Об этом думается уже спокойно. Естественный ход вещей, так ведь? Любящие друг друга люди женятся, живут вместе. Что пугало меня раньше до нервной дрожи, теперь отстутило. Я не думал, что есть другая жизнь, что может быть так, и то, что это совершенно нормально для двоих. Даже если один из них — я, а другой — сущий ангел.

Забрался рядом на кровать, обнял меня сзади, и в самом деле поцеловал одну из роз, на плече.

— Я люблю тебя, — произнёс тихо.

— Я тоже, — отзываюсь немного отстранённо.

— Тоже любишь себя? — шутливо обижается птенчик.

— Тебя, тебя я люблю, — оборачиваюсь. — А взаимно ли? Вон Чар чуть не наружу выбежал встречать, а ты!

— А я и не знал, что ты уехал, — обманывая, птенчик смотрит в сторону.

— Я не стал тебя будить, ты на зомби уже похож стал.

— Ну, на пару минут можно было, — тянет. — Что там с Самирой решили?

— Мы не были у матери Бека. Мы были у его друга.

Я не вправе рассказывать всю правду даже любимому. Не моя это тайна.

— То есть вы весело провели время? Просто прогулялись? — птенчик вроде бы не ревнует, голос спокойный, но вопросы мне не нравятся.

— Это было действительно важно. Бек расскажет тебе сам, я уверен.

— Понятно, секреты.

По тону любимого трудно определить, обиделся он, расстроен или всё в порядке, пока не поясняет:

— Я очень долго верил, что мы с тобой больше не будем вместе. И что ты встречаешься с Беком. Я… остро реагирую до сих пор. Прости.

Осторожно перехватываю его руку у себя на плече, поглаживаю запястье. Не отстраняется, рассматривает моё предплечье, шевелит губами, чтобы потом заявить:

— Здесь пять.

— На правой тоже пять, они симметричные, — утверждаю.

Не пальцы, конечно же. Розы. Любимый с темы на тему перескакивает как всегда, моментально и без всякой видимой логической связи. И не раз.

— Можно, я тебя поцелую? — зачем-то интересуется.

Увидев мою недоумённо приподнятую бровь, поясняет:

— Ну… в шрам? На лице.

Да я не просто разрешу, я ещё просить об этом буду — получил надо мной птичка власть, получил. Но только не сейчас, когда я только что кончил — член-то от этого точно встанет, но это будет малоприятный «сухостой». Муляж эрекции, который к полноценному оргазму не придёт, разве что к чисто механическому, неприятному, в чём-то болезненному — а птенчик может и заинтересоваться, и потереть.

— Можно я покурю схожу? — осторожно спрашиваю.

— А… — любимый смущается. — Ты хочешь меня потом… ну, ещё раз?

Сидит он такой растрёпанный, в кофте на пару размеров больше необходимого, что едва прикрывает ему жопку, сглатывает. Нет, конечно, как можно его хотеть, немыслимо же!

— Я хочу тебя все свои разы. Пока смерть не разлучит нас. Или кредитная история.

Получаю по затылку подушкой почти моментально, зато отпущен точно на все четыре стороны с попутным ветром в жопе — птенчик заполз под одеяло и занял в нём оборону. Снова включил стратегию избалованного ребёнка. Ну-ну, посмотрю я на его упёртость через полчаса.

Сижу в одиночестве, пытаясь снова найти среди пачек в столе хоть одну не пустую, недолго. В дверном проёме нарисовывается Бек, так же, как и я, раздетый по пояс. Пирсинг он так и не снял, но вместо драгоценных колечек в соски вставлены обычные тусклые шпалки. И корни волос уже начали отрастать в привычный цвет.

— На, — протягивает мне сигарету. — Не шуми на весь дом, Чарли спит.

— Затрахался? — издеваюсь, но сигарету беру.

— Не проспался. Мы, в общем-то, и не…

Бек садится на стул напротив меня, боком к столу. Замолкает, недоговорив, и вид у него какой-то слегка ошарашенный. Поджигает сигарету, но так и оставляет её тлеть в пальцах, смотрит куда-то в пол.

— То есть я тебе должен поверить? — продолжаю издевательства.

— Я сам себе не верю, — тихо соглашается Бек. — Мы просто… говорили. Я сидел, пока он не уснул. Вас слышал. Горячо встретились. И… знаешь, успокоился. Не хотелось секса. Я шрамы у Чарли на голове рассматривал. Хотел обнять его, но… всё.

— Ты таблетками не передознулся?

Не знаю, зачем несу этот страшный бред, но слова будто сами наружу вываливаются. Змея блевануть решила, что ли?

Бек качает головой:

— Я и об этом подумал. Те же самые, и съел столько же. Накопительный эффект или… вот ты помнишь, рассказывал мне, как с ангелочком нашим только познакомился?

Помнил я подробности плохо — в тот момент был зол и вмазан по самые зрачки, что нёс — неизвестно. Но сам факт припоминаю. И как потом кое-что пояснял.

— Вот похоже, — Бек стряхивает пепел с кончика сигареты, которой ни разу не затянулся. — Я в эту хуйню не верил никогда. Она есть, сука, есть!

— Ну есть и есть, — пожимаю плечами, по-змеиному хладнокровно не разделяя восторга. — Чару не говорить?

— Не говори, — мотатет головой Бек и вдруг осознаёт: — Мы друг другу этого… не сказали вообще. Сразу свадьба, чёрт возьми, сегодня в машине тоже, но…

— Я думаю, будить его не надо.

— Ты редкий мудак и конченный придурок, — ворчит Бек, стряхнувший с себя обалделое оцепенение. — Я до сих пор не понимаю, почему мы все с тобой общаемся.

— Я ещё и местный секс-символ, — смотрю в сторону и выпячиваю подбородок для комичного эффекта.

— Какая местность, такие и символы, — ворчит Бек. — Эта зима когда-нибудь закончится? По календарю давно пора, весне прогулы ставят!

— То есть вот к чему мы пришли. К разговорам о погоде на кухне. У меня чёрт возьми бандитская пуля в животе, а мы про снег! — почти смеюсь.

— Перестань с этим шутить, — Бек раздражается и наконец-то затягивается остатком сигареты. — Ты-то герой, везучий, храбрый, но тупой. Не представляешь и сотой доли того, что на самом деле могло случиться, и какие были бы последствия. Дурак восторженный.

Да, это я перегнул. Бек же тоже защищает, не как птенчик, только меня от всех и всех — от меня. Нас от угрозы, которую осознать и принять слишком сложно и мне, хотя я прикоснулся к этому. Никто не поверит, в том числе и полиция. Такое — это где-то там, в Штатах и странах «третьего мира», никак не здесь, не у нас.

— Так и должны все истории заканчиваться, на кухнях. Когда все живы, и… — Бек делает нервную затяжку, тушит окурок. — …дома.

— В таком случае, — перебиваю его, — беру свои слова назад о том, что эта история — не наша. Ещё как наша, твоя и моя. Она началась с твоего тела под забором, и если ты так хочешь привести конец к началу, могу пойти и тебя туда же снова воткнуть. В тот же газон. Погода, котрую ты собирался обсудить, вот точно такая же — опять дождь.

Капли размазались по оконному стеклу, котрое я видел боковым зрением, блестели от лампы на кухне. Несколько попали на пол через приоткрытую, чтобы дым не застаивался, фрамугу.

— Нет, не надо, мне и здесь хорошо.

— Настолько хорошо, что ты к себе домой не собираешься? — намекаю.

— Собираюсь, — сосредоточенно отзывается Бек. — Чарли ещё немного пусть поспит. Да и Эрик там… не совсем адекватный ещё. Не беспокойся, всё равно к обеду я Дэниела звал. Хотя мы же не особо вас стесняем?

Лукаво улыбается. Но тепло и искренне. Чтобы мы не утаивали в душе, всё равно рады друг за друга. Что смогли зацепиться, что нас — любят.

— То есть ты нас слышал? — порог кухни переступает птенчик, почёсывает ногой ногу.

Уже надел джинсы обратно, но вот расчесаться — забыл. Гнездо на голове так и осталось, привлекать пернатую родню.

— Я не специально, — медленно разводит руками Бек. — Но, а что такого-то?

Птенчик смущён, но, подумав, соглашается:

— Ничего, наверное. Вы будете спать ложиться?

Смотрю на часы. Начало шестого. Вроде бы как и можно поспать, но с другой стороны уже утро.

— Нет, наверное, — подкрепляет мои сомнения Бек. — Я закурю, ничего?

— Тут и так уже стен не видно, — ворчит птенчик, но садится за стол и разрешает: — Ничего, у тебя хотя бы ароматизированный табак.

Несмотря на разрешение, Бек не закуривает. Смотрит на птенчика с каким-то смешанным выражением то ли заботы, то ли уважения, потом переводит взгляд на меня и просит: