Сюжеты, посвященные деятельности женщин в публичной сфере, в частности благотворительности, учительству, журналистике, приобрели большую значимость в связи с возникшей в годы перестройки интеллектуальной модой на изучение гражданского общества в императорской России9.

В этот период получает импульс для своего развития и история советских женщин, которая особенно страдала из-за относительной закрытости СССР для иностранцев и отсутствия свободного доступа в архивы. Конечно, и в советское время на Западе на основе главным образом опубликованных материалов выходили работы, которые сегодня могут считаться классикой. Многие из них посвящены роли советских женщин в экономике страны10. И все же только с открытием архивов и появлением возможности проводить интервьюирование положение дел в этой области серьезно изменилось: увеличилось количество работ по социальной истории женщин, были предприняты шаги по переводу и публикации мемуаров и архивных документов11.

Таким образом, за первые 20 лет своего существования социальная история женщин заложила прочный фундамент для последующих исследований гендерной проблематики, которые в 90-е годы сделали колоссальный рывок. Однако немалую часть этого фундамента составили также исследования по истории русской литературы и культуры в целом, которые активно развивались на Западе в 70–80-е годы12.

В 90-е годы со сменой «социально-научной» парадигмы на «культурную» в зарубежной историографии получают широкое развитие культурные исследования («cultural studies»), в которых категория гендера занимает центральное место. Эта тенденция получила развитие и в русистике, которая продолжает уделять особое внимание периоду XIX – начала ХХ в., в особенности истории литературы13.

В настоящем обзоре рассматривается зарубежная историография России, посвященная гендерной проблематике. Это труды по социальной и культурной истории, опубликованные после 2000 г., а также те работы по истории литературы, в которых реконструируется социальный контекст. Соответственно, чисто литературоведческие работы, многие из которых опираются на психоанализ, равно как и работы по истории сексуальности, остаются за рамками данного обзора.

В центре внимания находится англоязычная историография, в первую очередь американская, которая благодаря развитой в США научной инфраструктуре давно занимает ведущее место в зарубежной русистике и достигла своего пика в изучении гендерной истории России на рубеже 2000-х годов.

В Германии гендерная история зародилась совсем не так давно и следует, по признанию самих немцев, «в фарватере» англо-американской историографии. Основные темы немецких исследований по России сосредоточиваются вокруг изучения русской литературы, истории женского освободительного движения и женщин советской эпохи. Нельзя не упомянуть фундаментальную монографию Бьянки Пиетров-Эннкер о «новых людях» (4; 108), изданную в 1999 г. и переведенную на русский язык в 2005 г. в рамках проекта о сотрудничестве кафедры славянской филологии университета Фрайбурга с РГГУ и другими научными и учебными заведениями России. Плоды этого проекта – сборники «Пол, гендер, культура», в которых принимают участие специалисты из разных стран (5). Сотрудничество с зарубежными коллегами является отличительной чертой не только немецкой, но и финской русистики, вносят свой вклад и исследователи-слависты из Швеции и Норвегии.

Во Франции гендерная история России пока не получила развития, о чем свидетельствует содержание ведущего журнала по русистике «Cahiers du monde russe» за последние 10 лет. Только в 2009 г. в нем была помещена подборка статей, в которых анализируются женские дневники в России периода 1750–1850 гг. Ситуацию с гендерными исследованиями во французской русистике прекрасно иллюстрирует тот факт, что в аннотации к статье американца Джеффри Бердза (29), опубликованной в этом журнале в 2001 г. на английском языке, – единственному материалу, в названии которого упоминается слово «гендер», – этот термин заменен во французском варианте на нейтральное (и понятное) слово «женщины».

Таким образом, все внимание в обзоре сосредоточено на англо-американской исторической русистике, где в последнее десятилетие все явственней обнаруживается новая тенденция. По мере убывания количества специальных исследований по гендерной или же по женской истории появляется все больше работ, в которых гендерная проблематика органично вписывается в конкретно-историческое исследование. Гендер оказывается необходимой аналитической категорией для тех, кто стремится глубже проникнуть в суть культуры и социума, понять, а иногда и по-новому интерпретировать их историческую эволюцию.

Одной из первостепенных задач, выдвинутых в свое время первым поколением женских историков на Западе, был пересмотр схем исторической периодизации, которая прежде основывалась исключительно, как считалось, на истории мужчин. Неудивительно, что к этой проблеме обратились и русисты, поскольку «новая хронология», будучи наиболее общим мерилом научных достижений, неизбежно придает вес любой отрасли исторического знания, особенно такой «вызывающей» с точки зрения научного истеблишмента, как женская история. Кроме того, сама задача создания хронологической схемы побуждает к осмыслению того, что уже сделано предшественниками, и дает необходимую опору для последующих исследований.

Первые шаги в этом направлении были сделаны в уже упоминавшемся здесь сборнике «Русские женщины» (см. сноску 1 на стр. 7), который подвел определенную черту под тем, что было сделано в области женской истории в 70–80-е годы. В центре предложенной авторами-составителями Б. Клеменц, Б. Энгель и К. Воробек концепции находился социальный (жизненный) опыт женщин, и основанием для нее служили ключевые для социальной истории категории приспособления, сопротивления и трансформации. По мнению этих исследовательниц, в истории русских женщин просматриваются два крупных периода. Первый соответствует эпохе традиционного общества, он характеризуется преимущественно «приспособлением» женщин к существующей патриархальной системе. Формы женского сопротивления патриархальной власти проявлялись в этот период на микроуровне отдельной семьи или общины и часто трудно отличимы от успешного приспособления. Сущность второго периода, соответствующего эпохе индустриального, вестернизованного общества, составляет «трансформация» – процесс превращения женщины в независимую личность, который начался в России после Петровских реформ и первоначально коснулся только столичной элиты. В провинции дворянки сохраняли традиционный образ жизни приблизительно до середины XIX в., а для крестьянок эпоха глубоких социальных изменений началась не ранее 1880-х годов. Таким образом, хронологическая граница между двумя периодами оказывается весьма подвижной (119, с. 2). Что касается форм женского сопротивления, то в XIX–XX вв. центральное место занимает социальный протест (там же, с. 7).

Западные русисты сходятся во мнении, что XVIII век был ключевым периодом в изменении статуса женщины как в обществе, так и в семье. Важнейшую роль здесь сыграли реформы Петра, причем не только общеизвестные указы, потребовавшие от дворян одеваться и вести себя в соответствии с европейскими нормами, но и закон 1716 г. о собственности в браке, и идеи о женском образовании. Отмечается, что указ об ассамблеях создал новые публичные пространства, в которых женщины начинают играть важную социальную роль. Предписанные нормы рыцарского поведения и учтивости в высшем обществе обозначили радикальные изменения в кодах гендера и сексуальности, явились первым примером вторжения верховных властей в детерминирование восприятия, репрезентации и социальных последствий женской самостоятельности (47, с. 5). Все это постепенно подрывало домостроевскую модель брака и отношений между полами. И хотя определенные изменения фиксируются историками уже со второй половины XVII в., все же именно петровские преобразования считаются переломным моментом, водоразделом в гендерной истории России. Как пишет Н. Коллманн, Петр Великий сформировал целые поколения «новых людей», которые должны были превратить Россию в европейскую державу (89, с. 20). Изучение ближайших и отдаленных последствий петровских преобразований осуществляется в западной русистике в рамках исследований так называемого «длинного XVIII века» (1700–1825), однако в ряде случаев хронологическая граница этого периода отодвигается к 1830–1840-м годам, а иногда и к 1860 г. Это имеет под собой серьезные основания, поскольку другой важной вехой в области женской истории изначально считалась эпоха реформ 1860–1870-х годов, когда произошли серьезные изменения в социальном положении женщин (они получают доступ к образованию, значительно расширяется их участие в общественной жизни).