Окита сидел у забора, а над ним склонилась женщина - странно легко одетая для зимы. Та самая. И звенели вокруг ледяные звоночки, когда она медленно, страшно медленно потянулась губами к губам Окиты.
- Йааууууу! - раздался грозный вой. Черный кот разинул пасть, показавшуюся Сайто алой как кровь, и угрожающе орал. Женщина обернулась, и Хаджиме узнал в ней ту самую девицу из веселого дома. Сейчас он мог поклясться, что глаза ее вспыхнули яростным желтым огнем, который перерезала змеиная вертикаль зрачка. Не думая, не рассуждая, Сайто выхватил меч и кинулся к ней, но женщина легким танцующим движением отшатнулась прочь от сидящего Окиты, словно ее отнесло ветром - и пропала в переулочке. Когда Сайто влетел туда, женщины уже не было. Не было и следов на снегу, хотя гэта на босу ногу, как это принято у таю и гейш, Сайто разглядел хорошо.
- Окита-кун… Соджи! Соджи!.. - он видел кровь на лице Окиты, он поспешно осматривал, ощупывал друга, стараясь понять, не ранен ли тот. На мгновение ему показалось, что земля вздрогнула, качнулась под ногами, будто началось землетрясение.
- Зимой встречи с нечистью происходят редко, - с трудом переводя дух, словно просыпаясь после кошмара, заговорил вдруг Окита, к которому возвращалась его природная жизнерадостность.
- Нам повезло - сразу двое оборотней, - отозвался Сайто, пытаясь подделаться под шутливый тон Окиты. - Пошли.
***
…Желтые кошачьи глаза внимательно провожали двоих людей. Держась позади, он сопроводил их до казарм, скользнул, пользуясь темнотой, за ними во двор и следил за двоими до того, как они скрылись в одной из комнат. Кот прекрасно знал - будут отогреваться, потом будут играть в сёги, Окита станет шутить и неразговорчивый обычно противник по игре оттает и словно обретет дар речи. Его человеческий двойник - странно наблюдать за ним со стороны.
***
Китай, Шанхай, 1867г
Ирен
… Она плыла под толстым слоем льда. Этот лед был зеркалом, отражающим каждое ее движение. И одновременно совершенно непостижимым образом лед был прозрачным – сквозь него видны были люди, дома, река и дорога. Люди ходили по льду, словно его не было вовсе. А она смотрела и смотрела на них снизу, недоступная им, ими не замечаемая. Вот она увидела человека, словно вжавшегося в лед с той, земной стороны. Его лицо искажалось толщей льда, черты невозможно было разглядеть. Только с удивительной четкостью она видела его глаза, темные, со странным сурово-нежным выражением. И вдруг оказалось – это не она, а он был под водой, он задыхался подо льдом, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха. Она старалась пробиться к нему, разбить лед, колотилась о непроницаемую ледяную корку, которая вдруг разом потеряла свою прозрачность и стала просто зеркалом, которое сухим шелестящим голосом шептало ей слова на непонятном языке. А она в отчаянии беспомощно застыла перед этим зеркалом и…
… проснулась с мокрым от слез лицом. Ей показалось, что земля содрогнулась - будто двинулись какие-то громадные, скрытые в тверди земной механизмы, двинулись и с натугой закрутились. Но скоро все движение их снова стало скрытым и неслышным. Ирен выглянула в окно - уже занимался рассвет. Она потормошила сладко спавшего мужа.
- Лоран, когда мы поедем в Японию?
Комментарий к 13. Молчащие горы и свежая кровь на свежем снегу
(1) - “инцидент у Абура-но Коджи” - ликвидация отколовшейся от Шинсенгуми части отряда под командованием Ито Кашитаро
========== Интерлюдия. Лунная госпожа ==========
Небесное снадобье вовсе не сладко и не имеет божественного аромата. Оно страшно, как трехногая птица, служащая Богине, Владычице Запада(1). В нем, как в очах той птицы, отражается Вечность.
Но самое страшное - небесное снадобье дает не только вечную жизнь, но и вечную память. Наказание. Терзание. Помнить - страшное слово.
Помнить то, что никогда не была любимой, что супруг, благородный и искуснейший Стрелок, никогда не пылал к ней тою любовью, какую пробудила в нем потом прекрасная фея, жена божества вод. Как было не завидовать? Фея, грациозная, как летящий лебедь или парящий в облаках дракон, и Стрелок, храбрый и искусный, сияющий как те самые солнца, которые он низверг с небес и обратил своими стрелами в золотых воронов.
Помнить, что фея из благородства, жалея своего непутевого супруга, оставила любимого Стрелка. И Стрелок вернулся к ней, к жене. К нелюбимой.
Помнить, как из злобы и ревности украла добытое Стрелком снадобье, предназначавшееся для двоих, для нее и мужа, и выпила сама, одна, алкая небес и бессмертия.
Небесное снадобье дало ей бессмертие. Небесное снадобье вознесло ее на луну, в прекрасные и холодные лунные чертоги. Жестокая Владычица Запада - что положила ты в свое снадобье? Что обратило красавицу в мерзкую жабу, в жабу, чья спина покрыта коростой, а глаза вечно выпучены, в скользкую жабу, живущую в лунных чертогах? И вечное одиночество стало ее стихией - не считать же спутником белого Зайца, вечно толкущего в нефритовой ступке снадобье бессмертия, белого зайца с алыми как кровь глазами, толкущего агатовым пестом кору волшебного древа. Да и есть ли где тот заяц? Выдумали, поди, его ничтожные глупые людишки, алчущие бессмертия, алчущие вечности.
Вечно должна была пребывать на луне она - обманщица, воровка, нелюбимая супруга, которую терпели только из благородства. Что за отвратительная вещь - благородство! Пустопорожняя людская выдумка. И все же она весь тот кусок вечности, что провела на земле, искала благородных. Тех, кто до конца исполнял долг. Тех, кто был до конца верен верности. Зачем? Для чего? Она сама не знала, ненавидела ли она эту людскую породу, или наоборот. Но всегда, всегда она пыталась разглядеть в них своего Стрелка. Оттого и променяла луну на землю, променяла жабью личину на личину ночной кровососущей твари - чтобы искать. Искать. Искать своего Стрелка. В личине любой - древнего ли царя-воина, молодого ли самурая, офицера ли полиции… И во многих, многих других, кого она обрекла на блуждания в Вечности.
И вцеплялась она мертвой хваткой во всякого, кто хоть чуть напоминал ей Стрелка. Но Стрелок неуловим, и многие из тех, кто более всего напоминал ей Стрелка, также рано или поздно вырывались из ее рук. Зимней ли ночью, когда прогнали ее от того, кто напоминал ей Стрелка, когда пересновали разорванные ею нити; знойной ли ночью, когда унесла она цветок бессмертия; осенней ли ночью, когда сожгли ее земное тело и вместе с прахом этого бренного заточили ее дух в саркофажек. Причины и следствия, прошлое и будущее - смешались они, как смешались составляющие варева Владычицы Запада. И ничего уже не понимает та, что была некогда супругой Стрелка.
И, заточенная в саркофаг из черного металла, заточенная в темницу чужого звериного тела, заточенная в темницу своей судьбы, ждет она, алчет исхода. Любого исхода. Ибо любой исход для нее слаще неподвижной застывшей Вечности.
Комментарий к Интерлюдия. Лунная госпожа
(1) - богиня Сиванму
========== 14. Узница Вечности ==========
Танжер, наши дни
Ева
Немой мальчишка-слуга выглядел каким-то нездоровым, подумала Ева. Однако никакой болезни она в нем не заметила - все было так, будто из мальчишки просто по каплям, час за часом, минута за минутой, уходила жизнь. Кто же этот мальчишка, в очередной раз подумала Ева, когда маленький слуга подал ей на старом серебряном подносе стаканчик с холодным каркаде. Ева обычно не пила человеческих напитков, но цвет каркаде был так похож на кровь, что она решила пригубить. Каркаде напоминал лунный свет - такой же холодный и чуть кисловатый. Лунный свет цвета крови…
Комната Харуны не изменилась с ее прошлого прихода - только посветлела. На окнах больше не было газовой ткани, и лунный свет заплескивал теперь беспрепятственно в маленькую комнатку.
Что-то похожее было тогда, в предпоследний раз - только в тот день, как и раньше полупрозрачный газ на узких окнах не пускал луну. А впрочем - на одном из окон газовая ткань тогда была чуть отодвинута. Однако настороженное ожидание тогда было точно таким же, как сейчас.