Сижу рядом с кроватью, положив подбородок на скрещенные ладони. Чувствую дыхание на своей коже, причём и там, где шрам. Как когда-то, как кажется, давно. Разглядываю черты любимого лица, и только. Ещё хотя бы минуту. Хоть меня и ждут.

— Попрощались? — нетерпеливо интересуется Бек, когда я, наконец, выхожу, аккуратно прикрыв дверь.

— Да, не ори, — раздражаюсь.

— Ну так поехали уже, терпеть не могу ночные трассы! — торопит меня сестра птенчика.

— Да сейчас уже, иду, — отмахиваюсь, рассовывая по карманам бумажник, ключи и телефон.

— На вот, надень.

Это уже миссис Птица. Протягивает мне шарф, тот самый, серый с белой буквой. Забота, трогательная до нелепости, но я смиряюсь и разрешаю его повязать на шею, для чего мне приходится сильно наклониться.

— Не стоило беспокоиться, мы ненадолго совсем.

— Позволь матери самой решать, когда беспокоиться, а когда — нет, — улыбается. — С вами-то ничего не случится, а вот… в общем, поезжайте.

Не говорит вслух, потому что это болезненно, хоть и общеизвестно. Она остаётся, чтобы наблюдать за сыном. Потому что когда птенчик проснётся, а меня рядом не будет — всякое может произойти. Такие расстройства не то, что исчезает моментально, по щелчку. Кажется, мне ещё и не до конца рассказывают, что на самом деле происходит и насколько плохой прогноз.

От этого — только хуже, хочется бросить всё и никуда не ехать. Но не выход, я при всём желании не могу постоянно только и делать, что нянчить птенчика. Потому что можно провести так день, два, месяц… но кто даст гарантии, что его состояние улучшится? Что, если наоборот, и он, как капризный младенец, совсем свихнётся на наличии меня рядом? Лечить его надо — да. Адаптировать — безусловно. Но не потакать. Это не жестокость, пусть и кажется таковой.

Выхожу из дома первым, глубоко вдыхаю. Снег больше не идёт, и почти весь, что лежал — истаял под мелким дождём. Но весной совсем не пахнет. Серо и сыро. Хочу закурить, но всё сбивает приступ надсадного кашля. Надо лечить ещё и это.

— Дать леденец? — Бек участливо похлопывает меня по спине.

— Если не с лимоном.

— Да вроде нет, — Бек вертит в пальцах блистер, силясь разглядеть состав. — Мята, ещё какая-то лечебная хрень. Лимона нет. Не любишь?

— Аллергия.

— Не знал. Но от этих вроде не сдохнешь.

Обнадеживающе. Но конфетка приятно холодит горло, и тошнотворные спазмы кашля сходят на нет. Закрываю глаза и откидываю голову. Внутри маленького автомобильчика уютно, хоть и немного холодно. Или это кажется оттого, что Бек, который рядом со мной забрался на заднее сидение с ногами и укутался в дорожное одеяло, дрожит. Нервно дёргает головой, обхватывает себя руками, шумно выдыхает и смотрит в пол. Мне слишком хорошо знакомо такое точно состояние, но тут мало чем можно помочь. Бек и сам это отлично знает — пара часов, и всё снова будет в норме. Надо перетерпеть.

— Просто ужас какой-то, — сестра птенчика хлопается в водительское кресло, не переставая жаловаться, — строит из себя мою мать! «Курение не к лицу девушке!» — довольно похоже передразнивает голосом миссис Птицу.

— Но тебе же уже есть двадцать один, — осторожно замечаю.

— Конечно, я не из тех кокоток, которые прячутся за вечным «шестнадцать с небольшим», — оборачивается. — Эй, Бекверди, ты уверен, что надо ехать?

— Я в порядке. Перебрал немного.

Слабо улыбается. Ничего он не в порядке. Я и сам сомневаюсь, что нам нужно ехать именно сейчас и в таком составе. Но Беку, похоже, действительно нужно в неопределённое куда-то, насчёт местонахождения которого я до сих пор не в курсе.

— Если блевать — то только на коврик, пожалуйста. Следите друг за другом и не отвлекайте меня, неприятно признавать, но стаж вождения у меня ничтожный.

Я с Беком согласно киваем, но озабоченно переглядываемся. Авантюра начинает казаться не столь безобидной. Сестра птенчика же, невозмутимо сжав сигарету губами, сосредоточенно разворачивается на подъездной дорожке около дома, едва не цепляя навес и скутеретту под ним. Но всё-таки не цепляя.

Манера езды по городу в целом напоминает у неё наоборот, точный расчёт профессионала, а не невероятное везение болвана. Нервничать всё время невозможно, к тому же спокойствие девушки заразительно. Её, похоже, не волнует не только дорожная ситуация, но и вероятный штраф за курение за рулём — по салону плывут завитки и колечки дыма.

Смотрю в окно, на до рези в глазах знакомые здания центральных улиц — мимо них я проезжал сотни и тысячи раз. Но впервые ловлю себя на мысли, что я не хочу уезжать. Не в плане куда-то, как сейчас. А переезжать совсем. Кажется, во мне что-то изменится, если я больше не смогу видеть холодную, неприветливую Тэй, зажатую в бетон и мосты, что своей леденящей темнотой чуть не отняла мою жизнь. Может, от такой репутации и прошлого и стоило бы уехать подальше — Дэниел и от меньших неприятностей собрался сбежать за океан. Но я не настолько труслив. К тому же, меня неявно поддерживает Бек — почти такой же, как я, с прошлым, что показалось бы обычному обывателю мерзким. Нам трудно сейчас и будет трудно потом — куда бы мы ни пошли, ткнёмся в вежливые улыбки отказов и «стеклянный потолок». Общество так пытается защититься от нам подобных. Как будто мы от безделья и любопытства обитали в самом низу. Хотя насколько хрупким является их «благополучие», если мы для него — угроза?

Тихо усмехаюсь. Глупые, жестокие игры. Ни я, ни Бек, ни подобные нам не пропадут. Жалко таких, благовоспитанных и рафинированных, как Ди. «Хороших мальчиков». Для них покинуть привычный пузырь, где все грызут друг друга, не переставая расточать вежливые комплименты — смерти подобно.

Бек приваливается к моему плечу, закрыв глаза. Дрожит. Дышит глубоко, но неестественно — пытается контролировать своё состояние. Чуть оборачиваюсь к нему, обнимаю. Одной рукой поверх одеяла, другой — под ним. Сестра птенчика покосилась на нас в зеркало, но промолчала. Не похоже это на интимные отношения, не похоже. Кожа очень горячая, бриллиантик кольца впивается мне в ладонь, когда накрываю руки Бека своей. Согреть его надо бы.

— Подогрев включишь?

— Сидений-то? — отзывается наш небрежный водитель. — Не-а. Сломался, всё никак в салон не заеду. Сорок два градуса на улице, херовая весна, но не замёрзнет.

Бек открывает глаза, как будто точно знает, когда это сделать. Считал повороты, что ли?

— Здесь останови.

— Тут запрещена стоянка!

— Пяти минут мне хватит.

Как только автомобиль тормозит, сразу же выходит, не надев куртку, идёт прочь быстро. Знакомо. Если будешь двигаться медленно — головокружение собьёт с ног. Проводил бы, но уже не нужно — Бек скрывается за дверью одного из магазинов, освещённых изнутри. В витринах — тропический сад и заманчивые стикеры акций на стёклах. Сестра птенчика нервничает, оглядывается по сторонам, а потом достаёт из сумочки помаду и подкрашивает губы — если уж дорожные полицейские подойдут штрафовать, так хоть чтобы выглядеть красиво. И на фото получиться не замарашкой — тоже логика.

Бек возвращается, в руках огромный букет лилий. Цена на них и так кусачая, а зимой подскакивает процентов на десять-пятнадцать. Выглядит, как непомерные траты. Салон моментально окутывает терпкий, резкий, неприятный аромат, это те цветы, которыми только издалека любоваться нужно.

— Теперь как кошки нассали, — комментирует это прихорошившаяся зря девушка, выруливая на дорогу. — Твоя мать точно оценит такой шикарный жест?

— А твоя? — спокойно-ледяным тоном отвечает вопросом на вопрос Бек, и воцаряется молчание.

Понимаю, что он знает что-то такое об аристократическом роде птенчика, что мне неизвестно, и что это может заткнуть рот и настолько сварливой дамочке. Ощущение… неприятное. Снова я будто в потёмках, и вроде как нахожусь на великосветском рауте, где все вокруг обсуждают тему, в которой ты полный профан, но уверены, что ты, как и все они — крупный специалист, раз уж оказался здесь. Приходится сделать незаинтересованный вид и разглядывать знакомый пейзаж за окном.