Эдвард Герек уже не владел ситуацией в стране, и его поездка в Крым, где он пытался демонстрировать полноту руководства Польшей, не сыграла своей положительной роли, к тому же, началась политическая забастовка на Гданьской судоверфи. Герека обманывали свои же. Еще накануне люблинской забастовки ни партаппарат, ни милицейские службы не проинформировали его об ухудшении общественно-политической обстановки в стране. В Кремле имелось предостаточно информации на этот счет, пришлось сказать прямо, по-товарищески: «Эдвард, у тебя контра, надо взять ее за морду, мы поможем…»

Да, много воды утекло с тех пор. Сам «отец застоя» был уже не тот: он перенес несколько инфарктов и инсульт, организм хирел от старости, не помогали и дорогие зарубежные лекарства. На всякий там «еврокаррильизм», расползающийся по Европе подобно раковой опухоли, у него уже не было ни сил, ни здоровья.

Вопросы межпартийных взаимоотношений контролировались и синхронно отрабатывались четко отлаженным аппаратом Суслова, этого «серого кардинала», помешанного на сумасбродной идее быстрейшего слияния наций и народностей СССР, их языков и культур. Оторванный от жизни, он принес своей партии больше вреда, чем пользы. Плоды его бурной деятельности пустили глубокие корни в идеологию, историю, науку, культуру… Но он был нужен Брежневу, не блиставшему своими интеллектуальными способностями, эрудицией и общей культурой. Некомпетентный по многим государственным и политическим вопросам, Генсек приблизил к себе Суслова, ставшего главным действующим лицом на политической арене. Без его санкции не назначался ни один номенклатурный руководитель высшего ранга. Он не шефствовал над КГБ и МВД.

«Да, Герек-Герек… Не испытать бы его судьбу и разочарование в своих вчерашних друзьях-товарищах, – подумал кремлевский голова, усаживаясь после перерыва на свое место и обводя всех старческим взглядом. – Герек – это предупреждение. Предупреждение о том, что власть надо держать крепко, до последнего дыхания. «С некоторых пор он стал все чаще задумываться о своем преемнике. Генсек знал и о разладе в экономике, и о повсеместном и широкомасштабном воровстве, и о процветании по всей территории СССР беспробудного пьянства на фоне видимого благополучия… Не мог не знать, глядя на свою неуправляемую, но любимую дочь Галину, превращавшуюся на его глазах в заурядную алкоголичку; на обожаемого им зятя Юрия Чурбанова, занимавшего пост Первого заместителя министра МВД СССР, да мало ли еще на кого глядя. Кому доверить власть в своей необъятной по географическим размерам стране, чтобы потом спокойно уйти в мир иной. Кому?1 Средний возраст членов Политбюро перевалил за семьдесят, самому на днях стукнуло семьдесят пять. Те годы, когда он боялся конкурентов помоложе, скажем, Семичастного, Катушева, Шелепина, или поумнее, например, Подгорного, Косыгина, Воронова, – канули в лету. Программа удержания власти практически выполнена на девяносто девять процентов, сценарий торжественных похорон на Красной площади рядом с мавзолеем Вождя отработан во всех деталях. Чего еще желать? Все окружение им довольно. Еще бы- живут при коммунизме, который он им позволил создать!

„Кому же доверить власть?! Может, Андропову? Земляк Суслова, умен, относительно молод – ему нет еще и семидесяти… Нет, не подойдет – слишком много знает шеф КГБ. Согласно Устава КПСС преемником по должности должен стать Андрей Кириленко. Нет, темная лошадка. Уж лучше Константин Черненко – моя политическая тень. Но тот не руководил даже обкомом партии, да и улыбочка его слишком убаюкивающая. Странно, что Суслов не рвется к рулю, а он, пожалуй, самый толковый рулевой среди них. Непонятная и более чем странная позиция. Кто еще?“

В клан Брежнева входили также Тихонов, Кунаев, Щербицкий… Нет, это уже пошел второй круг вершины власти. В первом был еще Михаил Горбачев – секретарь по сельскому хозяйству… Нет, слишком молод преемник Кулакова, никто его не знает, новичка.

Итак: Андрей Кириленко, Константин Черненко и Михаил Суслов. Именно эти трое. Других Генсек пока не видел. 27 января 1982 года их станет двое – скоропостижно скончается „серый кардинал“. Затем, неожиданно для всех, уйдет в тень формальный (по Уставу КПСС) преемник престола и главный соперник Черненко – Андрей Кириленко, отец „изменника Отечества“. Над ними, без рекламы и пышных застойных фраз, взойдет звезда Юрия Андропова. Внутренняя борьба за обладание властью над страной Советов, а иначе говоря „Совдепией“, выходила на очередную финишную прямую…

Было два часа ночи. В дверь одной из комнат офицерского общежития постучали. Скрипнула пружинами кровать, раздался недовольный голос:

– Старпом, ты что ли, мать твою так! Что еще тряслось?

В проеме приоткрывшейся двери появилась чья-то фигура. „Нет, не старпом, – подумал обладатель недовольного голоса, – ноги для него слишком хороши, ровненькие. К тому же без брюк, в юбке…“

– Извините, – раздался приятный женский голос, – но мне сказали, что вы поздно ложитесь спать, поэтому я…

– Так вы ко мне или по делу? – ему все больше нравилось такое продолжение ночи.

– Видите ли, по делу… Один из ваших подчиненных, по фамилии Бусько, написал на двери моей комнаты, с помощью тюбика зубной пасты, одно нехорошее слово.

– Что еще за слово?

– Ну, пусть он сам скажет. Не называть же здесь. И прикажите, чтоб больше ко мне не приставал.

– Как вас зовут, таинственная незнакомка?

– Лара. И я вовсе не незнакомка. Вы через день видите меня в вестибюле, я дежурю на ключах.

– Так вот, Лариса Батьковна. Я, конечно, с ним разберусь. Оскорблять женщину непозволительно для военного моряка. А что касается приставаний – это от вас зависит, как, впрочем, и от любой женщины. Вы, вероятно, сами дали повод для ухаживания за вами, не так ли? Приказать не могу, сказать – скажу. Хэв ю эни квэшнс?

– Чего?

– Я говорю, есть еще вопросы?

– Вроде все. Так я пошла?

– Ступайте, с богом.

Когда она сказала, что дежурит на ключах, у разбуженного обитателя офицерского общежития пропал весь, разыгравшийся было, аппетит. Но он живо представил ее внешний облик и подумал про себя: „Ну и вкус у этого Бусько – найти себе такого крокодила. Разве что для удобства: все под рукой, никуда ходить не надо, но все же… Вот так и живем“.

Я ворочался на пружинах неудобной кровати и не знал, как начать этот рассказ о себе. Тут как раз и постучали…

Я сплю голым – училищная привычка, и если бы дежурная на ключах знала эту пикантную подробность, то могла бы заглянуть попозже и вдоволь налюбоваться обнаженным телом командира подводного атомохода. Как я им стал? Ну как вам сказать: и сложно, и просто. О влиянии наследственности не может быть и речи. Мой отец был военным, дослужился до полполковника и умер в госпитале, когда проходил медобследование перед увольнением в запас. Ему не было и пятидесяти, но он успел сделать все от него зависящее, чтобы я не пошел по его стопам. Он агитировал за „гражданку“, приводил массу примеров и доводов о неустроенности военной жизни, скитаниях по гарнизонам, бесправии… В общем, был против, Мать, всю свою сознательную жизнь скитавшаяся вместе с ним, придерживалась такого же мнения. Они были умными и опытными, мои старики, и по-своему правы. Я же, как упертый баран, шел к своей цели. Правда, не сразу.

Сначала, я поддался-таки родительским советам и поступил в универ, то есть в университет, на ин. яз. То есть на иностранный язык. Учился средне, не высовывался. Ближе к зиме мне надоели нескончаемые пьянки с поводом и без, вечное безденежье и безделие. Мне стало казаться, что в армии все будет четко и ясно – от подъема и до отбоя. Написал заявление, отчислился и без особого умственного напряжения упек себя на двадцать пять календарных лет в ВМФ. Тогда любили подбирать шатающихся без дела юношей из универов и тому подобных вузов и зачисляли их с превеликим удовольствием. Помню, был один даже из МГУ с огромным „чайником“, то есть головой. Его так и прозвали – Чайник. А вслед так и говорили: „Смотри, Чайник пошел“ или „Не знаешь – спроси у Чайника!“