоб свойства эти действовали. Знал он и о том, какие травы могут одурманить, усыпить, или даже убить. Также он в совершенстве владел навыками внушения и обладал даром волшебного чаровства, мог за считанные секунды внушить человеку что угодно, зачаровать его и заставить выполнять все его приказы.

Однако сейчас ему такие способности не требовались, теперь надо было просто лечить. Так что Лешек, не тратя времени даром, тут же приступил к лечению изрядно потрёпанного Ивара. И толи скверный характер Ивара сыграл с ним злую шутку, толи организм его сильно ослаб, но только лечение его затянулось, и на поправку он шёл чрезвычайно сложно. Без сознания он пролежал почти целые сутки, и Лешеку стоило большого труда и умения привести его в более или менее нормальное состояние. Как только Ивар пришёл в себя, так он тут же начал просить Лешека отвезти его к родителям. Естественно сразу сделать этого Лешек не мог, и предложил ему ещё немного подлечиться, на что Ивар попытался проявить самые дурные черты своего характера и начал капризничать.

– Я не могу здесь долго находиться,… мои родители за мной ухаживали и лечили меня сладостями,… а ты заставляешь пить меня всякую гадость,… лучше бы я умер там, в канаве,… мне надо немедленно найти их,… не держи меня здесь… – кривясь от снадобий, брюзжал он, и при этом ещё упрекал Лешека.

– Да пойми ты чудак человек,… пока ты слаб, ты не сможешь никуда идти,… лучше расскажи-ка мне про своих родителей,… да и про себя поведай, кто ты?… откуда?… и что с тобой случилось?… – не дав ему договорить, прервал его Лешек. Тогда Ивар насупился, покряхтел, подумал, да и рассказал ему всю правду. И кто он такой, и кто его родители, и какой он есть по характеру, и как людей доводил, и как в поле попал, и как в яму свалился. Ничего не утаил, всё как на духу выложил. Лешек внимательно выслушал его и сразу смекнул, что за паренёк перед ним оказался, и какой он по сути несчастный.

Немного подумав и поразмыслив, Лешек проникся к Ивару пониманием. И это несмотря та то, что у Ивара был такой скверный и отвратительный характер. Но Лешек трудностей не боялся. Осознавая, какая ответственность на него ложиться, он твёрдо решил перевоспитать Ивара. И только уже после этого найти его родителей. А потому тут же повёл себя как мудрый наставник и добрый учитель. С первых же слов он доходчиво объяснил Ивару, по какой причине тому следует немедленно поменять свой характер, и почему ему нельзя в прежнем виде появляться перед отцом с матерью. Далее он категорично заявил, что сегодня же возьмётся за его воспитание и основательное лечение. Уж больно долго Ивар не мог поправиться. А уже потом спокойно пояснил, что им потребуется сделать для розыска его родителей. Ивар от столь внезапного предложения сначала впал в глубокую истерику. Но, затем подумав и признав, что Лешек прав, и так будет лучше для всех, стал слушаться его, и беспрекословно выполнять все его распоряжения. Вот тогда-то и настала пора перевоспитания.